Роликовые коньки - Рут Сойер

— Совсем не хочу показаться тебе похожим на тетю Эмили, но эти куплеты дворецкого ты петь завтра не смей. — шепнул он племяннице в самое ухо.

— Как вы так можете, дядя Эрл! — отчаянным шепотом отвечала Люсинда. — Это же моя лучшая песня!

— Для пьяного дворецкого она и впрямь хороша, но для тебя… — И не в силах более сдерживаться дядя Эрл стал от души хохотать. — Дорого бы я дал, — справившись с приступом смеха, добавил он, — чтобы твоя тетя Эмили оказалась сегодня здесь. Ручаюсь, Люсинда, песня дворецкого в твоем исполнении оставила бы в ее душе неизгладимый след.

Днем позже кукольный театр был доставлен на кэбе мистера Гиллигана в гостиницу «Геднихаус». Люсинда особенно волновалась о музыкальных паузах, ведь швейцарскую шкатулку тети Эмили пришлось сразу вернуть. Но у Спиндлеров оказалась почти, такая же, и девочка облегченно вздохнула.

Публику на спектакль у Спиндлеров Люсинда тщательно отобрала сама. Среди приглашенных, конечно же, были миссис Колдуэлл, Эледа с дедушкой и бабушкой и Принцесса Саида с Синей Бородой, которых тут все называли мистер и миссис Исаак Гроуз.

— Понимаете, — обратилась Люсинда перед спектаклем к присутствующим, — мы с Тони будем очень стараться. Только не знаю, выйдет ли так, как вчера. Первый раз всегда выходит по-настоящему, а потом начинаешь задумываться.

— Ну, а что бы ты делала, если бы стала актрисой, — возразила ей миссис Соломон. — Ведь тогда тебе пришлось бы играть одно и то же не дважды, а сто раз подряд.

— А я бы так не смогла, — ничуть не смутилась Люсинда. — Я каждый вечер играла бы новую роль.

— И вскоре у тебя в голове все слова перепутались бы, — засмеялась бабушка Эледы.

— А я бы другие придумала, — весело отвечала Люсинда.

После спектакля устроили настоящее торжество. Официанты разносили мороженое и пирожные. Присутствующие наперебой хвалили не только спектакль, но и декорации. Особенно всем понравились корабль и Калибан. Никогда еще Тони Коппино не слышал в свой адрес столько лестных слов.

Уловив общее настроение, Люсинда отвела в сторону мистера Спиндлера и тихо сказала:

— Я очень хочу, чтобы Тони работал у вас в гостинице. Тут дело такое, мистер Спиндлер. В семействе Коппино полно детей — Лиза, Пьетро, Джемма, Тесса, и еще — даже имен не помню. Каждый раз, как я прихожу. Тони меня знакомит с каким-нибудь новым братом или сестрой. Не может же он из-за этого всю жизнь провести за фруктовым лотком! Вы же видите, какие он делает вещи своими руками! Я вас прошу, мистер Спиндлер, подумайте о Тони Коппино!

А на следующий день пошел снег, такой снег, что гулять было совсем нельзя, и Люсинде сразу после школы приходилось возвращаться домой. Замкнутое пространство квартиры плохо на нее действовало. Люсинда чувствовала, как на нее что-то давит, и сковывает, и затягивает… Ну как же, как же ей из этого вырваться? А на улице все мело и мело. И конечно же, наступил момент, когда Люсинда словно с цепи сорвалась.

Все началось с того, что Люсинда однажды утром, до школы, отправилась в магазин к своему ДРУГУ Луи Шерри. Самого его на месте не оказалось, но девушка, стоявшая за прилавком, уже достаточно изучила вкусы мисс Люсинды Уаймен. Вскоре Люсинда вышла на улицу с пакетом своих любимых конфет.

В классе пакет был тщательно убран в парту. Люсинда решила, что до конца занятий к нему даже притрагиваться не будет. Но когда во время урока мисс Бентон, самая молодая из всех учительниц в этой школе, вдруг вышла из класса, Люсинда вытащила пакетик и пустила его по рядам. К тому времени, как дверь класса открылась, все девочки сидели с полными ртами, и самое ужасное было в том, что вышла из класса мисс Бентон, а вошла грозная мисс Брекетт.

Девочки в панике склонились над партами. Все, кроме Альберты. Альберта была слишком глупа и медлительна и слишком уж смаковала конфету. Лениво разглядывая мисс Брекетт, она жевала.

— Альберта! — тут же сурово окликнула ее директриса.

Девочка встала.

— Подойди, будь любезна, ко мне.

Альберта спокойно пошла. Люсинда с ненавистью следила за ней и от всего сердца желала, чтобы эта тупица поперхнулась конфетой, прежде чем успеет выдать ее мисс Брекетт. Но, увы, Альберта благополучно добралась до доски.

— Что ты жуешь? — последовал новый вопрос.

Альберта решила не тратить слов. Она просто широко разинула рот, предоставив мисс Брекетт полюбоваться остатками шоколадной нуги.

— Где ты это взяла?

Услужливая Альберта снова решила не прибегать к помощи слов. Она просто кинула выразительный взгляд на Люсинду и, во избежание каких бы то ни было недоразумений, несколько раз кивнула головой.

Мисс Брекетт прошла вдоль по ряду до парты Люсинды. К этому времени наблюдательная директриса уже поняла, что рты абсолютно всех учениц этого класса набиты конфетами.

— Откуда у тебя конфеты, Люсинда?

Люсинда улыбнулась и радушно протянула пакетик с конфетами директрисе.

— Берите, мисс Брекетт! Они очень вкусные. Это от моего друга Луи Шерри.

Конфискация сладостей последовала немедленно, и конфеты от мистера Луи Шерри перекочевали в карман муслинового передника, который мисс Брекетт всегда надевала в школе поверх сине-белого платья.

— Ты впервые нарушила правила поведения в нашей школе, Люсинда, — назидательно проговорила мисс Брекетт. — На этот раз я прощаю тебя. Надеюсь, больше такого не повторится.

Правил Люсинда больше не нарушала. Потому что ужасный поступок, который она совершила всего несколько дней спустя, выходил за рамки каких бы то ни было правил вообще. Мисс Брекетт и в голову не могло прийти, что кто-нибудь из ее учениц на такое отважится. Позже Люсинда и сама не могла объяснить, зачем ей это понадобилось.

— Просто придумала, — пожимала плечами она, — я же не знала тогда, что поступаю коварно.

А дело было вот в чем. На парте у каждой из учениц с обратной стороны крышки кнопками было приколото расписание. Выглядело оно примерно так:

9 часов — арифметика, комната «Г».

10 часов — французский, комната «А».

11 часов — самостоятельные занятия, комната «В», и так далее.

Когда из холла первого этажа слышался удар гонга, девочки выстраивались с учебниками в руках. По второму удару они покидали в образцовом порядке класс, чтобы занять отведенную расписанием комнату. И вот в один из снежных дней Люсинда подумала: «Интересно, что будет, если хоть разок все пойдут не в свои комнаты?»

На другой день она явилась в школу двадцатью минутами раньше обычного и сумела заблаговременно поменять бумажки с расписанием на всех партах. Школа начала заполняться детьми, а Люсинда выжидала, что из этого выйдет?

После второго удара гонга образцовое учебное заведение погрузилось в совершеннейший хаос. Ряды старших и младших девочек смешались. Никто сейчас не помнил о правилах, которые предписывали при переходе из класса в класс соблюдать полнейшую тишину, и школа огласилась криками. Словно стадо овец заблеяло, почуяв опасность.

Лишь полчаса спустя удалось восстановить кое-какой порядок. Это случилось после того, как смятые ряды учениц возглавила сама мисс Брекетт. О, ей можно было бы смело доверить знамя полка, она бы сохранила его на поле боя!

Разведя вверенное ей воинство по классам, мисс Брекетт прямиком устремилась к Люсинде. Та открыла учебник и сделала вид, что старательно переводит французский текст. Но с мисс Брекетт такие трюки не проходили. Она все-все видела.

— Твоих рук дело, Люсинда? — спросила она.

И Люсинда ответила:

— Да, мисс Брекетт.

— Тогда спустись вниз, оденься и уходи из школы. Ты не имеешь права сюда приходить, пока я не пришлю за тобой.

Люсинда была готова ко всему, кроме этого.

Всю свою жизнь до «временного сиротства» она, казалось, только и делала, что училась стоически переносить разнообразные наказания. Нотации ей читали с тех пор, как она научилась слышать. Она оставалась за плохое поведение дома, когда другие шли в гости. Ложилась спать без ужина. Бывало, ей даже вешали на шею дощечку с перечнем прегрешений, и она была обязана с ней ходить. Но даже ту, прежнюю Люсинду, у которой еще не было ни роликовых коньков, ни стольких друзей, ни разу не выгоняли из школы!

Девочка была потрясена и унижена. Ее охватила такая тоска, что даже живот заболел. Ноги сами вынесли ее в раздевалку, а потом — вон из школы. Очнулась она только от голоса мистера М’Гонегала, полицейского, который окликнул ее на углу Брайант-парка.

— Ну, как дела, мисс Люсинда? Прекрасный сегодня день, правда?

— День — да, а дела — ужасно, — мрачно отвечала Люсинда. — По-моему, вам надо меня посадить в тюрьму, мистер М’Гонегал.

— В тюрьму? — переспросил тот. — Неужели это ты украла значок у мэра?