Темные звезды - Сергей Дорош

— Отлично, связь есть, — кивнул профессор, наблюдавший за стрелками на приборах. — Продолжим с таблицей. Унтер, сходите на крыльцо и передайте прапорщику Тикену мой приказ: снять обруч и не вмешиваться в вещание.

Валган глядел на Лару как на жалкую собачонку, которая вдруг ни с того ни с сего укусила его. Распрямившись, он зашагал к выходу: рослый, плечистый. Лара поняла, что унтер сильней Удавчика.

«Но… он не смеет поднять руку на офицера!»

А как оно в полку, где сплошь выродки?..

Тикен уступал Валгану в росте и ширине плеч, зато ловко умел стравливать бойцовых псов, чтобы самому остаться в стороне и не марать рук.

Когда унтер вышел на крыльцо, Удавчик объяснял пришедшему Сарго:

— …и дал девчонке по мордасам.

— Да, гере корнет, — подтвердил Валган. — Той самой, которая вас подстрелила. Таких надо воспитывать, верно?

— Хм! — Сарго набычился, его кривой нос побагровел. — А тебе она что сделала?

— Не слушалась.

— Поди, в кресле сидела?

— Так точно.

— Когда я ей вломил, она была с оружием в руках. Это законно. Тикен, я иду под арест, за недосмотр… — Сарго скосился на унтера. — Если что, вели снести его в лазарет.

И он показал на Валгане, за что кулачные бойцы попадают в полк.

Такой уж полк был у Его Высочества!

— Извольте убедиться, граф. — Принц широким жестом пригласил Бертона подойти к столу, где была разложена одежда.

Граф испытал невольную дрожь, осматривая вещи. Да, никаких сомнений, все это принадлежало Лисси. Вот вышитые именные метки. С одной стороны платье и сорочка разорваны, но следов крови нет.

— Она жива? Цела? — проговорил он вполголоса.

— Ей ничто не угрожает, — заверил принц, теряясь в догадках, каким образом ан Лисена ускользнула из башни и куда она подевалась. Разъезды прочесывали парк, но пока безуспешно. Ночная стража отчиталась, что троих действительно отвели в башню, но до рассвета оттуда никто не выходил. Мистика какая-то!

В довершение дурных событий на краю парка авиаторы сбили мориорский летун. Должно быть, пилот был неопытный, раз позволил засечь себя в свете зари! Сгорел, бедняга, в кислотном огне, даже костей не осталось.

Однако граф был в руках принца, и это согревало душу Цереса. Когда граф выполнит условия сделки, обратного пути не будет! Он тоже станет заговорщиком.

— Все мои предложения в силе, любезный Бертон. Пост канцлера ваш, а люди Гестеля мои. Когда наше предприятие увенчается успехом, дочь вернется к вам. Вы можете сейчас же отправляться в Гестель и готовить его к эвакуации. Половина питомцев должна быть доставлена в Бургон, а остальные в те места, куда я укажу. Завтра я жду здесь принцессу Эриту.

— Я не могу привезти Ее Высочество против ее воли, — хмуро ответил граф.

— А вы попробуйте. У вас получится. Для верности я дам вам отделение своих жандармов.

Слово «верность» прозвучало из уст Его Высочества как-то двусмысленно.

Бертон еще раз перебрал вещи своей дочери. Кроме печали, его начали одолевать сомнения. Как ученый, он привык решать проблемы и загадки, а перед ним лежала именно загадка.

«Платье не обожжено, только порвано в одном месте. Значит, Лис как-то сумела покинуть поезд до бомбежки. А потом? Лес был сожжен наутро, но и этого Лис избежала. Затем подошли жандармы принца…»

— Где образец ее почерка?

— Позже. Я предъявлю его позже. — Принц постарался не выдать своего замешательства, но тень неуверенности на его лице не укрылась от наблюдательного Бертона.

«Ах, „позже“! Вариантов только два: либо Лис отказалась писать под его диктовку… и тогда она истинно благородная девица, либо она не в состоянии взять в руки перо. Ранена? Мертва? В любом случае я не имею права быть слабее собственной дочери. Что ж, Ваше Высочество, вы сделали свой ход, теперь мой черед».

Холодно откланявшись, граф покинул Цереса и вскоре уже катил к Гестелю, а следом пылил небольшой эскорт мотофургонов с лаково-черным броневиком.

Крепко выспавшись под действием какой-то лекарской настойки, Огонек проснулся почти здоровым. Только временами его слегка мутило и кренило на сторону, если он слишком резко вертел головой.

Держать его у себя синие жандармы не собирались и отправили санитарным паровиком на станцию. Там кипела выгрузка-погрузка, сплошь воинские эшелоны! Купол умело руководил в новой запретной зоне, вывозя перепуганное и возмущенное население, а взамен располагая вокруг озер саперов.

Раненому полагается лежать на носилках. Огонек не раз порывался вскочить. Валяться без дела ему была мука мученическая, но бородатый санитар укладывал назад:

— Лежи, малый. Видишь бирку? Гере доктор пометил тебя: «Голова ушиблена». Значит, полный покой. Сейчас эшелон подойдет, сдам тебя поездной команде.

— Да я здоров!

— Доктор сказал, значит болен.

— А девчонок в зоне нашли? Там должны быть три девчонки.

— Может, и вправду здоров, если о девках думаешь, — хмыкал санитар в бороду. — Только у меня приказ, лежи и помалкивай.

— А среди раненых девчат не было?

— Какое там, одни солдаты. Убило многих, беда. Ты еще везунчик!

В глазах у Огонька стояло мимолетное зрелище, увиденное им в овраге у позиции. Темноволосая скуластая милашка наставила ствол прямо на него, а карие глаза так и сверкали! Жуть, красотища! Прямо все внутри переворачивается, как вспомнишь. Голос у нее такой колючий, щиплет за душу. Что угодно отдашь, чтоб вновь ее увидеть.

«Скорей бы шлем напялить. Я сразу наших опрошу по кругу, слышал ли кто ее. Не может быть, чтобы она на связь не вышла! Даже если боится, все равно попробует».

Отчего-то Огоньку казалось, что Ларита будет его искать и звать. Ну беглая, ну и что? Граф Бертон не зверь, простит. Главное, найти ее, а там дело наладится.

Так, в мечтах и маете, доехал он до Гестеля, а там его вмиг определили:

— В лазарет!

Дружки из мужского корпуса, даже девчонки посмелей из женского сбежались подержаться за его носилки и спросить про бой у леса. Огонек тотчас притворился раненым героем, вытянулся на носилках, то и дело страдальчески закрывая глаза, словно от боли.

— Страшно было?

— Мрак. Наша самоходка в упор дала по черепахе. А та как шибанет лучами!

— Давай скорее поправляйся! Придешь, расскажешь.

— Нас завтра увозят.

— Куда?

— Не говорят. Жандармы прибыли, будут охранять. Здесь опасно.

— Тебя, наверно, в звании повысят!

Попасть в лазарет было всегда заманчиво. Этот монастырский корпус стоял в стороне, туда не пускали. Мало кому удавалось там побывать, потому что смолоду все здоровые как кошки. Но уж кто полежал в лазарете, те вспоминали и облизывались:

— Там такие сестрички ухаживают, прелесть. И подушку подоткнут, и с ложечки напоят. Есть даже дворянские дочки, с особого корпуса. Руки нежные-пренежные, как шелковые, а голоса будто хрустальные.

Огонек едва не подпрыгивал от нетерпения на носилках, предвкушая новые неслыханные впечатления. Ларита то являлась ему в воображении, то исчезала, а голова кружилась, или от ушиба, или от волнения.

— Кадет, вы можете подняться? — пропела милосердная сестра, вся в белом и черном, как монашка.

Огонек кивнул и ответил:

— Нет, ноги не держат.

— Мы вас переоденем в лазаретную одежду.

«О, ни за что! Давайте скорее!» — Он зажмурился. Сейчас они притронутся. Ай! Вот, притронулись. А почему так крепко?

Он распахнул глаза. Птички-сестрички сгинули, его раздевала сильная сухощавая тетка, годившаяся ему в бабушки. Левый глаз ее отсвечивал бельмом. Огонек икнул от ужаса.

— Вы… кто?

— Сестра Мана, — твердым мужским голосом ответила черно-белая дама. — Не смущайтесь, кадет. Вот ваши подштанники.

За ширмой тонко хихикнули. Красный от стыда, Огонек стремительно натянул белье и стал путаться в завязках. Пижама, халат, тапки, готово!

— Сестра Эрита, проводите кадета в палату.

— Я помогу вам, — тихо молвила черно-белая девчонка, поддержав его под руку.

Огоньку казалось, что небесный дух ведет его в рай. Только у духов из обители громов могут быть такие изящные руки и лица, словно с иконы. А какая осанка, с ума спрыгнуть. Идет, будто плывет, фигура под одеждами рисуется: одно, другое обозначится и тут же спрячется, как нарочно для соблазна. Глаза желто-карие, а из-под чепца чуточку выбилась шатеновая прядка. Губы тонко прорисованы, прямо горят темным огнем и будто скрывают улыбку.

— Эрита, как вас здорово зовут, — выдохнул Огонек, пошатываясь от блаженства. — Как принцессу.

Милосердная сестра потупила глаза, но все-таки стрельнула взглядом из-под ресниц.

— Вы лучше молчите, а то упадете в обморок.

«Эрита, Ларита, все в башке перепуталось. Мамочка, пропадаю!»