Торговец плотью - Ричард Пратер

— Кто — я? Да я с ума схожу по таким развеселым пляскам. Вот это я называю житухой.

Бетти недоверчиво покачала головой и негромко засмеялась.

Ее подруга пошла танцевать с каким-то ухарем, и они невольно остались наедине среди толпы.

— Ты не откажешь мне в этом танце? — спросил он.

— Н-не знаю, — заколебалась она.

— Проклятие, послушай, что ты против меня имеешь? У меня дурно пахнет изо рта или есть еще что-то, не менее отталкивающее? Ты же танцуешь с другими ребятами. Что-то я не врублюсь. Почему ты отказала мне в прошлый раз? Я ведь тебя не на трапеции пригласил кувыркаться.

Бетти растерянно заморгала своими вдруг потемневшими голубыми глазами.

— Я... В мэрии я была просто не в настроении, Тони. И потом, ты отплясывал с другими девушками, я видела, как ты с ними танцевал.

— Как именно? Я вроде бы обычно танцую.

— Разве?

— Ну, как большинство в моем возрасте.

— Опять же, ты пригласил меня так, будто... не сомневался, что я обязательно пойду с тобой. Да еще вроде бы и одолжение мне делал. Ты казался таким уверенным в себе и таким самодовольным, что мне просто не захотелось танцевать с подобным типом.

— О господи, женщина! Все было совсем не так. Боже...

Бетти прервала его:

— Тони, почему ты изъясняешься в такой дикой манере?

— Послушай, Бетти, я говорю, как умею. Я — это я, и говорю как Тони Ромеро. Как...

Он смолк, сжав челюсти до боли в зубах. В первый раз он — против своей воли — назвал здесь свою фамилию. А ведь и не собирался делать этого — не заметил, как само выскочило. Но поскольку Бетти не обратила на его проговорку внимания, Тони успокоился:

—О’кей, я прополощу рот. А теперь давай потанцуем.

— Ладно, Тони, — с непонятной покорностью согласилась Бетти.

Как глупо спорить с дамой из-за какой-то ерунды. Что делает с человеком, подумать только, пребывание в глухомани.

Вот он и бегает высунув язык за некрасивой куколкой. Они вошли в круг, Тони обнял Бетти за тонкую талию и слегка прижал к себе, приноравливаясь к ритму. Вблизи она казалась еще привлекательнее — ее темные волосы щекотали его подбородок, луговой запах ее гибкого тела буквально одурманил его. К своему удивлению, Тони обнаружил, насколько, в отличие от других женщин, его возбуждает ее близость, даже легкое прикосновение к ней. Не отдавая себе в том отчета, думая лишь о ее ярких и притягательных губах, о ее белой коже, он привлек ее еще ближе к себе, сжал еще сильнее в своих объятиях.

Бетти отстранилась и глянула ему в глаза:

—Тони... пожалуйста, полегче, ты меня задушишь.

Он смотрел на нее, видел ее порозовевшие щеки, ее повлажневший, приоткрывшийся рот. Бетти явно была взволнованна, словно испытывала те же чувства, что и он. Тони смотрел на ее губы, желая впиться в них, еще сильнее прижать ее к себе и целовать до исступления. “Господи, да что со мной такое? Женщина как женщина, с какой стати нюни распускать?” И пока он пожирал ее взглядом, потеряв счет времени, музыка кончилась и стало вдруг тихо.

— Ну, недолго же это длилось, — с сожалением проронил он. — Потанцуем и следующий танец, хорошо?

Она ответила не сразу, помедлила.

— Что-то не хочется, Тони.

— Послушай, Бетти, я почти не знаю тебя, а завтра я уезжаю. Так почему бы нам не доставить себе радость хотя бы на танцульках?

— Уезжаешь? А почему?

— Надо кое-где побывать, я все время в движении. Такой уж я неугомонный. Меня в сонную одурь бросает от вашего затхлого городишки. В общем, мне пора.

Больше не было сказано ни слова, но, когда заиграл оркестр, они, не сговариваясь, сразу же присоединились к остальным.

Тони плотно прижимал ее к себе, и она безропотно следовала за ним. Протанцевали и этот, и следующий танец в полном молчании. Время от времени Тони поглядывал на нее: Бетти танцевала с закрытыми глазами, будто плыла в волнах музыки. У него появилось необычное ощущение пустоты в желудке. Он почти не владел собой, жаждал прижать ее к себе насколько возможно сильнее, сдавить в своих объятиях так, чтобы слиться с ее податливым телом.

После еще одного танца Тони предложил:

— Давай прогуляемся, Бетти. Отойдем от этого толковища, поговорим.

— Хорошо.

Тони взял ее за руку, и они ушли торопливо от толпы по тускло освещенной улице. Тони понятия не имел, куда они направляются, просто шел, держа ее за руку. Потом обнял ее за талию, Бетти не отстранилась, и они молча продолжали шагать, и их бедра изредка соприкасались. Когда они поравнялись с отелем, Тони вспомнил, что перед ним припаркована его машина, и повел ее туда. Подойдя к “бьюику”, он открыл дверцу и помог Бетти сесть на переднее сиденье. Потом выехал из города по извивающейся, густо обсаженной деревьями дороге и, найдя небольшой просвет, съехал с дороги на обочину.

— Зачем ты привез меня сюда, Тони? — спросила Бетти.

Он повернулся к ней:

— Я просто хотел остаться с тобой наедине. Ты и никого больше.

Его сердце грохотало в груди, и он не мог объяснить, даже понять, что с ним происходит. Околдовала она его, что ли? В темноте он не мог разглядеть ее, только ощущал ее близость.

Он придвинулся к ней по сиденью, неуклюже положил руку на ее плечи и притянул к себе. Она вяло сопротивлялась, взывая к нему:

— Тони, пожалуйста, не надо, Тони.

Внезапно Бетти ослабела, и Тони прижал ее к себе, нашел левой рукой ее лицо в темноте и приподнял его, склонился над ним и припал к ее губам. Они у нее оказались мягкими, нежными, сладкими; ее руки неуверенно, робко обвились вокруг его шеи. Тони почувствовал, как бурлит кровь в его венах, угадал, даже услышал, что и ее сердце бьется так же безумно, как и его собственное, и, обняв ее обеими руками, вжал в себя.

Когда он наконец отпустил Бетти, то услышал ее учащенное прерывистое дыхание, да и сам еле перевел дух.

— Не целуй меня так, Тони, — взмолилась она.

— Да что с тобой? Неужели я тебе совсем не нравлюсь?

Он едва смог расслышать ответ, так тих был ее голос.

— Не в том дело, Тони. Я... ты... пугаешь меня. Что-то в тебе есть такое... Не знаю. Ты... нехороший, Тони. Еще никогда я не была ни с кем похожим на тебя.

Его руки все еще обнимали ее, их лица почти касались друг друга. Тони поцеловал ее в щечку, в уголок рта, услышал ее негромкий вздох, когда их губы слились.

В темноте Тони различал лишь контуры ее тела, но мог вообразить чистую белизну ее кожи. Задыхаясь, Бетти шептала:

— Не надо... Тони, пожалуйста... Я боюсь...

Тони молчал. Его сердце колотилось в бешеном ритме. Он повернулся, еще ближе придвинулся к ней, обнял, находя своим телом ее тело, своими губами ее губы.

— О, Тони, — приглушенно, словно в бреду, говорила Бетти. — Я боюсь. О, Тони... О, Тони...

Позже он целовал ее залитые слезами щеки, ее соленые губы.

— Успокойся, — говорил он. — Ну почему ты плачешь?

— Я не знаю. Честно, не знаю. Просто плачу, и все. Целуй меня, Тони, целуй...

Они сидели, обвив друг друга руками, и незаметно проговорили битый час. Бетти рассказывала ему о себе: ей восемнадцать, живет с матерью и отчимом. Мать часто болеет. Она прожила в Напе всю жизнь, родилась здесь. Припомнила какие-то мелочи, которые не должны были бы интересовать Тони, но он жадно слушал и переспрашивал ее.

— Теперь ты услышал обо мне почти все, — сказала Бетти, — а я не знаю ничего, кроме твоего имени и того, что ты из Сан-Франциско. Так что ты скажешь о себе, Тони? Чем ты занимаешься? Я тоже хочу знать о тебе все-все.

Тони ласково поглаживал ее теплую обнаженную руку и принялся было сочинять какие-то пустяки о себе. И вдруг словно плотину прорвало — он рассказал ей о Шарки, о том, как занялся своим бизнесом, как достиг своего нынешнего положения.

Бетти внимательно слушала его, и ее внимание подгоняло Тони, словно, отпустив тормоза, он жаждал разболтать ей все о себе, рассказать и о том, и о сем, в общем, обо всем. Слова лились из него почти непроизвольно, он говорил и говорил, даже не задумываясь, почему его так понесло. Он рассказал ей и о Марии, и о публичных домах, и об Анджело, обо всем, кроме убийства полицейского. В конце концов он вздохнул и замолчал.

Ничто не нарушало ночной тишины.

— Ну? Скажи же что-нибудь. Тебе ведь есть что сказать, после того как я разболтал тебе все мои секреты, так ведь?

— Я не знаю, Тони. Я не хотела танцевать с тобой, не хотела приезжать сюда. Я не хотела... ничего из того, что случилось. Но я сделала это. Ну а ты... как ты можешь наживать такие деньги? От проституток!

— Черт! Да что тут плохого? Кто-то должен же собирать их, почему бы не я? Это такие же бабки, как и любые другие. Поверь или проверь — никакой рутины.

— Но это же омерзительно.

— Что-то я тебя не пойму, — не без раздражения возразил Тони. — Нет тут, как я думаю, ничего омерзительного. Черт, девочки зашибают неплохие деньги и при желании всегда могут уйти на все четыре стороны. Только они не торопятся. — Он оживился. — Послушай, Бетти, а почему ты не уберешься из этой дыры? Я мог бы устроить тебя во Фриско так, чтобы ты имела больше, чем все эти чистоплюи из Напы, вместе взятые. Ты похоронила себя на этом кладбище.