Сильные духом (Это было под Ровно) - Дмитрий Медведев

Когда стало известно, что наши войска прорвали немецкий фронт на Волге и окружили 6-ю и 4-ю гитлеровские армии, мы испытывали чувство неизъяснимой гордости и счастья: пусть небольшая, скромная, но и наша доля есть в этом великом деле.

Потерь при ликвидации офицерского эшелона у нас не было. В бою у бойца Ермолина пуля пробила каблук. Но с Ермолиным это случалось постоянно. Удивительно, до чего пули любили его! В любой стычке, самой короткой, пуля обязательно попадет в Ермолина, вернее — не в него, а в его одежду: то в шинель, то в фуражку, то вот как теперь — в каблук. После каждого боя Ермолину приходилось сидеть и штопать свое обмундирование. Только однажды за все время боев он был ранен — и то шутя, в палец.

После операции на железной дороге авторитет Сергея Трофимовича Стехова в отряде поднялся еще выше. Прекрасный политработник, Стехов не пропускал возможности встретиться с врагом лицом к лицу. Он до педантичности тщательно готовился к боевым заданиям, старался предусмотреть каждую мелочь. Партизаны считали за счастье идти на операцию со Стеховым.

Заслужить любовь партизан — дело не такое легкое, а Стехова любили и уважали. В нем сочетались качества партийной чуткости к людям, большой заботы о человеке, личной храбрости. Небольшого роста, стремительный, всегда по форме одетый, с автоматом-маузером и полевой сумкой, он выглядел, как на параде. В наших условиях постоянная подтянутость, четкость и дисциплинированность Стехова служили хорошим примером для партизан.

Все свободное время Сергей Трофимович проводил среди бойцов. Придет в подразделение, сядет к костру и попыхивает трубочкой, служившей ему, некурящему, защитой от мошкары, ведет беседы, выслушивает просьбы и жалобы, дает советы.

На сообщение Кочеткова о результатах диверсии Стехов заметил:

— Что-то не верится мне, что так много убитых.

Кочетков обиделся:

— Вам всегда не верится. Я получил сведения от проверенных людей, все они показывают одно и то же. Долго не забудется гитлеровцам сарненский санаторий.

Приближалось рождество. Готовясь к празднику, фашисты усиленно грабили крестьян. По дороге в Клесово группе подрывников во главе с тем же Стеховым, решившим под праздник взорвать склад с взрывчаткой, встретилась девушка-колхозница из села Виры. Ее послала в лагерь Валя Довгер. Девушка рассказала Стехову, что в село нагрянули гитлеровцы, они забирают у крестьян свиней, гусей, кур; на мельнице забрали всю крестьянскую муку. Стехов изменил маршрут. Он решил защитить село от грабежа.

На дороге неподалеку от Виры партизаны увидели такую картину. Впереди группы солдат шествует офицер в эсэсовской форме и белых перчатках. Не идет, а именно шествует — торжественно, как на параде. Солдаты держат ружья наготове. Процессию замыкают четыре пары волов, запряженных в телеги. На телегах визжат кабаны, кудахчут куры, орут гуси, заготовленные к праздничному столу.

Когда гитлеровцы поравнялись с партизанами, Стехов дал очередь из автомата. Вражеский офицер вскинул руки и рухнул на землю. Вслед за Стеховым открыли огонь и остальные бойцы. В течение нескольких минут фашисты были перебиты. Только двое из них залегли в кювет около дороги и открыли огонь.

Пока возились с этими двумя, из Клесова на машинах подоспело подкрепление — взвод. Раздалась команда. Фашисты рассыпались в цепь и пошли в атаку на партизан. Стехов предусмотрел возможность того, что гитлеровцы получат подкрепление. В сторону Клесова, в нескольких сотнях метров от места засады, он выдвинул группу бойцов. Эта группа и решила дело. Мародеры были уничтожены, а награбленное добро возвращено крестьянам.

Новый 1943 год мы отметили партизанской елкой.

В предновогоднем номере стенгазеты появилось объявление: «Редакция готовит новогоднюю елку. От желающих участвовать требуются елочные украшения.

Мы принимаем:

1. Светящиеся гирлянды из горящих немецких поездов.

2. Трофейные автоматы для звукового оформления.

3. Эсэсовцев любого размера (желательно с дыркой в голове для удобства подвешивания).

4. Каждый может проявить свою инициативу.

Подарки сдавать до 31 декабря».

Гирлянду из горящего поезда «преподнесла» тридцать первого декабря группа подрывников во главе с инженером Маликовым.

Для охраны железной дороги от участившихся диверсий фашисты стали сгонять крестьян из ближайших деревень. Они расставляли людей вдоль полотна, предупредив, что если будет совершена диверсия, то их расстреляют как заложников. Хотя нам и не хотелось подвергать опасности население, но мы все же решили провести операцию, наметили время — в ночь под Новый год.

Сарненскими лесами гитлеровцы с каждым днем интересовались все сильнее. Чтобы отвлечь их внимание в противоположную от нас сторону, мы решили взорвать поезд на участке Ковель — Ровно.

Маликов с двенадцатью бойцами отправились на выполнение задания.

Вдоль полотна железной дороги, метрах в пятидесяти друг от друга, были расставлены крестьяне. Время от времени для контроля проходила группа охранников солдат. Маликов повел своих бойцов к будке стрелочника.

Старик стрелочник увидел вооруженных людей, перепугался, но потом, узнав партизан, успокоился и рассказал, что поезда здесь ходят часто, с большими грузами. В сторону фронта везут войска и вооружение, а обратно — раненых, обмороженных и награбленное имущество. Партизанам не пришлось объяснять старику, зачем они сюда пришли.

— Мне уж ладно, — сказал он, — только вот как быть с народом? Ведь их перестреляют!

— Мы сами с ними посоветуемся, — ответил Маликов.

Выждав, пока пройдут мимо очередным рейсом солдаты-охранники. Маликов, сопровождаемый двумя бойцами, подошел к крестьянам.

— Мы партизаны, — без излишних церемоний открылся он, — намерены взорвать эшелон. Рассчитываем на вашу помощь, товарищи.

Крестьяне ответили согласием:

— Давайте, раз надо.

Но шли они на это с нелегким сердцем. В случае взрыва поезда беда грозила всей деревне.

— Как же нам задание выполнить? — задумался Маликов. — Может, лучше вас разогнать, чтобы не было на вас ответственности?

Пожилая крестьянка предложила:

— А вы свяжите нас и делайте свое дело. Рты нам заткните да вдарьте, чтоб синячок под глазом остался позаметнее.

— Бить вас? Нет, не можем, — отказался Маликов.

Крестьянка посмотрела на него и усмехнулась.

— Да коли ж надо… Ну-ка, Степан, — сказала она соседу, — вдарь-ко, да покрепче…

И смех и горе! Пока Маликов с товарищами закладывали мину, «сторожа» награждали синяками друг друга. Потом партизаны связали их и положили около костра, чтобы не мерзли.

Вскоре показался поезд. Шел он в сторону фронта.

Взрыв состава, груженного оружием, боеприпасами и другим военным имуществом, был произведен блестяще. Паровоз стал на попа. Все шестьдесят вагонов разбились и сгорели.

Это и был наш елочный подарок стране.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В январе ударили двадцатиградусные морозы. Наши чумы оказались мало приспособленными для зимы. Часто меняя место лагеря, мы не занимались строительством теплых землянок. Из тонких жердей строили основание чума, обкладывали его еловыми ветками, засыпали землей, и жилье было готово. Вместо дверей навешивали плащ-палатки. В середине крыши оставлялась дыра для дыма. Внутри горел костер. Люди укладывались спать вокруг него ногами к огню. От костра ногам жарко, а там, где голова, — мороз. Бывало так: проснется человек, хочет встать, а головы поднять не может — волосы примерзли. Ночью то один, то другой вскочит от холода, потанцует у костра, чтобы согреться, и, съежившись, снова укладывается.

А тут еще беда. По всем законам физики дым из чума должен выходить в верхнюю дыру, а у нас не выходил, стлался внутри, разъедая глаза. Должно быть, в конструкции шалашей была какая-то неправильность.

Словом, бед было достаточно. Пришлось подумать о надежном селе, где мы могли бы перезимовать.

Лично я всегда стоял за то, чтобы жить в лесу. В лесу в случае опасности мы, если находили ненужным принимать бой, могли незаметными тропками покинуть лагерь. В лесных лагерях партизаны всегда находятся в боевой готовности, тогда как пребывание в теплых хатах — так по крайней мере казалось мне — размагничивает людей. Другое дело, что и в лесу мы должны создать себе нормальные, «оседлые» условия жизни. В лесу бойцы ограждены от эпидемий, с началом немецкой оккупации свирепствовавших в селах. Наконец, нельзя не учитывать и того, что, живя в деревнях, мы неизбежно подвергаем мирное население опасности налета карателей. Все эти соображения заставляли меня отнестись очень сдержанно к перспективе переезда на зиму в село. Но что было делать с таким морозом?

Мы выбрали село Рудню-Бобровскую, решив, что пробудем там только то время, пока стоят лютые холода. Село было надежное. Там давно находился наш «маяк», разведчики организовали самооборону из крестьянской молодежи.