Место под звёздами - Сергей Криворотов

— Всё в порядке, сынок, — но сердце застучало сильнее, старик почувствовал, как слёзы навёртываются на глаза, и рассердился на себя: надо же так раскиснуть! — Ты где?

— В Приземелье, отец. Я, собственно, проститься… Завтра мы уходим к Плутону.

Вот оно что! А он сидит тут и ни сном, ни духом. А они уже добираются до Плутона.

— Сынок, береги себя, — впрочем, что это он понёс околесицу? — В общем, ты сам знаешь, как себя вести. Ты у меня молодец!

— Отец, я хотел, чтобы ты помнил: мой полёт — это твой полёт!

— Как? Как ты сказал? — ему ещё раз захотелось услышать только что произнесённое.

— Я говорю, что мой полёт — это твой полёт! Я продолжаю твоё дело!

— Да, да, сынок. Я тебя понял, спасибо.

— Ну, прощай, на всякий случай. Мало ли что… Если сможешь, передай привет братьям. Попрощайся за меня.

Как ни странно, братья не были дружны между собой. Они вечно дрались, разбивали друг другу носы, и никто не хотел уступать другим, невзирая на возраст. Но для дачи отпора посторонним они всегда объединялись. Вот и сейчас Васька не хочет показать мнимую слабину перед младшими.

— Обязательно передам. Счастливого пути, сынок. Всё будет хорошо.

— К чёрту, отец! — изображение сына погасло. Старик улыбнулся: не забыл послать, как его учили в таких случаях. Как это он сказал: «Мой полёт — это твой полёт». Старику было очень приятно. Время снова замедлило для него ход, старик задремал.

– Все показатели в пределах нормы. Продолжайте в том же духе. Пока всё идёт неплохо…

Неуверенный стук в дверь вернул его к реальности.

— Да, входите же! — Старик обернулся. На пороге стояли два младших сына.

— Здравствуй, отец!

Неожиданность за неожиданностью, как по заказу.

— Что скажете, ребятки? — Седые брови вопросительно изогнулись кверху. Вид сыновей казался виноватым, словно они нашкодили, как в далёком детстве, и боятся признаться, точно они всё ещё прежние мальчишки, которым грозит возможное наказание. — Да говорите, не тяните, что там стряслось?

— Отец, мы улетаем на Марс, — выдохнули оба разом.

— Вот как! — старик пожевал губу. Час от часу не легче. Одни прощания, сегодня вечер прощаний. Сговорились все, что ли?

— Мы недавно завербовались, но комиссию уже прошли. Прости, что не предупредили, не хотели расстраивать заранее, да и не было полной уверенности. Только вчера вечером всё решилось.

— Надолго?

— Насовсем.

— А семьи? — старику вдруг очень захотелось, чтобы хоть кто-то из близких остался с ним на Земле.

— Мы летим все вместе.

Значит, никогда он уже не увидит своих забавных внучат и не расскажет им увлекательных космических баек. Молчание ощутимо повисло в комнате, только космодром-трудяга продолжал напоминать о себе.

— Переночуете хотя бы? — с надеждой прервал старик недолгую тишину последних минут, проведённых вместе.

— Не получится, времени мало, нас ждут. Прощай, отец! Мы свяжемся перед самым вылетом и, как обустроимся, обязательно сообщим с Марса. Связь сейчас хорошая, ты же знаешь! Ещё поговорим!

— Ладно, ладно, идите. Не люблю этих церемоний, — он замахал на них руками и отвернулся, чтобы они не увидели его лица и не начали жалеть. Ни к чему эти сантименты…

Сыновья переглянулись и молча вышли.

– Не сдерживайте его инициативу, добавьте объёмности ощущений!

Рёв стартовых двигателей нового ракетоплана снова достиг ушей старика, но теперь, казалось, что он многократно усилился и даже вдавил его в кресло. Круто они взялись! Кто бы мог мечтать ещё с десяток лет назад о таком темпе? Несуществующие огненные вихри словно прорвались в душу старого космонавта. Жизнь идёт, согласно диалектике, как ей положено, а он сидит здесь тихо и спокойно, дожидаясь своего финиша. Разве о таком конце он думал? Нет, Земля не чашка Петри, и он не микроб!

Старик достал из нагрудного кармана самое дорогое, что ещё осталось у него, — золочёный жетон космонавта. С этим значком он мог пройти на любой космодром, стоило только идентифицировать его в сторожевом сканере.

А проникнуть на автоматический челнок в Приземелье для него уже дело техники. Решившись наконец, он расстался с привычным креслом, затем с трудом перебрался через невысокий подоконник, перенеся сначала одну ногу, за ней другую. На мгновение стук сердца заглушил работающие двигатели на взлётной площадке. Удары сердца колоколом отдавались в голове. Отдышавшись, старик двинулся через поле к космодрому. И чем ближе и громче становился знакомый, греющий душу грохот, тем увереннее шёл старый космонавт.

– Осторожнее, осторожнее, внимательнее следите за показателями…

У закрытого автотурникета в стене накрученной по периметру путанки, предназначенной для защиты от диких животных и ненужных проникновений, стоял и тихо плакал мальчик лет одиннадцати. Пацан как пацан, только огненно рыжий, с веснушками на щеках и курносом носу, таких часто дразнят в детстве жестокие сверстники. Но одет он был во внушительную диковинную форму с блестящими пуговицами и маленькими погонами. Старик подошёл ближе.

— Разве космонавты плачут?

— Я ещё не космонавт, — возразил тот, поспешно утирая рукавом слёзы.

— Но ты хочешь им стать? — Мальчишка согласно кивнул, кто же не хочет теперь? — В чём тогда дело?

— Я отстал от своих, — безутешно вздохнул мальчуган. — А лайнер уходит через сорок минут. Вон там, видите?

— Ты откуда?

— Из школы. — Старику это почти ничего не говорило. Но он не подал вида. — Дедушка, ты не сумел бы меня туда пропустить? Я ещё могу успеть… — мальчишка уже не всхлипывал, и на лице его появилась внезапная надежда. — Я же не просто так… Вот, — он протянул ламинированный пластиком прямоугольник.

Старик поднёс карточку к самым глазам — разрешение на допуск к полёту в Приземелье курсанту Семёнову Юрию, двенадцати лет. Старик удивлённо покачал головой.

— Так тебя Юрием кличут?

— Да, родители в честь Гагарина назвали, — гордо пояснил мальчишка.

— А если следующим рейсом?

Юрий Семёнов вздохнул:

— Не получится. Этот специально для нас. Другой будет только через год, и то могут не допустить.

— А ты ещё ни разу не был в космосе?

— He-а, в том-то и дело, — Семёнов Ю. неотрывно смотрел на старого космонавта, словно само синеглазое будущее молило о помощи. Отказать ему было бы преступлением.

— И не боишься?

— Другие же летают!

— И что, очень бы хотелось?

— Ещё спрашиваете!