Один сон на двоих - Татьяна Владимировна Корсакова

Она была не из тех дамочек, у которых в холодильнике хранился лишь пук вялой редиски и бутыль минералки. Она была из дамочек запасливых. В ее холодильнике было все, что нужно, чтобы продержаться неделю-другую без походов по магазинам. От увиденного разнообразия закружилась голова, а в животе громко заурчало. Лера выудила из недр морозильной камеры пачку пельменей. На кулинарные изыски не было ни сил, ни времени – есть хотелось просто невыносимо.

Пока варились пельмени, она включила свой ноутбук, проверила почту. Несколько писем от клиентов, ворох спама – и больше ничего. Для этого мира Лера оказалась настолько малозначимой, что ее долгое отсутствие осталось практически незамеченным. В соцсетях ситуация обстояла чуть веселее, в том смысле, что несколько ее виртуальных и несколько реальных знакомых даже спрашивали, куда она опять пропала. Про «опять» Лере было все более или менее понятно. Пропадала она довольно часто. Иногда по собственной воле, но чаще по воле родителей.

Родители! Пусть у нее нет мобильника, но есть возможность связаться с мамой через соцсети. Или хотя бы узнать, чем родители занимались во время ее отсутствия. Чем мама занималась, потому что присутствие отца в Интернете было сведено к минимуму – его не было даже на фотографиях, которые регулярно выкладывала на своей странице мама. Впрочем, Леры тоже не было на маминых фотографиях. Лера не вписывалась в концепцию и идею. Нет, это не означало, что мама ее не любила. Конечно же, любила! Но, если быть честной, Лера не давала особых поводов для родительской гордости. Как однажды выразилась мама: она была особенным ребенком. И словосочетание «особенный ребенок» носило негативный, хоть и старательно маскируемый подтекст.

Поставив перед ноутбуком тарелку с пельменями, Лера открыла мамину страничку и вздохнула с облегчением. Если судить по красочным фото с тегам «Индия_любовь_моя», мама была на очередном ретрите по йоге и духовному просветлению. В этом не было ничего удивительного. Обычно мамины практики духовного просветления совпадали с курсами Лериного физического и ментального очищения. Маме так было проще. Мама так пополняла свою ци и улучшала свою карму. Лера ее не осуждала, потому что зачастую именно она была причиной падения маминой ци и ухудшения кармы. «Особенный ребенок»… Что ж тут поделать?..

Под последним маминым постом с фото живого моста Мегхалая стояла дата трехдневной давности. Больше постов не было, а это могло означать одно из двух: либо родители недавно вернулись на родину, либо как раз в пути. Выключенные телефону указывали как раз на второй вариант. Информационный детокс перед возвращением из рая в этот суетливый и бездумный мир. Мама такое практиковала. Ее детоксы длились недолго, максимум несколько дней. Но отец… Отцу было плевать на такую ерунду! Даже в джунглях Индии ему была необходима устойчивая и надежная связь с внешним миром. И куда подевалась эта связь?

Был еще Игорек, папин младший брат и Лерин единственный дядюшка. Наверное, еще там, в дебрях Гремучей лощины, нужно было первым делом позвонить именно ему, а уже потом родителям! Игорек всегда был на связи, прилетал по первому Лериному зову, прикрывал ее задницу, вытаскивал из таких передряг, о которых не расскажешь родителям. Именно Игорек долгое время был единственным хранителем страшной Лериной тайны и единственным ее утешителем. Но шило в мешке не утаишь… Однажды это шило вспороло-таки тонкую и такую беззащитную ткань Лериной реальности, а по ходу дела насквозь проткнуло сердца обоим ее родителям. Это шило, а вернее, раны, которые оно оставило, и положило начало Лериным вояжам по очень элитным и очень закрытым оздоровительным центрам.

У Игорька не было страницы в соцсетях. В этом он был полностью солидарен со своим старшим братом. Личная жизнь напоказ – это удел безмозглых малолеток и скучающих домохозяек, а суровые мужики вершат настоящие дела в тишине рабочих кабинетов и загородных клубов. Лерин отец был настоящим суровым мужчиной, акулой и мастодонтом, а Игорек очень старался быть на него похожим. Ему мешала сущая мелочь – почти двадцатилетняя разница в возрасте. Отец никогда не смотрел на младшего брата как на равного. Он даже называл его этой обидной кличкой – Младший. Лере казалось, что Игорька это несерьезное отношение обижало. Лера понимала Игорька куда лучше, чем ее отец. У них с Игорьком разница в возрасте была как раз совсем небольшая – всего каких-то семь лет. Дядюшка был для нее перекидным мостиком между юностью и миром взрослых. Так почему же она не позвонила Игорьку первому?

Все ж таки кома что-то сотворила с ее бедным мозгом, порушила какие-то важные нейронные связи, захлопнула часть ячеек, отвечавших за память. Как бы то ни было, а пытаться связаться с Игорьком сейчас – бессмысленно. Сейчас нужно набраться сил и решимости, чтобы предстать перед родителями. От мыслей о предстоящей встрече заломило в висках. Никто не погладит ее по головке за побег из Гремучего ручья, чем бы он ни являлся. А кстати, что это за клиника? Самое время выяснить!

На выяснение ушло четверть часа. Вся необходимая информация размещалась на красочном и весьма стильном сайте. Собственно, Лера не ошиблась, когда предположила, что родители поместили ее в медицинский центр, весьма дорогой и весьма элитный. Наверняка, выбирала мама, а оплачивал отец. Так уж было заведено в их семье. Леру смущало другое: Гремучий ручей презентовался как фешенебельный спа-курорт: оздоровление, омоложение, все виды детокса. Нигде ни слова не было сказано про реабилитацию коматозников. Или за деньги, вернее, за очень большие деньги они предоставляют и подобного рода услуги? Но куда более странными, если не сказать страшными, были собственные Лерины впечатления. С чего бы только-только выйдя из комы, она вдруг решила делать ноги?

Бывали в ее прошлой жизни темные деньки, которые мало чем отличались от комы. Бывало, ей хотелось громить и крушить все вокруг себя. Однажды она даже совершила побег. К слову, безуспешный. Ее поймали спустя час, подхватили под белы рученьки, упаковали в чудесную, похожую на гостиничный номер комнату с искусно выкованными решетками на окнах. Но даже в те темные деньки Лера сначала думала, а уже потом действовала. В этот раз все вышло иначе. В этот раз ее гнало вперед какое-то первобытное, доселе неизведанное чувство. Это была гремучая смесь страха, злости и предчувствия чего-то непоправимого. Ну и черепастую псину не стоит сбрасывать со счетов. Чего уж там!

Конечно, было бы разумнее и безопаснее предположить, что псина – это порождение некоторых весьма действенных препаратов, от которых Леру с такой решительностью и тщетностью пытались отучить родители. Но что в плане детокса может быть мощнее и надежнее, чем кома?! Если в Лериной крови что-то такое и было, то уже давным-давно вывелось. Она чиста как слеза младенца! Чиста, но при этом видит то, что нормальный человек видеть не может… А этот факт приводит ее к другому, еще более страшному заключению: вернулась вся ее «шиза». Да не просто вернулась, а увеличилась многократно, выросла до размеров огромной черепастой и огнеглазой твари…

«Шиза» началась лет в тринадцать. Сначала это были просто яркие сны. Снилось Лере разное. Иногда это были чудесные виды затерянного в горах замка. Она гуляла по его гулким залам, прислушивалась к звукам эха от собственных шагов, разглядывала разноцветные блики проходящих сквозь высокие витражные окна солнечных лучей, любовалась лежащей на бархатной подушке серебряной штуковиной. Штуковина была похожа на собачий ошейник. Вот только размер собаки, способной нести на своей шее этакую мощь, представить было тяжело. В этих снах у Леры было чудесное шелковое платье в оборках и непослушные золотые кудри. В этих снах ее звали Габи.

Были и другие сны. Уже не такие увлекательные и светлые. В этих снах дул пронизывающий ветер, истошно лаяли собаки, а она смотрела в стылое мартовское небо и видела раскачивающиеся на висельнице тела. В этих снах ее звали Ольгой, и она была старой. Настолько старой, что собственные узловатые, покрытые морщинами руки казались пугающе отвратительными. В этих снах она слышала шепот прямо в своей голове, но, как ни старалась, не могла понять, что ей хотят сказать.

Но самая-самая «шиза» случилась позже, наверное, лет в пятнадцать-шестнадцать. Сны сделались настолько реалистичными, что Лере становилось все труднее отличить их от яви. В этих снах ее звали Танюшкой, и в них к ней приходили настоящие чудовища. Чудовища были похожи на людей, но лишь до тех пор, пока их длинные, словно лишенные костей, тела скрывали клочья тумана. А когда туман рассеивался, рассеивались и глупые надежды на то, что все обойдется. Не обойдется, потому что от чудовищ