Россия - Век ХХ-й (Книга 2) - Кожинов Вадим Валерьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, всего лишь через десять недель после появления этого сталинского приказа, 8 мая 1942 года, враг начал в южной части фронта мощнейшее наступление, в результате которого к осени 1942 года фронт передвинулся на 600-800 км (!) к востоку и юго-востоку, достигнув нижнего течения Волги и Кавказского хребта (21 августа германский флаг был установлен на вершине Эльбруса...). И 28 июля 1942 года Сталину пришлось отдать совсем иной по смыслу и тону, поистине отчаянный приказ, известный под названием "Ни шагу назад!", где говорилось уже не о "победно реющих", а о "покрытых позором" знаменах...82 Однако и после этого приказа "позорное" отступление продолжалось...
Наши поражения, испытанные в 1942 году, не уступали поражениям 1941-го, а в определенных отношениях даже превосходили их - хотя ни о какой "внезапности" теперь уже не могла идти речь... А это означает, что причина поражений отнюдь не сводилась - вопреки утверждениям Сталина в его приказе от 23 февраля 1942-го и, позднее, Хрущева в его докладе 1956 года - к "внезапности" (хотя она, конечно, влияла на ход событий).
Суть дела заключалась в том, что враг, вбиравший в себя человеческие и материальные ресурсы почти всей Европы, "был,- по приведенному выше слову Федора Глинки о наполеоновской армии,- сильней..." Остановленная и отброшенная назад в ходе самоотверженной битвы за Москву в конце 1941 начале 1942 года германская армия, в частности, не только быстро восстановила, но и значительно увеличила свою численность и вооруженность боевой техникой: в июне 1941-го - 5,5 млн. человек, 4 200 танков, 43 000 орудий; летом 1942-го - 6,2 млн. человек, свыше 5 000 танков, 52 000 орудий83.
Есть все основания утверждать, что ко времени появления приказа "Ни шагу назад!" страна находилась в наиболее тяжелом положении за все время войны*. Имелась вполне реальная угроза прорыва врага за Волгу с последующей атакой с тыла на центральные области России - и в том числе Москву, захват врагом Северного Кавказа отрезал страну от основных источников нефти и т. п.
Из этого следует, что едва ли основательна широко распространившаяся и нередко крайне эмоционально преподносимая (начиная с хрущевского доклада) точка зрения, согласно которой поражения наших войск и их безудержное отступление вплоть до московских пригородов были обусловлены главным образом или даже исключительно внезапностью (объясняемой в свою очередь "слепотой" Сталина) нападения врага.
И, как уже сказано, эту точку зрения выдвинул именно Сталин, стремясь объяснить - и "оправдать" - тяжелейшие поражения первых месяцев войны, но впоследствии сталинская версия была обращена против него самого как главного виновника сей "внезапности", не сумевшего во время предвидеть нападение врага и подготовить к нему армию.
Между тем, исходя из факта сокрушительного германского наступления летом 1942 года, позволительно высказать убеждение, что, если бы даже Сталин и другие точно знали о долженствующем совершиться 22 июня 1941 года и сделали все возможное для подготовки отпора, это не могло бы принципиально изменить ход войны... Ибо враг "был сильней!.."
* * *
В высшей степени важно осознать, что сила врага определялась и той присущей ему мощной геополитической волей, о которой подробно говорилось выше,- между тем как нашим войскам и стране вообще в первое время была свойственна ослабляющая их волю раздвоенность. Это очень существенная и очень сложная проблема, но без ее освещения нельзя обойтись.
В предшествующей части этого сочинения7 было подробно сказано о совершавшемся с середины 1930-х годов преодолении "революционного" отрицания многовековой истории России и повороте к патриотической идеологии. Согласно уже цитированной работе одного из наиболее основательных нынешних исследователей истории второй половины 1930-х годов, М. М. Горинова, "в этот период происходит болезненная, мучительная трансформация "старого большевизма" в нечто иное... В области национально-государственного строительства реабилитируется сама идея государственности - идеология сильного государства сменяет традиционные марксистские представления... по всем линиям происходит естественный здоровый процесс восстановления, возрождения тканей русского (российского) имперского социума"84 и т. д.
В связи с этим стоит процитировать "Воспоминания солдата", принадлежащие знаменитому Гейнцу Гудериану. 3 октября 1941 года его танковая армия захватила Орел, и там состоялся разговор, явно произведший на германского военачальника очень сильное впечатление (цит. по смоленскому изданию 1998 года, с. 338): "О настроениях, господствовавших среди русского населения, можно было судить по высказываниям одного старого царского генерала, с которым мне пришлось в те дни беседовать в Орле. Он сказал: "Если бы вы пришли 20 лет назад (то есть в 1921-м.- В. К.), мы бы встретили вас с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз теперь снова стали оживать... Теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все едины"".
Восстановление государственности неизбежно означало определенное оттеснение партии, которая ранее была всеопределяющим средоточием власти. Это оттеснение конкретно проанализировано в недавнем исследовании О. В. Хлевнюка "Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы". В предвоенное время, подводит итог историк, нарастает "тенденция перемещения центра власти из Политбюро в Совнарком, которая была окончательно закреплена после назначения Сталина в мае 1941 г. председателем СНК... Как регулярно действующий орган политического руководства Политбюро фактически было ликвидировано, превратившись, в лучшем случае, в совещательную инстанцию при Сталине"85.
Разумеется, то, что совершалось на самой вершине власти, имело место и на других ее этажах. Партия - воплощение революционной власти - утрачивала свою прежнюю роль, и именно в этом, в частности, заключался подспудный смысл террора 1937-1938 годов, направленного прежде всего и главным образом против партии. Вот, например, подтверждающие этот тезис совершенно точные сведения о судьбах делегатов Съезда советских писателей 1934 года. Из 597 делегатов Съезда 356, то есть около 60%, были членами (или кандидатами в члены) ВКП(б) и ВЛКСМ, и из них подвергся репрессиям 181 человек,- то есть более половины (!). Между тем из беспартийных - 241 делегат - пострадали 47 человек, то есть менее чем один из пяти...86 Столь резкое количественное различие нельзя считать случайностью, и, в сущности, правы те, кто вообще трактуют "1937-ой год" как борьбу против партии с целью заменить ее порожденную Революцией власть "традиционной" по своему характеру государственной властью.