Почти три года (Ленинградский дневник) - Вера Инбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обоим было жутко.
Но Ф. решилась. Она откинула и разворошила ледяные одеяла. На кровати лежали мертвые старик и старуха: дедушка и бабушка. А между ними светились на подушке два ясных детских глаза. Это была внучка, девочка трех-четырех лет.
Ф. привела ее к себе. Девочка была вся в пролежнях. Когда ее вымыли, она сказала:
— Дай каши.
Ее накормили. Положили в больницу, где делали все, чтобы спасти ее, но она умерла на семнадцатый день. Даже имя осталось не вполне установленным: не то Машенька, не то Ниночка. В своих дневниках Ф. так и называет ее: «Ниночка-Машенька».
1 февраля 1943 года. 5 часов дня
Вышла погулять. Решила пройти своей любимой дорогой, вдоль Ботанического сада. Ладожские грузовики оттуда ушли, и проход теперь свободен.
Но не успела я дойти до главного входа в Ботанический, как начался обстрел, такой близкий и такой частый, как тогда, у Ситного рынка.
Кроме меня, на улице была только одна женщина с ребенком. Она легла на тротуар, закрыв девочку своим телом. Я побежала обратно через Карповский мостик, домой.
Я чувствовала, что бегу навстречу выстрелам, но не могла остановиться. Влетела во двор — и сразу в нашу аптеку, как самое близкое здание.
А там оказался И. Д., который пришел туда за кодеином. Как только я его увидела, так сразу весь страх и прошел. Вместе мы и вернулись.
Снарядов было штук десять, не больше. Видимо, подвезли орудие на буере.
4 февраля 1943 года
6-я немецкая армия под Сталинградом перестала существовать. В боевом донесении сказано, как в старинных петровских реляциях:
Взяты в плен: генерал-фельдмаршал — 1 (Паулюс).
Генерал-полковников — 2.
Остальные — генерал-лейтенанты и генерал-майоры.
Всего взято в плен 24 генерала. Общее число пленных 91 000.
Боевые действия в Сталинграде и в районе Сталинграда прекращены.
5 февраля 1943 года
Из одного письма:
«Ленинградцы прокладывали путь к защите городов, а сталинградцы закончили путь защиты городов и открыли новый путь — разгрома гитлеровской Германии.
Спасибо вам, ленинградцы, за великую услугу всему человечеству и в первую очередь — нашему советскому народу».
8 февраля 1943 года
Невралгия мучает. Я уже до болезни «сбилась с руки», как иногда «сбиваются с ноги».
Не знаю, как будет с поездкой в Москву.
9 февраля 1943 года. Ясное морозное утро
На раннем рассвете начался обстрел нашего района и длился около четырех часов. Разрывы были разные: то с воздуха — двойные, возможно реактивные, то низкие, с сотрясением почвы. Удивительно гулко рвутся снаряды ранним утром в спящем городе, точно в пустом каменном амфитеатре, где эхо тоже расположено рядами.
Евфросинья Ивановна говорит, что к нам привезли раненых «в одежде, и кровь течет». Значит, ранены на улице. Один снаряд разорвался у мечети.
Это немцы нам мстят за все. За Сталинград в первую очередь. И за вчерашние Курск и Карочу.
10 февраля 1943 года. Утром
Окончательно расклеилась, «вышла из графика», утратила «ритм», что для меня является подлинной катастрофой. Рывками я ничего не могу добиться: только неторопливым, но непрерывным усилием.
Замучили невралгии и отсутствие телефона: остановились все мои дела. Поездка в Москву повисла в воздухе. Что касается книги прозы, во всяком случае надо писать иначе, чем думала раньше.
Самое тяжелое — это то, что в такие минуты начинает ослабевать воля: волевой мускул слабеет. Знаешь, что надо сделать, и нет сил. Лук не стреляет: тетива ослабла.
Что надо делать сегодня:
1. При всей слабости ни в коем случае не лежать. Сойти вниз, засесть за телефон, наладить все дела.
2. Кончить «Окно ТАСС» (его я начала уже на рассвете).
3. Поменьше жаловаться. На это уходит очень много сил.
О литературной «фиксации». Одни только чувства в стихах или прозе быстро улетучиваются. Их необходимо «закрепить» конкретными деталями. Это лучшие «закрепители».
11 февраля 1943 года
Болезнь моя, быть может, хороша тем, что послужит водоразделом между стихами и прозой. Все время думаю о прозаической книге. Поездка в Москву — неопределенна. (Снова тревога. Даже не знаю уже — которая по счету.)
Немцев мы бьем. Подошли уже к Харькову. О растерянности в Германии я «читаю и начитаться не могу», как сказано у Пушкина по другому, правда, поводу.
12 февраля 1943 года
На дворе мучительная оттепель. Это не прошлогодняя зима с ее «лютой нежностью». Сейчас все тает, скользкий, грязный вечер. Невралгия так и бегает по мне, играет мною, как мыши кошкой, если бы могли.
В такую погоду хорошо с головой укрыться какой-нибудь главой. Поездка в Москву отодвигается. Аэродромы размокли, а прямого сообщения поездом еще нет. Словом, как ни вертись, а надо сесть за работу.
14 февраля 1943 года. Около 8 часов вечера
Шквальный обстрел во время обеда. Снаряды падали часто и близко. Все здание ощущало силу удара: оно ухало, как человек, которого ударяют под диафрагму. Я разрывалась между двумя жаждами: жаждой чая и желанием сойти с третьего этажа. Стоя, глотала, обжигаясь, горячий чай, никак не могла от него оторваться.
Когда мы, наконец, спустились в штаб, все уже стихло. Сейчас тоже тихо. Но что будет ночью? Ночь лунная-прелунная.
15 февраля 1943 года
Мой сон: на развороте газетного листа — новый вид ласточки с пропеллером. И тут же зона ее распространения: целый громадный материк.
Мне думается, это как-то преломился во сне вчерашний маленький мальчик, прелестный, серьезный, в длинных лыжных штанах и шапочке из кроличьего пуха. Мальчик шел со своей бабушкой и смотрел в небо: не летают ли «мессершмитты». Мать, уходя, махала ему рукой и говорила:
— Не бойся, Вовик, не бойся. Ты же с бабушкой.
Вот уж действительно могучая защита!..
Мы освободили Ростов и Ворошиловград.
Вечер
Беспощадная луна. Тревоги, правда, нет, но обстрел продолжается. Бьют орудия, очень тяжелые. Света нет во всем городе. Видимо, повреждена какая-то магистраль. У нас горит «летучая мышь», чистенько заправленная. Мариэтта тут же готовится к завтрашней лекции — «Синильная кислота» и еще что-то. И. Д. тщетно вызванивает кого-то по телефону.
Какая-то усталость во всем.
Нет, не кончились еще ленинградские трудности. А этот прорыв блокады… Он ведь тоже еще не окончательный. Нет, так не может кончиться ленинградская эпопея. Все будет по-другому: страшнее и величественнее.
18 февраля 1943 года
Понемногу втягиваюсь в работу. В тысячный раз повторяю себе, что нельзя доводить себя до «выпадения из графика».
Работать, не останавливаясь: в этом все.
25 февраля 1943 года
Накануне Дня Красной Армии мы с И. Д., по просьбе зенитчиков, выступали на одной из батарей. И. Д. сделал доклад о международном положении. Я читала. Батарея установлена у Тучкова моста на нескольких баржах, стоящих борт к борту. Нас повели туда, мимо стадиона Ленина, по длинным деревянным мосткам. Нева все еще во льду, такая холодная, что, кажется, никакая весна не сможет к ней пробиться.
На палубе, под сумрачным вечерним небом, девушки-зенитчицы у орудий.
Выступали мы внизу, в каюте, где не то что яблоку — ореху негде было упасть. Перед тем как мне читать, взял слово командир батареи. Он сказал:
— Вы, товарищ Инбер, голоса наших зениток слышите чуть ли не каждый вечер. А теперь мы послушаем ваш голос. А то все только по радио вас слыхали.
5 марта 1943 года
В «Ленинградской правде» интереснейший очерк «Цех искусственного белка» — о белковых дрожжах. Завод начал работать год назад, в самые тяжелые дни блокады.
«Среди тысячи разновидностей была найдена бактерия дрожжевого грибка — крохотная химическая машина, создающая в своем теле белок из сахаристого вещества древесины…»
Завод строился прямо на фронте.
«Ночами строители, монтажники, авторы проекта и будущие эксплуатационники выезжали на передний край обороны. Там, на «ничьей земле», в истерзанном снарядами здании, стояли машины, без которых нельзя было пустить завод. Их разбирали в сотне метров от блиндажей врага, заботясь о том, чтобы не дрогнула закоченевшая рука, не раздался предательский звон металла. С рассветом люди возвращались, волоча тяжелый груз».
Дальше идет описание процесса производства.
«Взяты первые пробы. Причудливый, изменчивый мир возникает в окуляре. Стрелой проносятся смутные звездообразные тени. Это смертельные враги и конкуренты дрожжевого грибка. Они поедают предназначенную для него пищу, охотятся за ним.