Бегущая под дождем - Анатолий Чупринский

Неф долго рассматривала свое отражение. Со всех возможных сторон. Щупала пальцами щеки. Они стали заметно меньше. Кожа на них стала мягкой, чуть смуглого цвета. Слегка припухлые губы образовывали чувственный, (Неф уже начинала в этом разбираться), изящный рот. Совсем приличного размера. Во всяком случае, ничего «лягушачьего» в нем уже не проглядывалось. Веснушки исчезли вовсе.

Нахт стоял сзади и, как обычно, хмурился. Но по всему было видно, он доволен. Финикийки тоже восторженно улыбались.

— Стану царицей, щедро награжу. — хрипло сказала Неф. Ее голос и язык еще не очень слушались. — Проси, чего хочешь!

— Позволь, царица… — усмехнулся Нахт. — До конца дней моих, называть тебя «лягушонком»!

Финикийки дружно захихикали. Улыбнулась и сама Неф.

Наследнице трона было одиннадцать с половиной лет.

В тот день в Фивах жара достигла своего апогея. Солнце абсолютно неподвижно висело в зените и, казалось, не собиралось больше никогда заходить за горизонт. Оно даже издавало, едва слышимый, звенящий гул, будто решило своими беспощадными лучами испепелить все живое в городе и его окрестностях.

Едва Неф ступила за порог дома Нахта, у нее возникло странное ощущение, будто она совсем одна в большом городе.

Обычно шумные и многолюдные улицы города вымерли.

Одинокий, черный коршун, с высоты своего парения, с удивлением наблюдал за странными, зигзагообразными движениями маленькой девочки по пустынному городу. Черному коршуну легче других. Там, высоко в небе движутся другие потоки воздуха. Более прохладные.

Черный коршун и не подозревал, что этой худенькой девочке предстоит трудный, полный опасностей, отчаяния и большой радости путь, и что сейчас она еще только делает первые шаги к самой вершине власти. Все это его не интересовало.

Он знал одно, обычно девочку на расстоянии сопровождают два пернатых существа, самая желанная добыча для хищника, но в этот раз их видно не было. Затаились где-то в тени, переждать жару.

Неф возвращалась домой зигзагами. От одной лужи к другой. Останавливалась перед каждой и, делая вид, будто поправляет сандалии, наклонялась, пытаясь рассмотреть свое отражение. В лужах мало что можно было разглядеть. Но все равно. От лужи к луже в ней росла уверенность в себе.

Уже у самой последней лужи, чуть в стороне от дороги, под кустом сидели три бродяги. Грязные, в лохмотьях. И кажется, нетрезвые.

Увидев проходящую мимо Неф, они восхищенно зацокали языками и начали наглыми жестами выказывать свое одобрение.

В другой ситуации Неф и внимания бы не обратила на них, но сегодня… Она сначала бросила на бродяг презрительный взгляд, а потом, проходя мимо, не выдержала и показала язык.

В ответ она услышала веселый смех.

В ворота усадьбы охранники не хотели ее впускать. Не узнали. Скрестили перед ее носом свои длинные копья. И еще больше выпучили огромные, сверкающие белками на черных лицах, глаза.

Неф постояла, подумала. Охранники застыли, как статуи фараонов перед входом в Главный храм.

Неф хотела уже наплевать и проникнуть в поместье старым, испытанным способом, которым пользовалась не раз. Перелезть в стороне через низкий глиняный забор, но передумала.

Скрестила руки на груди и топнула ногой.

— Та-аратумбия! — грозно сказала она. И еще раз топнула ногой.

Охранники тут в страхе отступили. Прижали к себе копья.

Топая по дорожке к своему маленькому дому, Неф подумала, надо обязательно выяснить у Криклы, что это слово означает.

За своей спиной она слышала сдержанный смех охранников. Раньше они себе такого не позволяли.

Непосредственно сама Неф не видела, как едят крокодилы. За всю жизнь она и видела-то только одного, да и то, издали. Плыла какая-то деревяшка с выпученными глазами мимо их прогулочной лодки. Но она допускала, крокодилы едят они очень быстро.

За обедом Неф почему-то подумалось, она ест, как крокодил. И действительно! С ужасающей скоростью она поедала — лук и тыкву, финики и виноград, яблоки и инжир, арбузы и репу… И все с хлебом, с хлебом! Служанки едва успевали подносить к столу все новые и новые блюда. И просто поражались, как в такую худенькую девочку все это влезает!

Наконец, она насытилась. Откинулась на высокую, (специально сделанную, чтоб не сутулилась), спинку стула, зевнула и произнесла царственным тоном:

— Я вами довольна!

Опустила голову на руки. И тут же за столом уснула.

Служанки перенесли ее в спальню. Раздели, укрыли легким льняным покрывалом и долго стояли рядом, впившись в нее глазами.

Во сне Неф была еще красивее.

Главная встреча произошла на следующий день ближе к вечеру. Неф сидела в маленькой беседке, поджав ноги под скамейку. Под потолком, на едва заметном выступе пристроилась уже знакомая пара любопытных воробьев. Они просто сгорали от нетерпения.

Длинные тени от высоких пирамидальных сосен тянулись через весь сад резкими, темными полосами и казались нарисованными.

Еще задолго до окончания ужина, Неф услышала знакомый топот ног по дорожке.

В беседку вошел Эйе. Стукнулся по привычке головой о притолоку, но даже не заметил этого. Он, не отрываясь, смотрел на Неф.

Нависла гнетущая пауза.

— Ква-ква! — пискнула Неф. Так, на всякий случай.

Эйе отрицательно помотал головой и, тяжело вздохнув, опустился на скамейку напротив Неф.

— Это не ты, лягушонок! — со всей прямотой, заявил Эйе. Еще раз помотал головой и добавил. — Тебя подменили.

— А так…

Неф засунула мизинцы в рот, растянула его в разные стороны и, как могла, выпучила глаза.

Пара воробьев под крышей беседки возмущенно зачирикали.

— Так… получше… — неуверенно сказал Эйе. Но сомнение в его голосе все-таки осталось.

«Я люблю тебя!» — чуть не вырвалось у Неф. «Любила всегда! Еще до своего рождения! И буду любить вечно!».

Но вместо этого она сказала:

— У тебя очень усталый вид.

Эйе смотрел на нее во все глаза. Лицо его менялось ежесекундно. Но совсем не так, как бывало, когда он корчил забавные рожи.

— Послушай, Неф! — каким-то незнакомым, почти официальным тоном сказал Эйе. — Ты уже совсем взрослая. Теперь у нас будут другие отношения.

— Хорошо! — послушно кивнула Неф. — Будет, как скажешь.

А сама подумала: «Будет так, как решила я!».

Другое дело Крикла. Она узнала бы Неф, даже если б та переделалась в эфиопку. Еще утром она все оценила по достоинству.

— Лягушонок! Ты что с собой наделала-а! — вскричала она, в ужасе всплеснув руками. — Кто это тебя… так?

Мгновенно сообразила, «кто ее так!». И тут же перешла на свой родной, нубийский язык.