Когда Бог был женщиной. Как древнейшая религия Богини сменилась патриархальной верой в богов-мужчин - Мэрлин Стоун

В более поздней «Бхагавад-Гите» («Божественная песнь»[76]) арийский герой Арджуна говорит о своем страхе перед подрывом родовых устоев, лежащих в самой основе общества. Его беспокоит то, что гибель рода повлечет за собой гибель «закона», бесчестие и развращенность женщин, а это, в свою очередь, приведет к «смешению каст»[77].

Рама, который появляется в индоарийской мифологии около 400 г. до н. э., хотя легенды о нем, возможно, имели хождение и раньше, служит одним из символов брахманской традиции. Норман Браун, профессор санскрита Пенсильванского университета, характеризует его так:

Рама – мифический посредник распространения арийской (т. е. брахманской или санскритской) культуры на тогда еще неарианизированный юг Индии, где даже сейчас, несмотря на влияние брахманов, в основе культуры лежит дравидийский субстрат… Завоевания Рамы совершаются силой оружия… он, таким образом, представлен несущим свет и культуру аборигенам, которых, когда они непокорны, называют демонами, а когда они добровольно обращаются в его веру – обезьянами и медведями.

Таким образом, не исключено, что патриархальные захватчики, считавшие женщин неполноценными, несут также ответственность и за возникновение расистских предрассудков.

Свет, прообразом которого для арийцев, по-видимому, служила раскаленная лава вулканов, позднее связывался ими с огнем их вездесущих жертв, сиянием небесных светил, прежде всего Солнца, молниями в руках их бога грозы и, возможно, их цветом кожи, более светлым, чем у средиземноморских народов, а также с «царством вечного света», где, как считалось, обитали духи умерших арийцев: «Милостивые праотцы, чья обитель в сияющем свете первозданном»[78]. Брахма, имя которого в конечном счете стало именем верховного божества, описывается как «тот, чей облик – свет». Дэв, санскритское слово для обозначения бога, буквально означает «сияющий» или «яркий». Митра, еще один бог, который впервые появляется в Ригведе, но затем играет более важную роль в иранской Авесте, постоянно ассоциируется со светом, тогда как Варуна (не исключено, что это другое имя Дьяуса Питара) ежедневно совершает жертвоприношения, чтобы вывести «сияющее Солнце» из «темной бездны под землей».

Археологические данные, в особенности работы сэра Джона Маршалла, доказывают, что еще до арийских вторжений коренное население Индии почитало Богиню. Самые ранние культуры долины Инда, судя по всему, установили контакты с Шумером и Эламом примерно к 3000 г. до н. э. Религиозные взгляды и убеждения зачастую прочно укоренялись в семье и в общественных нравах. Если большая часть населения когда-то видела в Богине святыню, едва ли стоит удивляться, обнаруживая, что те же самые верования при благоприятных условиях время от времени снова давали о себе знать, хотя временные интервалы могут нас поражать.

В позднейшие периоды индийской истории, как и во многих других регионах, где поклонение мужскому божеству накладывалось на женскую религию, значительная часть людей, и в первую очередь те, кто проживал в более изолированных регионах, продолжали почитать Богиню. Уже в 600 г. н. э. поклонение женскому божеству вновь отмечено в Индии. Она появлялась в Пуранах[79] и тантрических[80] текстах под разными именами, однако имя Дэви, означающее просто «Богиня», объединяло их все. И все же имя Дэви произошло от санскритского Дэв. Прежнее ее имя, Дану или Дити, было забыто.

Профессор Браун объясняет это так:

Причина, по которой мы не слышим о ней ранее, несомненно, состоит в том, что Великая Мать – не арийского происхождения и довольно поздно получила признание в кругах брахманов. Она сильно отличается от любого из женских божеств Ригведы. Поклонение Великой Богине-Матери и сегодня широко распространено в Индии среди неарийских народов. В южной части Индостана в каждом селении есть свой набор амма, или Матерей, и вся религиозная жизнь деревни строится вокруг служения им… Жрецы этих богинь [у них есть также и жрицы] – не брахманы, но принадлежат к низшим кастам, что указывает на доарийский или по крайней мере неарийский характер их почитания.

Браун утверждает, что Богиня в конечном итоге заняла свое место в сочинениях брахманов, но указывает, что «концепция Великой Матери по-прежнему вызывает у последователей брахманизма недоверие».

Иран – «семя иранских земель»

Индоарийские верования встречаются также в письменных памятниках Ирана, хотя те относятся к гораздо более позднему периоду. К сожалению, древнейшие из дошедших до нас иранских текстов датируются лишь 600 г. до н. э., когда была записана «Зенд-Авеста» Заратуштры. И все же этот мифологический материал очень показателен, поскольку, как объясняет Джеймс, «и индийцы, и иранцы были, как мы уже видели, арийцами по происхождению, относившимися к одной и той же индоевропейской семье народов, которые расселились по Иранскому плато начиная с IV тыс. до н. э. и, судя по всему, говорили на одном из диалектов санскрита». Профессор М. Дж. Дресден добавляет к этому, что «значительный объем лингвистических, религиозных и социальных данных подтверждает предположение о том, что когда-то носители этих двух культур, нашедших свое выражение, с одной стороны, в индийской Ригведе, а с другой – в иранской Авесте, образовывали единое целое».

Несмотря на то, что за длительный период, прошедший со времен Ригведы до написания Авесты, безусловно, должны были произойти существенные перемены, мы снова встречаем здесь представление о великом отце, воплощающем собой светлое начало, который теперь выступает под именем Ахура-Мазда, «Повелитель света». Его сияющая золотом обитель находится на вершине горы – по преданию, это гора Хара, сотворенная первой из всех когда-либо созданных гор. Собственно, на языке индоиранцев само слово хара означало «гора».

Дуализм света и тьмы, добра и зла обнаруживается в иранской религиозной мысли повсеместно. Если Ахура-Мазда пребывает «в бесконечном свете», то его противник, демоническая фигура по имени Ангра-Майнью (Ариман) обитает глубоко во мраке. В одном из преданий Ангра-Майнью осмелился приблизиться к границе между мирами лишь для того, чтобы быть ослепленным сиянием Ахура-Мазды. Столкнувшись с доблестью и силой, «превосходившими его собственную», он убежал обратно во тьму. В манихейских текстах из Ирана (200 г. н. э.) добро и зло опять же отождествляются со светом и тьмой. Утверждается, что «все беды человечества вызваны смешением этих двух начал». Митра, который уже появлялся ранее в Ригведе, занимает более важное место в иранской мысли: теперь именно Митре приписывается победа над «демонами мрака».

Наибольший интерес представляет иранский мифологический герой Гайа Мартан, или Гайомарт, первый из сотворенных людей. Возможно, Гайа Мартан когда-то занимал в Иране почти то же место, что и Индра в Индии. Гауи или гави на санскрите означает «корова», а мритью – «смерть» или «убийство» (слово, бытующее в индоевропейских языках до сих пор как немецкое mord, «убийство», или английское murder с тем же значением). Таким образом, имя Гайа