Любовь за деньги. П… роману с Бузовой - Роман Третьяков

– Хорошо. Адрес скажи и как кафе называется.

– Кафе «Рис и рыба», это в здании кинотеатра «Ударник». Улица Серафимовича, дом два.

– Ух ты, дом два?!

– Да, именно. Ты не против суш, роллов и прочего дерьма из сырой рыбы?

– Нет, ты что! Я же очень люблю!

– Ну вот и прекрасно. Ты на чем передвигаешься?

– На чем, на метро, конечно.

– Станция метро «Боровицкая».

– Ладно, в восемь буду.

– До встречи.

– Пока.

Я был очень рад ее звонку. Мне хотелось отвлечься, бухнуть, покурить кальян, слегка пофлиртовать. Вечер обещал быть интересным.

До восьми часов оставалось немного времени. Я готовился, как на свидание, мне хотелось казаться домашним, уютным, располагающим к себе, но не слишком. Надеть вязаный теплый свитер с высоким воротом? Нет, он слишком уютный, я засну. Рубашки? Они все сейчас мне кажутся некрасивыми или неподходящими, да и слишком классически будет. Я провел у шкафа сорок минут – гигантское время для меня. Пришлось остановиться на классическом вишневом джемпере, синих джинсах, добротном ремне, классических туфлях и пальто. Уже на пороге вспомнил про запах. Я не пахну! Для флирта нужен запах. Я обильно подушился, открыл дверь и вышел.

От меня до кафе идти не больше пяти минут. Я вошел, выбрал удобный столик с хорошим видом и заказал себе 0,5 пива. Люба задержалась на полчаса.

– Ромка! Привет. – Люба была в прекрасном расположении духа. Она, не стесняясь, кричала на все кафе. Святящееся улыбкой лицо, серое вязаное кепи, белая шуба, высокие сапоги на шпильке. Я встал, чтобы ее встретить, и ощутил какая она большая. Люба обняла меня, как ребенка, слегка нагнувшись.

– Любажем, привет!

– Ромажем!

– Отлично выглядишь.

– Спасибо, ты тоже. Ты уже пьешь? Я буду то же. Официант, будьте добры, принесите даме 0,5 пива. – Люба говорила очень громко!

– Люба, ты как ураган!

– А что скромничать? Я так х…рово себя чувствовала после ухода с «Д2», что сейчас отыгрываюсь! Ты уже заказал?

– Нет еще.

– Вот меню, давай заказывай.

– А что, ты так сильно переживала из-за ухода?

– И по этому поводу тоже. Да что, мало поводов для расстройства? Во-первых, конечно, я переживала из-за этого ублюдка Калганова. Сука, тварь! До сих пор его прыщавую морду ненавижу!

– Ты знаешь, я тоже никогда его не любил, но ты же вроде с ним жила.

– Жила, и что с того? Это не помешало ему устроить заговор и выгнать меня, беременную, на голосовании!

– Так ты что, правда беременная была? – Я очень удивился.

– Да!

– Ого.

– Представляешь, какая тварь! Он еще после ухода неделю каждый день своей мамаше звонил и меня блядью, шалавой называл. Мол, я где-то на стороне с солдатами нагуляла. Вот сука! Ненавижу его!

– Подожди, я что-то ничего не понимаю. С какими солдатами?

– Да ни с какими! Это он так, для зрителя нап…дел. Хотя, правда, давай я все по порядку.

– Давай, а то я ничего не понимаю.

– Ты помнишь, пришла я, вся такая раскрасавица, во второй раз? Долго я там свое е…ло марафетила, каждый день п…ду брила, умывалась, кремами мазалась, а женишков-то ноль. Никого у меня, такой красавицы, не было. Один вот этот Руся. Я, конечно, знала, что он птица голубая, поэтому внимания на него не обращала, а он все вокруг да около вертелся, на уши сесть пытался: «Люба, ты такая пышная, такая дородная…» Какое у него там слово еще любимое было?

– Маслакастая.

– Точно – маслакастая. Я в таких комплиментах не особо секу. Мне казалось, что и правда ему нравлюсь. Он все мне комплименты свои льет в уши, а потом предлагает в домик заселиться. Я думала, пока никого подходящего нет, покручу с ним, чтобы меня как одиночку не выгнали, а потом, думаю, и прынц какой-нибудь появится. Вот и решила заселиться с ним. Я ж по природе своей натура авантюрная.

– Я это помню, ты тогда даже на Лобном сказала, что натура ты авантюрная и почему бы тебе не попробовать с Рустамом.

– Да-да. Ну и что ты думаешь? Месяц мы с ним пожили, и чувствую – все, Ром, влюбилась по-настоящему в этот мешок с салом. Да еще как сильно влюбилась! Сначала жили нормально, он такой обходительный был, все Люба-Люба, чай мне приносил, старался. По вечерам мы кино смотрели. Ты же знаешь, он парень толковый, не дурак. Кино мне интересное показывал, а я же не особо в этом разбираюсь, и, знаешь, нравилось. Ну а почему нет? В жизни же любой опыт полезен. Я старалась разбираться, пыжилась, мнение свое высказывала. Он ведь собственное мнение человека всегда ценит. Учил даже меня. «Люба, – говорит, – ты что думаешь, я плохой? Нет, я хороший, просто, чтобы тут выжить, надо быть плохим. Паинькой здесь быть нельзя, а вот, если гадость скажешь или резкость – это всегда покажут». И ведь он прав. Да что я тебе рассказываю, ты и сам не хуже моего знаешь. Цветы даришь, в любви признаешься – не показывают. А как дерьмом кого-то обольешь – тут же в эфир. А он, хитрый, всегда эфиры отслеживает.

– Он же постоянно в периметре.

– Ему мама все записывает. На выходные домой выезжает и смотрит.

– Я вспомнил. Он каждый раз едет на выходные, как в отпуск, – сумки собирает.

– А в сумках знаешь что?

– Конечно, знаю. Мы даже сцепились с ним один раз по этому поводу. Он в сумку все самое хорошее из холодильника выгребает, везет своей богатой семье дешевую колбасу из кармического холодильника, сыр, фрукты, лосось слабосоленый – короче, все!

– А еще он там возил ворованную у девочек косметику, платья, футболки – все, что под руку попадалось.

– Правда?

– Ну конечно, он так у Бони платье украл, у Тори, а потом, когда мы с ним в Краснодар ездили, я это платье на его тете видела. Я же не дура, такие вещи замечаю. Он у девчонок хорошие вещи тырит и домой тащит. А потом из дома всей своей родне на Кубань отправляет. А его тетки из деревень рады подаркам московским. Они ж не знают, что Руся эти кофточки, платья и косметику тырит! Как раз когда к нему в гости приезжала, я это и обнаружила. Тетки по случаю моего приезда вырядились, как матрешки! А я смотрю одно платье – Бони, второе – Тори!

– Видишь, молодец какой, заботливый! Кормилец. Такого Любка парня потеряла!

– Да п…дец. Как мы с ним в Краснодаре были, это просто ужас.

– Он что, из Краснодара?

– Да нет, он из Славинска на Кубани. Короче, пришли мы в его школу, в которой он учился. А там дети, все, кто повзрослей, на него орут: «Пидор, не позорь наш город!» Представляешь! Такой кошмар начался! Те, кто посмелее, пинают его, швыряют в него что под руку попадется, орут! Но, слава богу, в меня ничего не попало, а вот ему досталось. А ведь это еще снимали. Так он потом долго умолял оператора, чтобы это в эфир не давали. Что я там пережила, не описать!

– Мы что-то сбились. Ты говорила, что жили вы прекрасно и нравилось тебе очень.

– Ну да, жили с ним поначалу хорошо. Он очень любит в душ сходить, у него средств разных косметических много, как у бабы хорошей. Выйдет из душа и кричит: «Люба! Любаня, иди ко мне!» Я ж с надеждой бегу в душевую, а он баночку крема мне протягивает и говорит: «Намажь меня». Мне ж несложно, тем более я люблю его. Что делать, беру, мажу его, а меня аж трясти начинает!

– Почему? Хотела зарубить его?

– Нет, конечно. Я его мажу и чувствую, возбуждаюсь, у меня снизу живота всю теплом заливает, губы набухают. Я так сильно его хотела, что аж щеки краснели! Намажу, а он буркнет мне вот так грубо: «Спасибо» и пойдет гордо, как царь.

– А секс?

– Какой секс? Он же пидор!

– Ха-ха-ха! Ну ты даешь. Откровенно!

– А что тут стесняться? Это я раньше по нему как овечка блеяла, а сейчас уже все, отвернуло на все сто восемьдесят градусов.

– Ну а как же ты с ним жила, если он гей?

– Как-как? Вот так и жила, надеялась, что он нормальный, ну или хотя бы бисексуал. А он оказался чистая…

– Гомосятина!!!

– ДА! Ха-ха-ха-ха! – Люба так звонко и открыто смеялась, что хотелось смеяться вместе с ней. И я смеялся от души. Я ржал! Она не стеснялась ни людей, сидящих вокруг и косящихся на нас, ни официантов – никого! Ей было насрать на них всех, и это мне в ней очень нравилось.

– Ой, фуф, я давно так не смеялся.

– Так вот. Я сначала думала, что он стесняется. Начала соблазнять его понемногу, то пеньюар красивый надену, то по домику в белье пройду. Нормальный мужик уже давно бы клюнул, а он ноль внимания. Ты помнишь, для Бузовой кровать под потолком делал?

– Да.

– Вот и у нас такая была, только в другом домике. Так вот. Он из душа выходит, только полотенцем прикрыт, а я полупрозрачную сорочку надела, трусиков нет и по этой лестнице забралась, только жопа торчит, типа в ноутбуке ковыряюсь. А я ведь, Ром, в нем, в ноутбуке этом, ничего не понимаю. Но стараюсь! Сам понимаешь, какой вид снизу открывается. Я торчу, а сама одним глазом через отражение в окне за ним наблюдаю. Ну и что ты думаешь?! Он ходит по комнате, будто ни в чем не бывало! Никакого внимания! Ну ладно, думаю, может быть, ночью его одолею. Как я только к нему ни ложилась, и ноги раскину, и жопой к нему повернусь, и согнусь раком, и разогнусь – бесполезно, будто нет меня. Спит, даже не притронется.