Книга советов по выживанию в школе - Эдуард Веркин

Только вот настоящих садистов, садистов со вкусом, в школе не так уж много. Ведь для того, чтобы быть садистом, нужен особый человеконенавистнический талант, а такой талант редок.

Однако каждый, кому повезло учиться в обычном муниципальном общеобразовательном учреждении, может рассказать пару содрогательных историй о таких талантах.

Каждый припомнит несколько малоприятных прозвищ, что-то вроде Зверь, Базеда или Овчарка.

Каждый вспомнит, как ему хотелось провалиться сквозь парту во время опроса по химии. Под режущим, как лазерный луч, взглядом химички.

Как мучительно дрожала душа перед контрольной по алгебре, как мечталось закатиться за плинтус, а еще лучше телепортироваться сквозь форточку. А учитель-садист окидывал класс

стальным глазом, наметанным взором выуживал из масс жертв, мощным психическим импульсом вгонял их в мозговой коллапс.

Я-Le следует недооценивать педсостав! ^ нас длинные руки!

Запись в дневнике

Кто же он, скромный герой отбивания душевных почек?

Обычно это полный никто, попавший (или попавшая) в школу потому, что волосатой лапы у бедолаги не оказалось, увы. А без волосатой лапы его после окончания института с одними трояками никуда не берут. Или на рынок иди помидорами торговать, или в школу — в ней всегда недостаток высококвалифицированных кадров. На рынке холодно и хозяева всегда накалывают, в школе гораздо лучше.

И вот молодой и высококвалифицированный оказывается в школе, осматривается и начинает ненавидеть все вокруг.

Прежде всего, конечно, учеников — потому что они главный раздражитель и напоминатель о безрадостной участи.

Ученики стонут. Поскольку бывший троечник в науках сам не больно сечет, отличники вызывают у него раздражение и быстро превращаются в хорошистов. Остальные подвергаются избиению потому, что учитель-троечник отыгрывается на них из-за своей несчастной судьбы. Еще бы — приходится за копейки горбатиться, «да еще с такими идиотами», которые не могут отличить Лорис-Меликова от Петрова-Водкина. Хотя сам отличать одного от другого выучился не далее как вчера вечером, почитав перед уроком учебник истории.

Так или иначе все вокруг у педагога вызывает раздражение, и обрушивается это раздражение на ни в чем не повинные школьнические головы. Ай-яй-яй.

— _|ю! ФОРМАЦМЯ]……………………………………—

Лорис-Меликов Михаил Тариелович (1825–1888) — русский государственный деятель.

Петров-Водкин Кузьма Сергеевич (1878–1939) — русский живописец.

Второй вариант генерации садиста несколько иной.

В школе появляется молодой педагог, окончивший педвуз с красным дипломом, но жизненной циничности приобрести не успевший.

Юноша шибкий со взором горящим.

Энергичный. Когда вечером снимает свитер, количеством вырабатывающегося электричества можно освещать сельскую танцплощадку.

Энтузиаст. Глаз горит. За идеалы народного просвещения кого хочешь порвет.

Такой юноша по прибытии в школу развивает бурную педагогическую деятельность. Изо всех сил пытается понравиться ученикам, ходит с ними в кино и на пикники, устраивает праздники и дискотеки, занимается дополнительно с отстающими, до ночи разучивает новые материалы, организует школьную самодеятельность и ансамбль ложкарей.

Старается, старается, старается. Пытается понравиться родителям — проводит с ними профилактические беседы и советует, куда лучше отдать отпрыска после школы в соответствии с результатами последних психологических тестов…

Через полгодика школа начинает постепенно обламывать энтузиаста. Энтузиазм тает, силы подрываются. Кстати замечено, что у энтузиастов вообще редко что получается. Особенно в школе. Получается у ремесленников и работяг, но не у энтузиастов. Эти слишком быстро перегорают.

И вот через год энтузиаст ломается окончательно и тоже начинает ненавидеть учеников, школу и все вокруг. И превращается в настоящего школьного садиста и человеконенавистника.

Нормальный садист обожает унизить ученика. Его хлебом не корми, квасом не пои, дай над кем-нибудь поглумиться. Он любит вызвать человека к доске, загодя зная, что задание тот не выполнил, и спрашивать потом: а что же ты делал вместо приготовления уроков? Рыбу, наверное, ел…

Класс хохочет, класс обожает, когда кого-нибудь треплют. А несчастный стоит дурак дураком и ничего поделать не может. Потом садист вызывает другого бездельника и издевается над ними уже на пару. Неудачникам хочется провалиться сквозь пол, но пол крепок, к тому же под полом кабинет физи-

ки, а физик тоже уважает подобные развлечения. Ему тоже на рынке не хотелось работать.

Учиться, учиться и еще раз учиться! 'JjlaK сказал Ленин. рЛ. кто не кочет учиться — того на Ъелоллорканал, пусть работает.

Ызречение учителя истории

Почему садисты существуют в школах до сих пор? Почему персонажи, знакомые по произведениям Чехова и Льва Кассиля, живут и здравствуют и по сей день?

ИНФОРМАЦИЯ-

Кассиль Лев Абрамович (1905–1970) — российский писатель, автор известной детской книги «Кондуит и Швам-брания».

Потому что других нет. Нет, они есть, но в школу не идут. И хотя в последнее время ситуация начала медленно меняться, но когда еще поменяется окончательно — кто его знает.

Потому что садисты, как ни странно, нужны школьной администрации. Чтобы держать общественность в тонусе. В каждой школе должен был быть такой тип. Этакое домашнее пугало, доберман-пинчер на коротком поводке. Правда, сейчас у нас идет повсеместная борьба за права личности, но на деятельность чересчур жестких учителей продолжают закрывать глаза. Поскольку на такого типа можно всегда рассчитывать в случае различных непредвиденных инцидентов. Он легко разнимает драки, вразумляет школьных хулиганов, не пускает в школу нежелательных лиц. Польза налицо. А с мелкими издержками вроде диктаторского характера можно смириться.

Как это ни странно, но подобные типы частенько даже пользуются авторитетом в среде школьников. Тысячелетняя психология подчинения «барину», оформленная лозунгом «строгий, но справедливый», до сих пор не растворилась. К сожалению. К сожалению, нормальные, человечные педагоги пользуются гораздо меньшим уважением, чем сторонники жестких мер, любители плетки, кнута и пенделя.

ПРИМЕР

Урок русского языка. В классном кабинете Василисы Валентиновны Лимбоцкой, той самой — великой и ужасной, страшнее которой нет и не было никого на Земле. Она настоящий дракон в юбке…

Так вот урок. Кабинет похож на игрушку — уже пятнадцать лет Василиса Валентиновна не делала в нем ремонт, потому что что-то сломать в кабинете Василисы Валентиновны…

Лучше сломать себе шею. Сразу броситься под поезд. Человек, осмелившийся написать что-то на парте, может легко вылететь из школы — директор перед Василисой Валентиновной прыгает на задних лапках, у нее ведь такие связи в гороно! Один тип осмелился войти в класс Лимбоцкой без сменной обуви — и весь последующий год он мог входить в этот кабинет только босиком.

Парты у Василисы Валентиновны привинчены к полу. Чтобы не двигали!

Ну, так вот. Урок русского. Тишина. Слышно, как течет по трубам вода, слышно, как в кабинете английского ребята повторяют хором алфавит. Василиса Валентиновна объясняет что-то про деепричастия.

И вдруг случается ужасное — я вижу, как моя ручка начинает медленно катиться по столу к обрыву. Все происходит как в замедленной съемке — я пытаюсь ручку поймать, но бесполезно. Она срывается и падает на пол.

Раздается грохот, от которого вздрагивает земля. Портреты классиков на стенах осуждающе раскачиваются. Василиса Валентиновна поднимает очки и мгновенно обнаруживает источник этого грохота.

«Это чье бревно упало?» — спрашивает она, хотя прекрасно знает чье. Класс замирает.

Как бандерлоги замирали перед страшным Каа.

«Чье бревно упало?» — повторяет Василиса Валентиновна.

Я обреченно поднимаю руку.

Она смотрит на меня так, будто я не просто-напросто уронил ручку, а осквернил храм, посвященный великой богине образования.

«Вон! — вопит Василиса Валентиновна. — Вон пошел!»

Я в полуобморочном состоянии выползаю из кабинета. Вечером у меня начинается грипп, и я пропускаю две недели занятий.

Через две недели я возвращаюсь в класс. Мне страшно. Чтобы инцидент с ручкой не повторился, я крепко привязываю ее к запястью прочным капроновым шнурком.

Забавно, но тем малым, что я знаю в русском языке, я обязан именно Василисе Валентиновне Лимбоцкой.

Так что бывает, что педагог-садист даже полезен. Он, как уже говорилось, хоть что-то может вдолбить в пустые головы. Василиса Валентиновна могла. Попробуй-ка не выучи про деепричастия…