Смерть короля Тсонгора - Лоран Годе

От Массабы не осталось почти ничего. В пределах крепостных стен город был в руинах. Дома разрушены. Их разбирали по камешку, чтобы заделать пробоины в крепостных стенах. Все вокруг стало бесформенным. После бесчисленных атак в городе остались только стены, защищающие руины. Пыль покрывала мостовые. Фруктовые деревья стояли сожженные, с обломанными ветками. Самилия уехала. И теперь уже война была проиграна обеими сторонами.

И тогда Коуаме и Санго Керим в последний раз свели свои армии в долине и в последний раз вступили в переговоры.

– Это конец, – сказал Санго Керим, – ты знаешь это так же хорошо, как и я, Коуаме. Нам теперь надо просто завершить то, что мы начали. У нас еще остались воины, которые пока живы и которым предстоит пасть в бою. Ни ты, ни я не можем уклониться от этой последней схватки. Но я хочу провозгласить здесь условия последнего дня, после чего уже не скажу ни слова, мне останется только смерть и ярость. И я говорю перед нашими двумя собравшимися здесь армиями: пусть тот, кто хочет уйти отсюда, сделает это сегодня. Вы все сражались достойно. Сегодня война заканчивается. С этого дня начинается мщение. Пусть те, кому есть куда идти, уходят. Пусть те, у кого есть жены, идут восвояси. Пусть те, кто не испытывает глубокого горя из-за потери дорогого ему человека, за которого он должен отомстить, положат свое оружие на землю. Для них все окончится сегодня. Они не получат здесь никаких богатств, на которые рассчитывали, но они унесут свои жизни. Пусть они ревниво дорожат ими. А для других, для тех, кто готов принять участие в последней схватке, пути к отступлению уже не останется. Мы будем биться день и ночь. Мы будем биться, забыв про Массабу и ее сокровища. Мы будем биться ради того, чтобы мстить.

– Ты прав, Санго Керим, – ответил Коуаме. – Дольше сегодняшнего дня война не продлится. А потом начнется резня, в которой сойдутся озверевшие люди. Пусть те, кто еще может уйти, не стыдятся этого и уходят туда, откуда они пришли, чтобы рассказать, отчего мы в такой ярости.

В рядах воинов наступило долгое тревожное молчание. Они смотрели друг на друга. Никто не осмеливался сделать первый шаг, И тогда заговорил Рассамилаг:

– Я ухожу, Санго Керим. Уже давным-давно мы проиграли эту войну. Уже давным-давно я каждое утро встаю побежденным. Я сожалею о той ночи, когда мы пили вино из мирта пустыни и когда мы могли все прекратить. Я был с тобою повсюду. Все, что претерпел ты, претерпел и я. А сегодня я выбираю мир. Если кто-нибудь здесь должен отомстить мне, если кто-нибудь хочет отплатить мне за смерть брата или друга, я готов сразиться с ним. Но если таких здесь нет, я ухожу и похороню войну в Массабе в песке моего прошлого.

Никто не шелохнулся. Рассамилаг медленно вышел из рядов. И начался великий отход. В каждом лагере, в каждом племени люди решались и выходили. Молодые потому, что перед ними еще были годы жизни, и они хотели вернуться к своим семьям. Старики потому, что у них было лишь одно желание – быть похороненными на родине. Повсюду воины обнимались, прощаясь друг с другом. Те, кто уходил, в последний раз говорили дружеские слова остающимся. Они сжимали их в объятиях, препоручая земле. Они предлагали им свое оружие, свои каски и своих верховых животных. Но те, кто оставался, от всего отказывались. Наоборот, это они хотели одаривать уходящих. Они говорили, что для них конец близок, и скоро им ничего не будет нужно, кроме монетки, которую мертвым кладут между зубами. Они отдавали тем, кто уходит, свои сокровища, свои амулеты и записки для передачи родным. Казалось, на равнине какое-то гигантское тело медленно делится надвое. И с одной, и с другой стороны ряды воинов редели.

Наконец те, кто уходил, были готовы. Они покинули долину в тот же день. Нужно было, чтобы, когда начнется битва, они, увидев своих сражающихся сотоварищей, не вернулись и не стали в их ряды.

В долине осталась лишь горстка воинов. Одержимые войной люди, которые выбрали мщение. У каждого из них был на примете человек, которого надо убить. Каждый хотел мстить за брата или за друга и с ненавистью дикого пса смотрел на того, на кого собирался наброситься.

Среди них был Барнак. У его ног те, кто из его отряда решил уйти, положили свои запасы ката. Эта сухая трава образовала немалую горку. Барнак не спеша нагнулся и, захватив полную горсть, положил кат себе в рот. Он жевал его, сплевывал, снова наклонялся и брал пригоршню травы. Когда он всю ее прожевал, вокруг него были лишь кусочки жеваных корешков. И он пробормотал самому себе:

– Теперь я не усну уже никогда.

Никогда еще ни один человек не поглощал такого количества наркотика. Он задрожал всем телом. Его утомленные годами мускулы снова обрели змеиную крепость. Его осаждали видения, он дико вращал глазами, на губах выступила слюна. Он был готов к бою.

Прозвучал сигнал, и началось побоище Последний штурм одержимых. Без разработанного плана, без дружеской поддержки собратьев. Каждый сражался сам за себя. Думая не о том, чтобы сохранить свою жизнь, а о том, чтобы отнять жизнь у врага, с которым он бился. Это походило на схватку диких кабанов. Разбитые головы. Потоки крови, заливающие лица. Пробитые доспехи… Ужасные предсмертные крики заставляли дрожать старые стены Массабы.

Санго Керим и Коуаме первыми ринулись друг на друга. Во всеобщей сутолоке каждый из них всеми силами пытался сразить противника. Но и на этот раз победа не давалась ни тому, ни другому. По лбу у них катился пот. Они впустую истощали себя в сражении. И вот тут появился Барнак. Широко размахнувшись, он мечом снес голову Санго Кериму. Она жалко покатилась в пыли, и Санго Керим даже не успел сказать прощальное слово городу, в котором родился. Жизнь вокруг уже шла без него. Коуаме опустил свой меч. Он ему больше не был нужен. Враг лежал тут, у его ног. Но рано было радоваться этой победе. Теперь старый Барнак мутными от ката глазами смотрел на него. Он уже никого не узнавал. Он видел вокруг себя только тела, которые надо сразить. И он с силой ударил мечом по шее Коуаме, который с удивлением уставился на него. И тут же рухнул на землю к ногам своего обезглавленного противника. Убитый своим другом.

К Барнаку бросились десятки воинов из обеих армий. Они окружили его, словно охотники, которые обложили дикого зверя и загоняют его ударами. Так он и умер. Забитый десятками копий. Затоптанный и забросанный камнями воинов обеих армий.

Повсюду падали сраженные воины. Повсюду росли горы трупов. Все постепенно шло к концу. Оставались только тяжело раненные, которые ползли из последних сил, пытаясь не стать добычей для пиршества гиен, которые уже заполняли долину. Сако умер первым. Его брат Данга вспорол ему живот и вывернул на землю его внутренности. Последним усилием Сако удалось полоснуть Дангу мечом по ноге. Брызнула кровь, но Данга смеялся. Он победил.

– Ты умираешь, Сако, и победа осталась за мной. Массаба моя, и королевство нашего отца тоже мое. Ты умираешь. Я тебя сразил.

Он оставил тело брата лежать на земле, а сам поспешил к Массабе. Чтобы в качестве правителя открыть ворота города. Чтобы насладиться видом своих владений. Но кровь из его раны продолжала течь. Он уже не мог идти, силы покидали его. И город, казалось ему, где-то бесконечно далеко. Теперь он уже полз. И все еще смеялся. Он не понимал, что предсказание сбывается. Он, близнец Сако, который родился на два часа позже брата, умрет через два часа после него. Он проживет ровно столько же, сколько брат. Сако умер первым, и он ждет его. С нетерпением. Данга медленно истекал кровью. И так же, как он родился, уткнувшись лицом в простыни, окровавленные при рождении брата, он в предсмертных муках лежал в пыли, красной от всеобщей резни. Все свершилось. Смерть одного брата означала конец жизни другого.

Когда Данга испустил последний вздох, так и не добравшись до ворот города, Массабу окутала мертвая тишина. В городе не осталось никого. Наступило время стервятников, и хищные птицы тяжело кружили над городом.

4

– Ты не плачешь, Тсонгор?

Голос Катаболонги прозвучал в огромном подземелье, где находился склеп. Тсонгор не ответил.

Тсонгор слышал отдаленный голос друга, но не отвечал. Нет, он не плакал. Он смотрел, как они идут. Его дети. И воины Массабы. Последние ее воины. Они были здесь. Перед его глазами. С изуродованными лицами. С измученным взглядом после долгих лет войны. Они все были здесь, они шли медленным шагом, словно в агонии. Он различил среди них Коуаме и Санго Керима. Он видел двух своих сыновей, Сако и Дангу, которые еще вцеплялись друг в друга. Они все были здесь. Тсонгор не плакал. Нет. Ему казалось, что он видит колонну сумасшедших, жаждущих крови. Он замер. Он даже не пытался окликнуть их. Из чувства презрения. Он испытывал к этим воинам, которые убивали друг друга до последней минуты, только презрение. Нет, он не плакал. Мертвые, что проходили перед ним, почувствовали это и опустили головы. Перед ними был Тсонгор, и он осуждал их своим старческим взглядом. Тсонгор позволил им пройти мимо него, не сказав им ни слова, не пытаясь их обнять и в последний раз поцеловать в висок. И тогда их охватил стыд. Они пошли к берегу, уже ни на что не надеясь. Тсонгор смотрел, как они исчезают. Они все были здесь. Он оглядел каждое тело. Вгляделся в каждое лицо. Теперь он был уверен, что Самилии среди них нет. Его гнев еще больше возрос. И тогда он заговорил, обращаясь к этим окаянным людям. Его слова падали, словно камни. Так звучат слова оскорбленных отцов.