Дредноут - Чери Прист

Радостными криками встретили конфедераты проход «Гуляки». Все уступали ему дорогу. В воздух взлетали шапки и гремели приветственные выстрелы, точно праздничный салют.

И тут в лесу, где-то в районе южных позиций, вырос огненный шар взрыва, он вознесся куда выше деревьев, и, хотя до него было не меньше мили, Мерси увидела его — и, кажется, даже ощутила жар.

— Вы с того дирижабля, ну, который упал? — спросил Йенсен.

— Именно, — подтвердила медсестра. — И это он только что взлетел на воздух, не так ли?

— Угу. Водород, понимаете.

— А как насчет той штуки? «Гуляки»?

— Что насчет него? — не понял солдат.

— На чем он работает? Не на водороде?

Йенсен помотал головой и пригнулся, чтобы нырнуть в палатку, приглашая сестру сделать то же самое.

— Вот уж нет. «Гуляка» создан в Техасе, и питает его переработанная нефть. Вы разве не чуете запах?

— Что-то я чую.

— Дизель. Так его называют, и вот почему наш «Гуляка» уложит их… как они там кличут своих «ходоков». Тех-то толкает пар. Двигаются они неплохо, но жутко нагреваются, и в беге нашим не чета, долго те нашего темпа не выдержат, не поджарив парней, которые сидят внутри. — Мужчина прервал объяснение, чтобы отдать честь парню в форме, стоящему в углу палатки. — Чез, — поприветствовал он второго человека, сидящего на раскладном стуле возле походной койки. — Мэм, это Джордж Чез, он присматривает за полковником. А это полковник Тадеуш Дюран. Сами видите, дела его не ахти.

— Посмотрим.

Мерси, подошла к раненому. Потом подтащила второй стул к краю койки и взяла у Джорджа Чеза лампу.

Ординарец — или кем он там приходился полковнику — явно намеревался выразить протест, но Йенсен приструнил его, сказав:

— Это сестра из Робертсона, Джордж. Упала прямо с неба, вот оно как. Очисти-ка ей пространство, чтоб было хоть где вздохнуть.

Джордж отодвинул свой стул.

— Я не знаю, что делать, — пожаловался он. — Я чиню машины; а как починить такое — не представляю!

Он приподнял лампу, осветив кровавую кашу на месте полковничьего лица, шеи, груди. Так изуродовать человека может крупная картечь или еще что похуже. Откинув одеяло, которым прикрыли полковника, Мерси исследовала повреждения, как нанесенную на карту тропу. Кое-где одеяло прилипло к пропитавшимся кровью самодельным повязкам, уже начавшим подсыхать, превращая все в клейкую сырую массу из хлопка, шерсти и растерзанной плоти.

— Джентльмены, не знаю, что вам и сказать…

— Скажите, что можете спасти его! — взмолился Джордж Чез.

Нет, этого она говорить не стала.

— Мне нужны все чистые тряпки, какие найдутся, и саквояж вашего врача, если его возможно принести сюда. Потом потребуется большой котел чистой воды, а если она будет горячей — совсем хорошо.

— Да, мэм. — Джордж по привычке или от облегчения козырнул девушке и вынырнул из палатки, радуясь поручению и тому, что он наконец может заняться чем-то полезным.

Офицер беспокойно топтался на месте рядом с Йенсеном.

— Для него уже ничего нельзя сделать, так? — спросил он.

— Может, если промыть раны, я увижу, насколько он плох, — ответила Мерси, подразумевая «да, ничего».

— Он умрет, верно?

Йенсен пихнул офицера в бок:

— Типун тебе на язык! Не говори о нем так: он здесь и, может, слышит тебя. С ним все будет хорошо. Чертовски хорошо, вот как будет.

Мерси очень сильно сомневалась в том, что полковник слышит хоть что-нибудь, а тем паче рассуждения о вероятности его выживания. Но когда ей принесли то, что она просила, медсестра принялась тщательно очищать раны, как можно осторожнее снимая ржавую корку, образованную слоями запекшейся крови и присохшей ткани. Она намочила лоскут, чуть тронула им черную от грязи кожу, и полковник застонал.

Это обескуражило ее. Она-то была уверена, что он уже там, где нет места боли и откуда не отвечают.

В докторском саквояже Мерси нашла бутылку с остатками эфира, а также иглы и нитки, какие-то пузырьки с неразборчивыми надписями, пинцет, ножницы, спринцовку и прочие предметы разной степени полезности, включая толстый рулон бинтов. Медсестра тут же принялась разматывать его со словами:

— Первым делом нужно остановить кровотечение. Остальное… Проклятие, парни! У него же и кожи-то нет, которую можно сшить — тут и тут… — Она показала особенно пострадавшие от взрыва раневые поверхности. — Нужно его вывезти отсюда во что бы то ни стало. Отправить в Робертсон, если сумеете доставить в такую даль. Но пока, прямо сейчас…

Она не сказала, что считает, что он не доживет до попадания пусть даже в ближайший госпиталь и что любые усилия наверняка окажутся тщетными. Не сказала. Не смогла так поступить с ними.

Вместо этого, Мерси взяла пинцет из саквояжа погибшего доктора.

— Что вы собираетесь сделать?

— В бедняге засело столько осколков и пуль, что весу в нем прибавилось фунтов десять. Я хочу вытащить то, что сумею, прежде чем он очнется. Помоги мне с этой водой.

— Как?

— Возьми тряпку, вот так. Намочи ее хорошенько. Ага. Выжимай воду, куда я покажу, чтобы смыть кровь. Понятно?

— Понятно, — не слишком радостно ответил мужчина.

Снаружи, где-то за пределами тесной темной палатки, с грохотом столкнулись две громады, заглушив все старания артиллерии. Мерси ясно представила эту пару гигантских машин, созданных для войны, ведущих бой друг с другом, поскольку ничто на земле не могло бы остановить ни одну из них.

Встряхнувшись, она заставила себя сосредоточиться на шрапнели в теле полковника — осколках, шариках и хлопьях. Жестяного таза под рукой не оказалось, так что девушка бросала окровавленные железки прямо в грязь себе под ноги, наставляя Джорджа Чеза, куда нужно светить: «Сюда, пожалуйста, или нет, вот туда, подальше». Иногда полковник всхлипывал, хотя и пребывал в состоянии полного оцепенения, как часто бывает с теми, кто лишился сознания. Мерси держала бутыль с эфиром наготове, просто на всякий случай, но раненому так и не потребовался наркоз. И она продолжала выщипывать, выковыривать, вытягивать, вырывать железные осколки из шеи и плеча полковника. Чудо, что крупные артерии уцелели.

Взрыв встряхнул палатку, осветив ее снаружи, словно вместо луны вдруг взошло солнце. Мерси съежилась, ожидая, когда пройдет ударная волна, когда ее уши раскупорятся, а руки перестанут дрожать.

Так, теперь ниже. К плечу, к груди, к ребрам.

Не важно, что происходит по ту сторону брезентовых стен, которым не остановить и хорошего ливня — не говоря уже о граде пуль, нещадно сыплющихся со всех сторон. Кричат солдаты, летают приказы. В четверти мили отсюда две чудовищные машины сцепились друг с другом не на жизнь, а на смерть, и от них зависит жизнь или смерть их земляков. Мерси слышала звуки схватки: они были поразительны и ужасающи, и еще миллион определений, которых ей сейчас не подобрать, не подобрать потому, что она занята этим куском кровоточащего мяса, уже промочившего насквозь койку. Каким-то образом из шума боя она выделила тихое, мерное капанье и поняла, что кровь раненого, скопившаяся лужицей возле тела, перелилась через край или просочилась сквозь матрас и уже стекает по ее ботинкам.