Шведские спички - Ро­бер Са­ба­тье

— Вот ту­да-то те­бе и на­до от­пра­вить­ся! — рявк­нул Бу­гра.

В эту на­ив­но на­ри­со­ван­ную ре­бен­ком кар­ти­ну Бу­гра до­ба­вил кое-ка­кие свои крас­ки, за­но­во при­ду­мы­вая ему де­душ­ку с ба­буш­кой, ис­поль­зуя соб­ст­вен­ные вос­по­ми­на­ния о дет­ст­ве, или при­ме­ши­вая чер­ты пер­со­на­жей из ро­ма­нов Зо­ля, или при­пи­сы­вая им вся­кие под­ви­ги в тра­ди­ци­он­ном ду­хе «куз­не­цов ми­ра».

Рас­хва­ли­вая де­рев­ню, он поль­зо­вал­ся эпи­чес­ким сти­лем и воз­двиг пе­ред Оли­вье ши­ро­кое по­лот­но, за­пол­нен­ное сто­га­ми се­на, тач­ка­ми с на­во­зом, жир­ны­ми гу­ся­ми, пу­за­ты­ми ко­ро­ва­ми, дво­ра­ми ферм и шум­ны­ми рын­ка­ми, бра­конь­ер­ст­вом и ши­ро­ким гос­те­при­им­ст­вом, крас­но­ще­ки­ми де­вуш­ка­ми и пар­ня­ми, от­лич­но тан­цую­щи­ми бур­ре. Вся­кий раз, ко­гда Бу­гра встре­чал Оли­вье, он сно­ва при­ри­со­вы­вал что-ни­будь к этой сель­ской кар­ти­не: по­хо­ды за гри­ба­ми, об­ла­вы на ка­ба­нов, охо­ту на птиц, лов­лю ра­ков ма­лень­кой се­тью, по­хо­жей на кар­ман, при­ва­жи­ва­нье ля­гу­шек на при­ман­ку — крас­ную тряп­ку, сбор ди­ких слив; Бу­гра вспо­ми­нал за­пах пре­лых осен­них ли­сть­ев, опи­сы­вал, как чис­тят скреб­ни­цей ко­ня, рас­ска­зы­вал о сель­ских пик­ни­ках.

Оли­вье слу­шал Бу­гра с вос­хи­ще­ни­ем, хо­тя не очень-то ве­рил ему — мно­гое в этих по­ве­ст­во­ва­ни­ях ка­за­лось пре­уве­ли­чен­ным и по­хо­ди­ло на сказ­ки. Бу­гра при­над­ле­жал к той по­ро­де лю­дей, что, по­ки­нув род­ные мес­та, дол­го не мо­гут уте­шить­ся, но тем не ме­нее ни за что на све­те не бро­сят сво­ей про­стень­кой го­род­ской улоч­ки, в ко­то­рую уже вце­пи­лись, как ви­но­град­ная ло­за.

На­по­ми­на­ние о се­мье, так хо­ро­шо обос­но­вав­шей­ся в этих чу­дес­ных мес­тах, на ка­кое-то вре­мя вы­зво­ли­ло маль­чи­ка из его оди­но­че­ст­ва, но все же он вздох­нул и за­га­дал, идя вдоль тро­туа­ра: «Ес­ли до кон­ца ули­цы мень­ше пя­ти­де­ся­ти ша­гов, зна­чит, я ос­та­нусь жить у Жа­на!»

Он уже при­вык хо­дить к Бу­гра и бол­тать с ним — ста­рик все­гда охот­но при­ни­мал его, при­ду­мы­вая для маль­чи­ка це­лые ми­ры, о ко­то­рых он сам по­сто­ян­но меч­тал. В от­ли­чие от во­ин­ст­вен­но­го Гас­ту­не, Бу­гра был нем «на­счет вой­ны». Он дал се­бе за­рок ни­ко­гда о ней не го­во­рить. Бу­гра жил на­стоя­щим, пре­вра­щая мо­нет­ки в ку­чу ко­лец и за­став­ляя оп­ла­чи­вать их крас­ным ви­ном, ко­то­рое он пил из сол­дат­ской круж­ки, ма­кая в не­го гро­мад­ные кус­ки хлеб­но­го мя­ки­ша, тут же ис­че­зав­ше­го меж тол­стых губ, с ко­то­рых сте­ка­ли ка­п­ли ви­на на его бо­ро­ду Вак­ха. Бу­гра про­тя­ги­вал ма­лень­кий ста­кан­чик маль­чи­ку, и они чо­ка­лись, об­ме­ни­ва­ясь вос­кли­ца­ния­ми вро­де: «За твое здо­ро­вье и не бей по­су­ду!» или же: «Не те­ряй­ся, все­гда най­дет­ся ком­па­ния».

Оли­вье шли­фо­вал коль­ца, на­ти­рая их зам­шей, и слу­шал, как его ста­рый друг по­ет гру­бым, глу­хим го­ло­сом «Пес­ню то­по­лей», «Цве­ток гре­чи­хи» или «Дру­зья, мне стук­ну­ло сто лет!». При­яте­ли за­тра­ги­ва­ли в ожив­лен­ной бе­се­де мно­же­ст­во тем, и в не­ко­то­ром от­но­ше­нии ре­бе­нок по­зна­вал мно­го боль­ше, чем ес­ли бы ре­шал не­ле­пые ариф­ме­ти­че­ские за­дач­ки, с их глу­пы­ми бас­сей­на­ми, в ко­то­рых од­но­вре­мен­но от­кры­ва­ют и кран и сток, или с иду­щи­ми на­встре­чу друг дру­гу по­ез­да­ми, или с людь­ми, ко­то­рые со­став­ля­ют се­бе ка­пи­тал, по­лу­чая при­бы­ли в раз­ме­ре пя­ти про­цен­тов.

Как-то раз, ко­гда они оба си­де­ли, об­ло­ко­тив­шись о по­до­кон­ник, ми­мо про­шла Прин­цес­са Ма­до со свои­ми дву­мя со­бач­ка­ми, в пла­тье с цве­та­ми и вы­ре­зом на спи­не, под­ма­зан­ная, на­пуд­рен­ная, в ли­ло­вом бе­ре­те, на­по­ло­ви­ну скры­вав­шем ее свет­лые во­ло­сы. К удив­ле­нию ре­бен­ка, Бу­гра по­жал пле­ча­ми и раз­дра­жен­но ска­зал:

— Ну, в путь-до­рож­ку пря­ми­ком к Мад­лен!

Ес­ли б Оли­вье по­нял, о чем речь, ему ста­ло бы гру­ст­но, но маль­чик счел, что фра­за эта от­но­сит­ся к име­ни Прин­цес­сы, а во­все не к из­вест­ной в сто­ли­це пло­ща­ди, вбли­зи ко­то­рой, по об­лыж­ным об­ви­не­ни­ям не­ко­то­рых лю­дей, Ма­до яко­бы за­ни­ма­лась кое-ка­ки­ми не­со­вмес­ти­мы­ми с об­ще­при­ня­той мо­ра­лью де­лиш­ка­ми.

В по­сле­дую­щие дни ре­бе­нок встре­чал и дру­гих лю­дей, но лишь од­на из встреч ос­та­ви­ла за со­бой аро­мат при­клю­че­ния.

С ут­ра он, гла­зея по сто­ро­нам, дол­го бро­дил по квар­та­лу, шел по ули­це Эр­мель, по буль­ва­ру Ор­на­но, где те­ат­рик «Фан­та­зио» рек­ла­ми­ро­вал спек­так­ли для де­тей, по ули­це Мар­ка­де, ми­мо рас­по­ло­жен­но­го на ней ки­не­ма­то­гра­фа, пе­ре­се­кал пло­щадь Жюль Жоф­френ, где бы­ла мэ­рия, ули­цу Дю­эм, Руа д'Альжер и воз­вра­щал­ся, как обыч­но, на­зад к точ­ке от­прав­ле­ния.

Оли­вье по­про­бо­вал по­бол­тать с Аль­бер­ти­ной, но это был день стир­ки, и она его обор­ва­ла. То­гда он ре­шил от­пра­вить­ся на ули­цу Лам­бер в ту ком­на­тен­ку, где про­жи­вал, тру­дил­ся и бо­рол­ся с жиз­нью его друг Люсь­ен Заи­ка, ко­то­рый в сво­ем все­гдаш­нем рас­тя­ну­том и бол­таю­щем­ся на бед­рах сви­те­ре и ста­рых, по­рван­ных сан­да­ли­ях сто­ял в ок­ру­же­нии ра­дио­при­ем­ни­ков все­воз­мож­ных раз­ме­ров и ма­рок, од­но­вре­мен­но пе­ре­да­вав­ших в ка­кой-то бес­по­ря­доч­ной ме­ша­ни­не са­мые раз­лич­ные про­грам­мы.

— Здо­ро­во, вот и ты, ста-ста-рик!

— Здрав­ст­вуй, Люсь­ен, до­б­рый день, ма­дам!

Мо­ло­дая же­на Люсь­е­на бы­ла боль­на ту­бер­ку­ле­зом. Он на­зы­вал ее бо­лезнь «ско­ро­теч­ным про­цес­сом», но это пе­ре­во­ди­лось в квар­та­ле на бо­лее по­нят­ные вы­ра­же­ния, та­кие, как «чах­нуть от ча­хот­ки» или «пле­вать­ся свои­ми лег­ки­ми». Она поч­ти по­сто­ян­но на­хо­ди­лась в по­сте­ли и об­ре­че­на бы­ла рас­стать­ся с жиз­нью в этой пыль­ной и душ­ной ком­на­те, за­гро­мо­ж­ден­ной сун­ду­ка­ми, ра­дио­при­ем­ни­ка­ми и вся­ким ра­бо­чим ин­ст­ру­мен­том. Здесь ца­рил за­пах ле­карств, жже­ной ре­зи­ны, пе­ре­грев­ших­ся ра­дио­ламп и ржа­во­го ме­тал­ла. Люсь­ен от­ры­вал­ся от ра­бо­ты лишь для то­го, чтоб дать же­не мик­сту­ру или су­нуть сво­ему груд­но­му ма­лы­шу со­ску, по­кры­тую мо­лоч­ны­ми пен­ка­ми. Люсь­ен лю­бил Оли­вье. Сколь­ко бы ни вы­ска­зы­ва­лось пред­по­ло­же­ний по по­во­ду смер­ти Вир­жи­ни, для Люсь­е­на не бы­ло ни­ка­ких со­мне­ний: ко­неч­но, она умер­ла от груд­ной бо­лез­ни. Он не знал, от ка­кой, но это сбли­зи­ло его с ма­лень­ким свет­ло­во­ло­сым пар­ниш­кой, ко­то­рый вре­мя от вре­ме­ни на­ве­щал его и не был слиш­ком болт­лив.

Оли­вье на­блю­дал за ра­бо­той при­яте­ля. Тот кру­тил руч­ки на­строй­ки, на­де­вал на ре­бен­ка на­уш­ни­ки от уже ус­та­рев­ших те­перь де­тек­тор­ных при­ем­ни­ков, рас­ска­зы­вал ему о ка­кой-ни­будь пе­сен­ке или ме­ло­дии, при­го­ва­ри­вая, что у не­го до­ма ве­се­ло «из-за всей этой му­зы­ки», раз­ме­щал слож­ную сис­те­му ан­тенн в шкаф­чи­ках, что­бы, по-раз­но­му от­во­ряя их двер­ки, варь­и­ро­вать ин­тен­сив­ность зву­ка, упот­реб­лял все­воз­мож­ные тех­ни­че­ские тер­ми­ны вро­де: су­пер­ге­те­ро­дин, проб­ки сек­то­ров, ка­туш­ки, фе­динг, за­зем­ле­ние, из­би­ра­тель­ность и так да­лее.

К по­луд­ню очу­мев­ший от этой ка­ко­фо­нии Оли­вье по­ки­нул сво­их дру­зей, по­жав им на про­ща­нье ру­ки, и сму­щен­но по­гля­дев на ма­лы­ша. Он под­ни­мал­ся к ули­це Ла­ба вдоль ка­нав­ки, по ко­то­рой сточ­ные во­ды тек­ли к ка­на­ли­за­ци­он­но­му лю­ку. Ра­бо­чие не­сли на пле­чах бло­ки льда в ка­фе «Транс­ат­лан­тик». Бу­гра бро­сал из ок­на хлеб­ные крош­ки го­лу­бям. Чуть по­даль­ше сто­ял то­чиль­щик и жал но­гой на пе­даль, за­пус­кая на­ж­дач­ное ко­ле­со, при­стро­ен­ное на хлип­ком ста­ноч­ке, про­бо­вал лез­вия от­то­чен­ных им но­жей боль­шим паль­цем и вре­мя от вре­ме­ни по­зва­ни­вал ко­ло­коль­чи­ком, гну­са­во вы­кри­ки­вая: «То­чить но­жи, нож­ни­цы!» Оли­вье ос­та­но­вил­ся ря­дом и, то и де­ло бо­яз­ли­во сто­ро­нясь брыз­жу­щих искр под над­мен­ным взгля­дом то­чиль­щи­ка, смот­рел, как он ра­бо­та­ет.

Маль­чик меч­та­тель­но со­зер­цал это зре­ли­ще, пол­но­стью уй­дя в нею, как вдруг по­чув­ст­во­вал на сво­ем за­тыл­ке чью-то неж­ную ру­ку. И тут же уз­нал го­лос Ма­до:

— Ты лю­бишь пи­рож­ные, а? Хо­чешь? То­гда пой­дем ко мне, бу­дем есть.

Но Оли­вье все еще мед­лил и, сжав гу­бы, смот­рел на нее во все гла­за.

— Ну пой­дем же! Ты та­кой роб­кий? На-ка, не­си этот па­кет, ты ведь муж­чи­на!

Она су­ну­ла ему в ру­ки ро­зо­вый па­кет в фор­ме пи­ра­мид­ки с тра­ди­ци­он­ным бан­ти­ком на вер­хуш­ке и по­со­ве­то­ва­ла не при­жи­мать но­шу к се­бе. Маль­чик шел по ле­ст­ни­це вслед за Ма­до, вды­хая за­пах ее ду­хов. На ка­ж­дой пло­щад­ке она обо­ра­чи­ва­лась и под­бод­ря­ла его улыб­кой. Оли­вье бы­ст­ро про­шмыг­нул ми­мо две­ри на треть­ем эта­же, где жи­ли его ку­зе­ны.