Море ясности - Лев Правдин

Собрание продолжалось.

Когда Мария Николаевна вошла в класс, ее встретила настороженная тишина. Все встали, как и всегда, но ни одна крышка парты не хлопнула. Она на ходу сказала: «Садитесь» — и подошла к доске, на которой крупными буквами было написано:

классного собрания учащихся 3-го «б» класса:

1. Вечканов и Инаева извиняются около доски.

2. Вечканов и Инаева должны все время сидеть на одной парте.

Прочитав это решение, учительница обернулась. Да, Милочка и Володя сидели рядом за той самой партой, за которую он отказался сесть по ее приказу.

Они сидели, как сидят самые примерные ученики, и то разве только на картинках. Лица их пылали. Хотя в эту минуту все лица пылали. Одна Мария Николаевна была немного бледнее, чем всегда, но этого никто не заметил.

Все ждали, что скажет учительница. Одобрит ля она решение собрания?

Она взяла мел и написала внизу «Утверждаю» и расписалась.

И она увидела, что ребята обрадовались так, будто она всем по пятерке поставила.

Володя хотел рассказать маме об этом случае, но в этот день она пришла поздно, а потом начались такие дела, что он обо всем забыл.

МЫ ЛЕТИМ НА ЛУНУ

И еще один случай получился, и даже, если разобраться, несколько случаев. Все началось с запуска ракеты на Луну. Нет, не так: все дело получилось из-за Сеньки Любушкина, который первым оказался на Луне. Это Сенька-то?

В общем, дело было так.

Двенадцатого сентября объявили о запуске космической ракеты на Луну. Потрясенный этим известием, Володя бежал в школу, а ему навстречу бежал Венка. Они издали увидели друг друга и на всю улицу начали выкрикивать экстренный выпуск последних известий:

— Володька! Ура!

— Ура! Многоступенчатая!

— На Луну!

— Послезавтра достигнет!

— В ноль-ноль пять минут!

— Бежим в школу рассказывать! Ура!

— Ура!

И хотя в школе все уже слыхали о ракете, но все равно рассказывать было можно. Володя рассказывал раз, наверное, десять и с удовольствием сам прослушал шесть сообщений.

Да потом еще на уроке начали задавать вопросы насчет полета, а Мария Николаевна сказала, что сейчас нечего отвлекаться, и пообещала в понедельник все подробно рассказать. И Володя получил задание — нарисовать для этого карту Луны.

Дома у него была такая карта, он ее давно вырезал из какого-то журнала и, придя домой, он нарисовал Луну на большом листе бумаги.

На другой день, в воскресенье, он даже гулять не пошел, все сидел и рисовал моря и кратеры, потом все это раскрасил, потом сделал синее небо и разноцветные звезды, а сбоку, где еще осталось много места, нарисовал красную ракету и на ней — знамя с гербом Советского Союза.

Очень получилось красиво.

Вечером Володя сказал, что спать он сегодня не будет.

— Знаешь что, — ответила мама, — давай-ка не выдумывай.

— Ну, мама…

— Все равно ничего не будет видно.

— Ракету не увижу, я знаю. А может быть, сигнал какой-нибудь.

— И сигнала не увидишь.

— Он как-нибудь мелькнет, я и увижу.

— Да ты понимаешь, по местному это будет два часа ночи…

Он совсем уже было приуныл, но тут неожиданно явился Венка и сказал, что его отпустили к Володе ночевать, чтобы не прозевать самое главное и все увидеть своими глазами.

Тут мама сразу отступилась:

— Вдвоем вы — сила. Сдаюсь!

Венка распахнул пальто: на тонком ремешке, спускаясь на живот, висел темно-коричневый, до блеска затертый кожаный футляр.

— Во, гляди!

— Бинокль! — восхищенно воскликнул Володя. — Вот это да!

Венка торжественно пояснил:

— Отец дал. Это у него с фронта. Боевой, полевой.

— Ох, какие глупости вы затеваете, — сказала мама.

А Венка весело подхватил:

— Моя мама тоже говорит — глупости, а папа ей говорит — это только так кажется, что глупости, а для них это совсем не глупости, и если они будут вдвоем, то, возможно, что-нибудь и увидят, а если и не увидят, то все равно пускай подумают, что увидели, и я им даже дам свой боевой бинокль, которым очень дорожу, и они…

— Ну, ладно, ладно, — замахала мама руками, она знала, что если Венку не остановить, то сам он ни за что не остановится.

А Володя, слушая товарища, вздыхал и завидовал: известно — отец, у него бинокль, и все-то он понимает…

Но мама тоже вдруг все поняла; когда они ужинали, дружно поедая вареную картошку с рыбными консервами, она приговаривала:

— Наедайтесь, ребятишки, перед полетом-то наедайтесь…

А после ужина сказала:

— Все надо делать как следует. Сейчас вы ляжете спать, надо же перед полетом выспаться. А чтобы вам не прозевать, мы заведем будильник.

— И еще приготовим блокнот и карандаш, — добавил Володя.

— Зачем?

— Наблюдения записывать.

— Хорошо, приготовим.

Да, мама все понимала, что надо сыну, снаряжая его в ответственный полет. Если это игра, то и она относилась к ней с полной серьезностью. Она даже постелила им вместе, в первой комнате на сундуке и придвинутых к нему стульях. На столе на коричневой клеенке она вместе с ними разложила все необходимое снаряжение: бинокль, блокнот, карандаш и будильник. Будильник поставили так, чтобы зазвонил за пятнадцать минут до назначенного срока.

Убедившись, что теперь все в порядке, она потушила свет и ушла в спальню…

Володя проснулся от испуга: ему показалось, что будильник не зазвонил, потому что, наверное, испортился, что они с Венкой проспали, рухнули все планы.

В комнате было темно, и только у самого окна на полу расстелился косой лунный коврик. Володя вскочил и подбежал к окну. В светлом небе сияла полная луна, такая чистая и яркая, что на улице все было видно, как днем.

А будильник тикал еще даже громче, чем днем, и показывал только половину первого, но Володя все равно разбудил Венку.

Тот вскочил и закричал:

— Уже началось!

— Тише ты! Скоро начнется…

Венка подбежал к окну.

— Ух, как она разгорелась! — воскликнул он.

— Радуется.

— Знаешь, Вовка, а может, там есть какие-нибудь люди.

— Я думаю, что есть. Должны быть. Лунатики.

— Луниты. Вот они увидели, что к ним летят с Земли, и обрадовались. Все огни зажгли. Кругом прибрали. Встречают. Эх, вот бы сейчас нам с тобой в этой ракете…

Пока они там мечтали, луна совсем почти ушла в сторону и на полу осталась только узкая полоска.

— Знаешь, Вовка, а мы тут, наверное, ничего не увидим.

— Пойдем на улицу.

— Холодно.

— Ну и что. Потерпим.

— Это конечно, — согласился Венка.

Они потихоньку оделись и, захватив бинокль и будильник, вышли в прихожую. Здесь они постояли, полюбовались радужным сиянием лунного света на полу, и Володю осенила одна блестящая мысль. А зачем сидеть на улице и мерзнуть, когда можно забраться наверх, в дедушкину мастерскую. Там почти все стены стеклянные, смотри куда хочешь.

Венке эта мысль тоже очень понравилась, и они единогласно принялись ее выполнять.

Они перелезли через ларь, прикрывающий вход на лестницу. Дверь в дедушкину мастерскую не замыкалась, но Володя, помня мамин запрет, ни разу здесь не был.

Комната оказалась гораздо больше, чем это кажется, если смотреть на нее со стороны. Лунный свет плохо проникал сквозь пыльные стекла, отчего здесь было даже сумрачнее, чем в нижних комнатах. Зато видно далеко во все стороны.

Венка звонко чихнул.

— Это от пыли, — объяснил он.

Володя тоже чихнул и подтвердил:

— Правильно, пыль.

Вещей здесь было немного, но зато какие это были вещи!

— Смотри, Вовка. Верстак.

— Это столярный. А в шкафу, видишь, висит, там дедушкин инструмент.

— А эта лестница вверх, куда?

— А это под самую крышу, на вершицу, там, где кораблик крутится. Чтобы его осматривать и ремонтировать.

Кроме верстака и лестницы, здесь еще стоял поломанный стул и в углу валялись обрубки дерева, наверное заготовленные дедушкой для работы.

И на всем лежала пыль таким толстым слоем, что ни до чего нельзя было дотронуться, и все время приходилось чихать. Даже лунный свет казался состоящим сплошь из одной какой-то светящейся пыли.

— Это прямо будто космическая пыль, — сказал Володя и чихнул так, что вокруг в лунном свете закрутились пыльные смерчи.

— Ты даже чихаешь пылью, — засмеялся Венка и тоже чихнул. — Пойдем лучше вниз.

— Подожди. Надо посмотреть, что там на верстаке стоит.

Володя, оставляя на пыльном полу заметные следы, подошел к верстаку и, поставив на него будильник, повернул рамку. Там был мамин портрет. Она была изображена в белом халате и в косынке. Это был портрет из маминого рассказа о том, как она служила в госпитале. Рисовал его цветными карандашами раненый лейтенант. Вот он написал: «Любимая сестра Валя». И вот подписался: «Мих. Снежков. 22. 1. 43».