После наступления темноты - Грег Ф. Гифьюн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Кто там?" - позвал он.
Ему ответил приглушенный голос. Голос был женским.
Он подошел ближе, на этот раз сделав шаг в сторону, чтобы можно было заглянуть в окна по обе стороны от двери. Кто-то в светло-розовом плаще стоял на ступеньках, но лица было не разглядеть. Гарри посмотрел вниз по улице. Перед домом был припаркован розовый Volkswagen Rabbit.
"Алло?" - произнес голос, на этот раз громче и явно раздраженный.
Гарри осторожно взялся за ручку двери, повернул ее и приоткрыл дверь, наклонившись так, чтобы была видна только левая сторона лица. Перед ним стояла женщина средних лет.
"Гарри, нам нужно поговорить, немедленно". В ее голосе слышались едва сдерживаемый гнев и слезы. "Прямо сейчас, черт возьми".
Он знал эту женщину, но не мог определить ее имя. "Мне очень жаль... Я не..."
"Это я". Она вздохнула и наклонилась ближе. Ее волосы были длинноваты для женщины ее возраста, но это ей шло, особенно если учесть, что она носила их уложенными и обматывала лоб привлекательным шелковым шарфом. Ее карие глаза в молодости, вероятно, были очень выразительными, но сейчас они были стеклянными и налитыми кровью. На ней было довольно много косметики, включая щедрую порцию вокруг глаз и блестящую розовую помаду в тон плащу, подпоясанному поясом.
Наконец-то до него дошло. Он не видел ее несколько месяцев (правда, встречался с ней всего пару раз), и она выглядела совсем иначе, чем в последний раз, когда он ее видел. Она сменила цвет волос с естественного рыжего на более мягкий русый, а сама прическа стала длиннее и выглядела нарочито растрепанной.
Какого черта здесь делала жена Аарона Серси?
"Глория", - пробормотал он. "Мне так жаль. Я не узнал вас".
"Вы ужасно бледный", - сказала она, как будто только сейчас заметила его.
Его нос был заложен. "Я... э-э... у меня грипп. Я немного не в себе, извините".
"Вокруг творится что-то ужасное, многие люди болеют". Она провела языком по губам, и выражение ее лица смягчилось. "Я знаю, что мне, наверное, не следовало появляться вот так, на эмоциях и все такое, но нам нужно поговорить. Пришло время поговорить".
"Все в порядке?"
" Думаете, я была бы здесь, если бы это было так?"
По-прежнему скрытый за дверью, Гарри положил бейсбольную биту в угол между окнами и стеной, а затем открыл еще немного себя. Свежий воздух казался холоднее, чем несколько минут назад. "Что все это значит?"
"Можно войти? Я не хочу говорить об этом у вас на пороге".
"Сейчас не лучшее время, Глория, я действительно неважно себя чувствую".
"Да, - сказала она, - я тоже. Как может кто-то из нас чувствовать себя хорошо, когда происходит то, что происходит?"
"Что происходит?"
" Не надо играть со мной в дурачка, Гарри". Она откинула прядь волос с глаз. Недавно она сделала маникюр, накрасив ногти в светло-розовый цвет. Если уж на то пошло, то она была в полном порядке. "Так вы меня впустите или нет?"
"Вы случайно не видели никого на улице, когда подъезжали? Рабочего, очень бледного парня в черном комбинезоне, который тащил бы за собой что-то похожее на большой кусок трубы?"
Глория уставилась на него так, словно он заговорил на языке. "Нет. А что?"
"Я подумал... ничего, я... Мне показалось, что там кто-то был раньше".
"Наверное, он ушел до того, как я пришла", - сказала она, скрестив руки на груди. "Впусти меня, Гарри. Ты не хуже меня знаешь, что нам нужно поговорить об этом".
Покорно кивнув, он отступил назад и открыл дверь, чтобы она вошла. Когда она проходила мимо, от нее исходил аромат сладких духов и алкоголя, достаточно резкий, чтобы он смог уловить его даже при таком ограниченном дыхании.
Глория бродила по началу коридора и вышагивала как сумасшедшая, чувствуя себя неуютно в собственной шкуре и не зная, что с этим делать. "Я так разозлилась, что пытаюсь понять, какие эмоции держать в себе, а какие выбросить, понимаете? В смысле, что мы должны делать? Как мы должны себя вести?"
Гарри последовал за ней вглубь дома, хотя и неохотно, чувствуя себя гротескным, отталкивающим и слабым. "Могу я принести тебе что-нибудь? Кофе или..."
"Вы не возражаете, если я закурю?" - спросила она, роясь в большой розовой кожаной сумке, перекинутой через плечо.
"Лучше бы вы этого не делали. Я и так едва могу дышать".
Она посмотрела на него и кивнула, отпустив сумку. "Да, конечно, извини, я не подумала". Она подошла ближе и без предупреждения протянула к нему руку, прижав ладонь ко лбу. "Ты весь горишь. Когда вы в последний раз измеряли температуру?"
"Недавно", - ответил он, стоя как школьник в кабинете медсестры. "Она была около 102".
Рука Глории опустилась. "У вас есть тайленол?"
"Наверное, где-то есть".
"Принимай по паре таблеток каждые четыре часа или около того, это снизит температуру".
"Да, я так и сделаю". Ноги Гарри болели так сильно, что он понимал: долго стоять он не сможет. Он также знал, что лучше оставить Глорию в кабинете. Кухня должна была оставаться вне пределов досягаемости. Если она заглянет в грязную комнату, ему придется объяснять ей про койота. Он указал на диван. "Присаживайтесь".
Когда Глория поставила сумочку на пол и расстегнула плащ, он прошел к дивану и сел на край кресла. Она без особых усилий перекинула плащ через край дивана, затем опустилась на подушки и скрестила ноги в коленях. На ней было красивое, но простое розовое платье без рукавов, достаточно низкое, чтобы показать декольте, подходящие пластиковые серьги-обручи и пара розовых туфель с шипами на каблуках. Она не носила нейлонов, но ее ноги были гладкими, шелковистыми и в хорошей форме. Изящный золотой браслет украшал ее левую лодыжку. Ее обручальное кольцо было больше, чем у Келли, и сверкало так, словно она собиралась сажать с его помощью самолеты. Хотя она была одета слишком нарядно для обычного субботнего дня, Гарри решил, что она пришла с работы в своем салоне. Она показалась ему одной из тех женщин, которые всегда причесываются, - этакая домохозяйка 1950-х годов, чей муж никогда не видел ее без прически и макияжа.
"Должна вам сказать, - сказала она. " Вы
