Маленький нью-йоркский ублюдок - Раскин М. Дилан

Я просидел на стуле у окна все утро, пока наконец-то не выбрался из номера. Уехал я в районе десяти и сразу погнал в Линкольн-Парк. Тем же маршрутом, что и в прошлый раз, и машину поставил в том же месте. Как раз около того парка с моим любимым деревом, но на этот раз прямо через дорогу на углу Норд-стрит я заметил гостиницу «Дэйз-инн». В прошлый раз я ее как-то не углядел, но теперь обрадовался находке, которая позволит мне сменить тот злосчастный отель в Тинли-Парк на место поближе к центру. Я решил сходить и оценить ситуацию в «Дэйз-инн» уже после завершения поисков квартиры.

Я пошел бродить по округе и разглядывать хорошенькие домики. За пределы района, обшаренного мною в прошлый раз, я так и не вышел. Прошелся, поглазел на дома возле «Р. Дж. Грантс», около «Дэйз-инн» и вокруг парка. Благодаря моей выдающейся неорганизованности не взял ни одного телефона, ни каких-либо других координат. До меня не дошло купить газету и пошарить в соответствующем разделе. Вместо этого продолжал бесплодно слоняться. Идеализм подсказывал, что нам с ним нужно: квартирка с огромным кухонным окном и очень старой деревянной дверью. И все это желательно вблизи от «Р. Дж. Грантс», что давало бы возможность по воскресеньям сваливать из дома в рваных джинсах и подкатывать за дешевым ланчем. К тому времени меня бы, конечно, там уже давно знали, только я подрулю, со мной бы здоровались и сразу вне очереди предоставляли столик. Не приходилось бы томиться в очереди, чтобы все на меня пялились, как на трехрукого урода. Вот какую картину рисовал мне мой мозг-идеалист.

И я двинул на розыски. К сожалению, нашел только один дом с большим кухонным окном, но, к моей радости, рядом с «Р. Дж.». У дома висела табличка с ценой. Она гласила: «Сдается: двухкомнатная квартира — 1600$, трехкомнатная — 1900$ в месяц». Да что за цены такие, мать вашу?! Оправданы ли они, я вас спрашиваю? От этой таблички меня просто затошнило, чуть даже не вырвало — прямо на нее. Ни при каком раскладе не найти мне простенькой работенки, за которую платили бы такие деньги. При том, что надо еще и страховку за машину оплачивать, и прочие дурацкие счета, на которые приходится раскошеливаться в этом идиотском мире. Около той таблички я простоял не меньше десяти минут. Все ломал голову, может, я чего-то недопонял или как-то неправильно прочел. Шестнадцать сотен баксов за двухкомнатную квартиру — у них что, крыша поехала? Все ли в порядке с крышей у прогнившего насквозь общества, в котором мы живем? Заломить такую цену за дерьмовую развалину — на мой взгляд, просто откровенный грабеж. А людям, загибающим такие цены, необходимо отрезать языки и скормить стервятникам. Ненавижу жадных никчемных подонков.

Ну вот, стою я там, снова и снова перечитывая табличку, и вдруг неожиданно чувствую, что-то трется об мою ногу. Я аж чуть не выскочил из своих тяжелых ботинок. Опустил глаза и увидел большую коричневую раскормленную псину, которая нюхала мои штаны и терлась об них своим грязным носом. Ее социально неадаптированный хозяин не сказал мне по этому поводу ни слова. Просто стоял, как урод. Этому охламону повезло, что я большой любитель собак. Несмотря на то, что пес представлял из себя отвратительно запачканный комок шерсти, он мне все же понравился. Он был вполне дружелюбным и совсем не собирался кусаться или что-то в этом роде. Просто здоровался. Я спросил у хозяина-лентяя, как зовут собаку, он ответил, что Маллиган. Похлопав Маллигана по голове, я тут же стал в шутку немножко его драконить. Хозяин, доложу я вам, был человек выдающихся личных качеств. Ни слова не сказал, пока я возился с Маллиганом, шлепая и поддразнивая. Впрочем, Маллиган тоже радовался. Я ему понравился. Говорят, собаки чувствуют любителей животных. Но пару минут спустя меня все-таки торкнуло, что я тут играю с собакой, а этот нелепый персонаж не произнес ни слова. Потом, ради прикола, я решил его спросить, не живет ли он поблизости. Подумал, может, даст мне полезный совет насчет квартиры, несмотря на то, что человек он был, очевидно, дерьмовый.

— Послушай, ты ведь здесь живешь? — спросил я его.

— Да, здесь, за углом, — ответил он плаксивым и несчастным голосом.

— А я только приехал в город и вот подыскиваю жилье. А тут везде так дорого? — спросил я, указывая на табличку, которую я читал до того, как Маллиган начал обхаживать мою ногу.

— Этот район вообще дорогой. Зря время тратишь, дешевле полутора штук баксов ты тут ничего не найдешь, ковбой.

Он был настоящей находкой, этот парень. Очень оригинальный. Расхаживал в таком уродливом спортивном костюме, в каких всякие придурки без шеи ходят на тренировки по воскресеньям с утра пораньше. Выглядел он как две тонны хлама, которые запихали в сумку, рассчитанную только на одну, пузо в стиле «Санта-Клаус» нависало над ремнем, вызывая отвращение. Этакий толстенный слон с застрявшими в зубах кусочками пищи. Наверняка, перед прогулкой он тщательно набил свое брюхо. На запястье болтались кричащие серебряные часы, благодаря которым он чувствовал себя неотразимым. И — будто всего этого было недостаточно, — перед выходом он, похоже, еще и попарился в ванне с вазелином, а на безымянном пальце красовалось вульгарное обручальное кольцо, от которого меня чуть не вырвало. Готов поспорить на свои штаны с ворсом, что женат он был на очень красивой англичанке, которая носит штаны с карманами по бокам. Она, конечно, не могла быть чрезмерно очаровательной, но одна эта мысль убивала. Такой вонючий ублюдок не заслуживает даже Маллигана. И можно поспорить, когда он вернулся домой, выгуляв Маллигана, жена попросила с очаровательным британским акцентом: «Дорогой, вернись в постельку, согрей меня». А он, точняк, посоветовал ей заткнуться и оставить его в покое. А затем, наверняка, подошел к Маллигану и врезал ему ботинком в зад, чтобы тот не путался под ногами. Такие мерзавцы всегда умудряются заарканить какую-нибудь красавицу. Отчего так происходит? Может кто-нибудь объяснить? Либо все подобные женщины ненормальные, либо я не в своем уме и меня нужно срочно сдать в дурдом. Одно из двух.

Понятно, никакой важной информации я от этого жирдяя и не надеялся почерпнуть, поэтому не стал попусту тратить слова.

— Пока, Маллиган, смотри не писай себе на хвост, — сказал я и пошел дальше, не потрудившись попрощаться с этим бездельником.

После этого я почувствовал себя подавленным. Я уже начал разочаровываться в Чикаго и его жителях. Сделал попытку прийти в себя, намотав пару кругов вокруг квартала, рассматривая умопомрачительно дорогие дома и расхаживающих вокруг яппи. Все никак не мог понять, что со мной. Кайф от собственной свободы начал потихоньку меня отпускать. Я шагал по этим улицам с двумя штуками баксов в кармане и чувствовал себя страшно несчастным. Явственно ощущалось приближение приступа меланхолии независимости, мотор в голове завелся, и передачи стали с бешеной скоростью переключаться туда-сюда. Я прямо физически ощущал эти переключения. Чтобы немного сбалансировать происходящее, я замедлил шаг и представил, будто мои родители идут сейчас рядом со мной. Представлял, будто только-только поступил в Чикагский университет и, как все, подыскиваю жилье, а родители мне помогают. Руки я держал в карманах, дабы выглядеть поприличнее, будто просто прогуливаюсь для собственного удовольствия. И каждые две секунды поворачивал голову то налево, то направо и улыбался. Прошатавшись таким макаром минут двадцать, я пришел в себя и решил спустить кое-какие деньги на еду. Не то, чтобы я особо проголодался, но убить немного времени за ланчем в «Р. Дж. Грантс» показалось мне свежей идеей, и я направил стопы в ту сторону.

Внутри было пусто, так что меня сразу же усадили за столик. Опять работал тот же чванливого вида козлиный метрдотель. Я одарил его своим фирменным злобным взглядом, но не думаю, чтобы он меня вспомнил. В принципе, он мне, можно сказать, доброе дело сделал. Посадил меня вблизи столика с тремя красивыми кошечками, а одна так просто была динамит. Этот метрдотель, каким бы козлом он ни был, усадил меня туда специально. Возможно, ему стало жаль меня, одинокого. Ах, какой бедняжка. Впрочем, его побуждения были мне глубоко безразличны. Главное, место попалось удачное.