Поселок (С иллюстрациями) - Кир Булычев

Потом возникла проблема с сеткой, которая должна вместить воздушный шар и держать корзину. Водоросли для нее собирали Марьяна с рыжей Рут. Руки у них распухли от холода, в конце концов Линда запретила дочке лазать по болоту, и Олегу пришлось забросить все дела и заниматься сбором водорослей. Правда, помогали ребятишки, близнецы, которые жили у Старого, и дети Вайткуса, но это занятие им быстро надоедало, и они куда-то улетучивались.

С утра, как рассветет, Марьяна с Олегом шли за кладбище по проторенной тропинке к болоту. С каждым днем приходилось забираться все дальше, они брели по топкому берегу, по колено в ледяной воде, которая обжигала даже сквозь непромокаемые штаны из рыбьей кожи. Водоросли сидели крепко, приходилось их срезать. Упругие белесые водяные волосы вырывались из рук, а подрезать их надо было под корень, чтобы волокна получались как можно длиннее. Ноги скользили; жадные, но, к счастью, вялые еще пиявки елозили по штанам коготками; в панике бросались в сторону, если наступишь невзначай, глазастые крабы; подплывал, любопытствуя, утюг, и тогда приходилось отступать на берег и ждать, пока он снова уйдет в тину.

Олег старался делать больше, чем Марьяна, но все равно отставал от нее, и ему казалось, что никогда уже не набрать водорослей на эту чертову сетку. А ведь их надо было еще отнести к сараю, там разложить на полу, чтобы сушились, а сушились они плохо — было пока холодно и воздух сырой.

Больше всех противилась мать. Перспектива воздушного путешествия Олега ее пугала до смерти.

— Это самоубийство, — повторяла она Сергееву. — И вы это допускаете так равнодушно.

Слова матери только раздражали Олега.

— Мне скоро двадцать лет, — отвечал он устало.

Он выматывался, как никогда раньше, потому что Сергеев не уменьшил занятий электроникой, да и работы в мастерской было достаточно.

А когда Олега принялся отговаривать Вайткус, он вдруг взорвался:

— Я что, меньше делаю? Я не строю мельницу? Не делаю плуг? Я никого не заставляю. И если мне придется делать этот шар одному, я все равно буду его делать. Наверное, братьям Монгольфье тоже все говорили, что они тратят время даром. А не было бы их, не прилетели бы мы сюда на космическом корабле. Все начинается с чего-нибудь.

Вайткус засмеялся. Смех выбулькивал откуда-то из огромной рыжей бороды.

— Лучше бы не было братьев Монгольфье, — сказал он наконец. — И мы сейчас мирно сидели бы дома.

— А я не шучу, — сказал Олег.

— Жаль. Надо уметь относиться с юмором к самому себе.

— Какой уж тут юмор. Мать кричит. Луиза говорит, что игра не стоит свеч, Старый твердит, что риск слишком велик, а остальным кажется, будто я играю в какую-то игру. Почему никто не понимает?

— В общем, ты играешь, — сказал Вайткус, — в хорошую игру, но уж очень непривычную для нас, простых смертных.

— Но разве вы не хотите улететь отсюда?

— Очень хотим. Мы, старшие, даже больше, чем ты. Мы знаем, что мы потеряли, а ты только догадываешься. Но даже в таком странном социуме, как наш поселок, вырабатываются стереотипы отношения к новому. И они мало отличаются от того, что происходит в очень большом городе. Идти к кораблю — это понятно, это все делали. Убивать зверя — понятно. Без этого не проживешь. Но лезть в горы на воздушном шаре — это безумие. Детский тип риска. Это мечта Казика, а не дело человека, на которого поселок надеется совсем в другом.

— Но пешком тоже опасно.

— Пешком вдесятеро больше шансов дойти. Дорога уже известна. Экипированы вы будете куда лучше, чем год назад. Опыта у вас тоже больше. Нет, я за традиционные пути, даже если традициям всего год от роду. Слишком много поставлено на карту.

Возражения Олега не останавливали. Но, за исключением Сергеева, который в первые же дни подсчитал объем шара и мощность горелки и пришел к выводу, что шар может полететь, остальные надеялись, даже были убеждены, что из затеи с шаром ничего не получится.

Дик, как и раньше, не завидовал Олегу. Ему было достаточно собственного превосходства в тех областях жизни, в которых он был непобедим. Он бы сам полетел на шаре, но не к кораблю, а в другую сторону, к таинственным лесам и рекам, которые скрывались за холмами. Там были его победы и испытания. Дик хотел увидеть мир сверху, как птицы, но об этом не считал нужным говорить. Поэтому Олег удивился, когда Дик тоже разыскал лежку мустангов и принес оттуда целый мешок пузырей.

Совсем уж неожиданно воспротивилась полету Лиз.

Олег избегал ее, как можно избегать человека в маленьком поселке. И если Лиз приходила к ним, он искал предлога уйти в мастерскую или перейти за перегородку к Старому, чтобы там позаниматься, не слушая женских разговоров. Его удивляла мать — с Лиз она начинала говорить, причем с искренним увлечением, о вещах неважных, пустяковых, которые явно не стоили того, чтобы их обсуждать. Ну ладно, пока они обсуждали рецепты всяких скудных блюд, соревнуясь в умении сочетать сладкие клубни с кашей или сушеными орешками, это их дело. Но они взяли за правило судить о других людях. Не желая слушать эти разговоры, но не в состоянии не слушать — голоса доносились даже через перегородку, — он узнал, например, что Линда плохо воспитывает рыжую Рут, потому что больше думает о том, как заполучить Сергеева, большая Луиза недокармливает Казика, он такой бледный, а Марьяшка все дурнеет — что-то у нее неладно с метаболизмом (это были слова матери, Лиз их не поняла, но сразу согласилась). Какой-то недоразвитый ребенок — восемнадцать лет, а больше похожа на мальчишку-подростка. Олег даже закашлялся, чтобы они поняли, что он все слышит, и почему-то Лиз засмеялась высоким голосом. И он сразу представил себе Лиз, только по голосу, хотя совсем не хотел о ней думать. Лиз была самой толстой из молодого поколения. То есть она не была толстой, а у нее были толстые части тела, другого слова Олег придумать не мог. Толстая грудь и толстые бедра. Лиз часто смеялась, когда с ней разговаривали Олег или Дик, и однажды Олег перехватил взгляд Дика, который глядел на Лиз, как на добычу на охоте. Как-то, когда Лиз ушла, а Олег вернулся от Старого, стал укладываться спать, мать спросила, не пора ли подумать о семье. Олег даже не понял — в каком смысле.

— Жениться, — объяснила мать.

Олег засмеялся.

— Уж не на Лиз ли?

— Жизнь продолжается. Даже в такой дикой обстановке. Смотри, упустишь девушку. Уйдет она к Дику.

— Считай, ему повезло, — ответил Олег.

— У тебя нет выбора.

— Я улечу на Землю и там решу все свои проблемы.

— Дурак, — сказала мать в сердцах. — Ты кончишь тем, что влюбишься в заморыша.

— Марьяна хоть не дура. — Олег отвернулся к стене.

Весна наступила ранняя и теплая. Сергеев, который ведал не только календарем, но и погодой, сказал, что и лето, по его расчетам, должно быть теплым.

Сначала дожди смыли остатки снега, только в глубине леса он еще держался некоторое время, потом дожди стали реже, и днем воздух прогревался сквозь облака настолько, что ребятишки скинули кухлянки и выбегали по пояс голые. Солнце поднималось уже так высоко, что его можно было различить неясным, но ярким пятном сквозь вечные тучи. Коза пережила очередной медовый месяц и теперь присмирела, паслась за изгородью, ожидала прибавления семейства.

С юга вернулись шакалы, которые откочевывали туда за зверьем, первые птицы опустились на изгороди, громко хлопая перепончатыми крыльями, появился гнус, и, когда ребятишки и женщины во главе с Вайткусом работали в огороде, приходилось зажигать дымные костры. Одного из близнецов Старого укусила снежная блоха, и он прикусил себе до крови язык.

Лето еще только начиналось, но Олег все более ощущал внутреннюю тревогу, нетерпение и даже страх, что времени осталось слишком мало. Он ничего не успеет. Главное, не успеет выучить все, что нужно, чтобы прийти на корабль починить связь. Теперь его часто освобождали от общих дел — он совсем перестал ходить на охоту, и его не звали работать в огород, даже в мастерской Сергеев говорил ему, чтобы он не путался под ногами, а вечерами строго допрашивал, что он выучил, узнал, понял, причем Олег видел и раздражение Сергеева, которое возникало от того, что сам Сергеев далеко не все понимал.

А вместе с тем шар, незаметно преодолевая оппозицию, превращался в объективную реальность. Когда прошли дожди, а Чистоплюй, которого Казик с Фумико до отвала кормили червями, стал плевать так злобно, что вокруг его клетки образовалось стеклянное озеро, под навесом между мастерской и яблонями Олег с Марьяной начали склеивать из пузырей шар. Сначала они с Сергеевым нарисовали на земле выкройку шара, похожую на цветок с острыми лепестками, и она была так велика, что Фумико с трудом докидывала камешек от края до края. Сто двадцать шагов. Затем Марьяна с Олегом начали склеивать сегменты шара — лепестки. Пузырей, которых, казалось, так много, сразу не хватило. Казику с Диком пришлось снова охотиться на мустангов.