Моя чужая жена - Ольга Карпович

И он уже сыпал шутками, хохотал, целовался с соседкой, хрипел под гитару модный рок. Но стоило на секунду замолчать, задуматься, прикрыть глаза, и откуда-то всплывало тонкое девичье лицо, заглядывали прямо в душу серые дымчатые глаза, глубокий ласково-насмешливый голос шептал совсем рядом: «Это вы, восходящая звезда в кепке?» И Никита тряс головой, сжимал руками виски, опрокидывал стакан и наливал снова.

Потом, когда не было уже сил пить, он выбрался на кухню, сел за стол, прижался лбом к прохладному боку облезлого металлического чайника. В кухню, пошатываясь, вплыл Колька, хлопнул друга по плечу и, сев рядом, спросил:

– Ты че убитый такой? Водяра не прет сегодня?

Никита поднял на него мутные глаза, вяло качнул головой. Колькино красное одутловатое лицо дергалось и покачивалось.

– Могу предложить кое-что новенькое, — загадочно подмигнул приятель.

Никита воззрился на него, стараясь побороть подступающую тошноту. Колька быстро оглянулся по сторонам, сунул веник между двух круглых ручек кухонных дверей, взобрался на табуретку, сорвал пластиковую решетку с вентиляционной отдушины, пошарил рукой и вытащил на свет что-то, завернутое в полиэтиленовый пакет. Никита рассеянно следил за этими манипуляциями. Колька вернулся к столу и извлек из пакета блеснувшую стеклянным боком ампулу, наполненную прозрачным раствором, и шприц.

– Что это? — сощурился Никита, пытаясь сфокусировать взгляд на руке приятеля.

– Морфин, — заговорщически подмигнул Колька. — Я у матери бланки рецептов спер. Муттер-то у меня врачиха. Ценная вещь, рекомендую!

– А как? — заинтересовался Никита.

– Ща, — выразил готовность Колька. — На первый раз помогу. Закатывай рукав.

Никита послушно дернул вверх рукав рубашки. Колька перетянул его руку выше локтя резиновым жгутом, велел поработать кулаком. Никита несколько раз сжал и разжал пальцы, пока не вздулся на локтевом сгибе голубой бугорок вены. Колька тем временем наполнил шприц раствором и, взяв руку приятеля, прищурив левый глаз, аккуратно всадил иглу. В стеклянную трубку ворвалась струя крови, Колька с силой надавил на поршень, и Никита почувствовал, как что-то вливается в вену.

Из всего тела словно выпустили воздух. Никита обмяк на стуле, откинулся к стене, прикрыл глаза. Его окутало мягкое, теплое облако, освежило мутно-гудящую голову, огладило ноющий затылок. И серые глаза, от которых не было покоя все эти дни, затуманились, словно утонули в этом облаке полной расслабленности и спокойствия.

Прошло три месяца. Три месяца с тех пор, как Колька научил его, как достичь этой чудесной, ничем не поколебимой умиротворенности. Но каждый раз, когда сладкий туман рассеивался, Никита, поддаваясь смутной непроходящей тоске, плелся на поиски Али. Сегодня он караулил ее в подворотне на улице Горького, ждал, когда поравняется с ним колонна демонстрантов от Литературного института. Она обязательно будет среди них, и теперь ей не удастся отвертеться от разговора.

И вот наконец они появились. За месяцы дежурств у общежития Никита досконально выучил физиономии Алиных однокурсников, и теперь, быстро сориентировавшись, приготовился к атаке. Студенты шли по улице, смеясь и болтая, над их головами на ветру хлопали флаги, кренились портреты в деревянных рамах. Дождавшись, пока колонна, в которой шла Аля, поравняется с подворотней, Никита стремительно, с отчаянной решимостью метнулся вперед, судорожно вцепился в рукав Алиного плаща и резко рванул девушку в сторону.

Никита бежит навстречу толпе, увлекая Алю за собой. Вслед им несутся недовольные реплики подгулявших прохожих. Наконец он вталкивает девушку в подворотню, прижимает к ледяной стене. Прикрыв глаза, чувствует, что хмелеет просто от ее близости, от ощущения хрупкого тела, прижатого к его груди. Он впивается в Алины губы тяжелым, почти ненавидящим поцелуем.

— Что ты делаешь? — задыхаясь от быстрого бега, произносит Аля.

— К черту, все к черту… — шепчет Никита, отрываясь на секунду от Али.

— Пусти, идиот! Совсем ничего не соображаешь?

Никита, не отвечая, еще крепче прижимает ее к себе. Девушка пытается выскользнуть.

Она изо всех сил сжимает его упирающуюся в стену руку, чтобы сдвинуть в сторону запястье. Под ее пальцами ползет вверх рукав куртки, и Аля видит прямо перед собой синеватые проколы на сгибе его локтя.

— Господи, Никита, что это… — ошеломленно говорит она, на секунду ослабив хватку.

И Никита, воспользовавшись этим, обхватив руками ее голову, прижимается губами к бледному виску:

— Я люблю тебя! Люблю… Понимаешь?

— Никита, ты сам себе все это выдумал, — устало произносит Аля. — Ты себя мучаешь и меня заодно. Прости, но я… Я не могу…

— А ты его любишь, да? — яростно оскалившись, хрипит он. — Жить без него не можешь? Ну скажи уж всю правду, скажи! Он тебя не захотел, и ты со мной поехала, да? Чтобы отомстить ему?

— Да! — выкрикивает вдруг Аля. — Да! Да! Да!

Она с силой отталкивает его. Никита, потеряв равновесие, хватается за стену, Аля рвется в сторону, но он успевает извернуться и вцепиться в рукав ее плаща.

— Еще бы, умный, честный, благородный. Знаменитый опять же. Богатый! Не мужик, а роль человека в обществе! Только учти, ничего у тебя не выйдет!

— Это почему же? — вскидывается Аля.

— Да потому, — захлебываясь продолжает Никита, — что для него нет другой жизни, кроме кино. Он и спит-то только с актрисами, пока они ему для роли нужны. А тех, кто его любит по-настоящему, он на антресоль задвигает, как пыльную тапку. И мою мать! И тебя! Он никогда, слышишь ты, никогда не полюбит того, кто любит его… Аля, это не я, а ты, ты себе все придумала! Сочинила! Рыцаря в латах и доспехах! Пойми наконец, Редников Дмитрий Владимирович — холодный и жестокий монстр, амбициозный, никого в грош не ставящий… И он стер тебя из своей памяти на следующий же день… Что бы между вами ни произошло, потому что ты для него — никто, интерес на один вечер… Интерес, чтобы приободрить себя, наполнить, понимаешь ли, красочными эмоциями для новой нетленки.

Не дослушав, Аля вдруг размахивается и наотмашь бьет Никиту по лицу. Хлесткий удар обжигает. Он хватается за переносицу.

— Никита, ты что?

Аля дотрагивается до его прикрывающей лицо ладони. Никита отводит руку, и на светлый Алин плащ брызжет темная кровь. Никита смотрит девушке прямо в глаза оторопело и беспомощно и не произносит ни звука… Аля вглядывается в бледное измученное лицо, в блестящие сумасшедшие глаза и борется с желанием погладить Никиту по голове, смыть с его точеного лица разводы крови, убаюкать, укачать, как расшалившегося ребенка. Она зажмуривается, пытаясь сосредоточиться и отогнать ненужный морок, бросается обратно на улицу и исчезает в пестрой праздничной толпе.