Цейтнот. Том I - Павел Николаевич Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большую часть процедурной занимал двухметровой глубины бассейн, заполненный бурой жижей — той самой с двенадцатого витка, сбоку от него разместили аппарат для нагнетания дыхательной смеси; здесь же стояла модернизированная силовая установка.
— Время! — поторопил меня лаборант. — Отстаём от графика!
— Счётчик отключи, — напомнил я. — Нечего бумагу тратить.
— И не включал даже! Быстрее!
Я принял резиновую маску и давным-давно отработанным движением натянул её на голову. После взял снабжённый поплавком и обратным клапаном второй шланг, предназначенный для отвода отработанного воздуха, и начал спускаться по ступеням в жидкую грязь. В её толще ритм энергетической пульсации Эпицентра ощущался чуть смазанней и мягче обычного, что самым серьёзным образом повышало эффективность адаптивной техники.
Без всякой спешки я с головой погрузился в подогретую до тридцати градусов жижу, затем то ли подплыл, то ли протолкался к вмурованным в дно бассейна ручкам силовой установки и сосредоточился на оперировании сверхэнергией, да ещё сделал сразу несколько глубоких вдохов подряд. Вместо простого воздуха по шлангу нагнеталась какая-то специальная дыхательная смесь, обладавшая едва уловимым ароматом разогретых на солнце луговых трав, даже закружилась голова, тело наполнилось необычайной лёгкостью.
Ну, поехали!
Когда час спустя я выбрался из бассейна, от этой самой лёгкости не осталось и следа — наоборот, еле поднялся по ступенькам, словно свинцом для балласта нагрузили. В ушах звенело, но обошёлся без посторонней помощи, самостоятельно избавился от дыхательной маски, затем перешёл в соседнюю душевую и долго-долго отмывал под струями горячей воды липкую грязь. Ощущения были не из приятных.
В буфете ближайшей зоны отдыха я получил высоченный бокал с кислородным коктейлем и принялся орудовать ложечкой, мысленно посетовав на то, что тут не подают ничего более существенного. Но тогда ещё грела мысль о скором визите в столовую, а вот когда на выходе из лабораторного корпуса охранник озвучил приказ незамедлительно явиться в двадцать пятый кабинет военной кафедры, удержаться от крепкого словца удалось с превеликим трудом.
Второй день без обеда! Второй!
Ну что за жизнь такая?
Увы, деваться было некуда, потопал на военную кафедру как миленький. В двадцать пятом кабинете принимал студентов капитан Городец, проигнорировать его приглашение было совершенно невозможно. Если разобраться, странно, что меня прямо с занятий не выдернули для беседы о вчерашнем происшествии. Ещё, поди, по голове настучат за то, что сам не позвонил и с докладом не явился, оставил всё на откуп Альберту Павловичу.
А оно мне надо через голову куратора прыгать? В еженедельном отчёте отметить — да. Ну а вот так — прямой запрет нарушать, какой в том прок? Вот какой, а?
Слуга двух господ, да и только!
Но вопреки моим опасениям Георгий Иванович пребывал во вполне себе благодушном расположении духа, более того — и от него самого, и от составившего ему компанию Альберта Павловича явственно попахивало коньяком, чего прежде я за этой парочкой в рабочее время ни разу не замечал.
— Пьёте? — насторожился я.
— Есть повод, — усмехнулся в усы капитан Городец и указал на стул: — Садись же и поведай, как дошёл до жизни до такой!
Я выжидающе посмотрел на Альберта Павловича, но поддержки от него не дождался. Впрочем, совсем уж на произвол судьбы куратор меня не бросил и пояснил странное требование коллеги:
— Расскажи, что там у вас вчера стряслось, только во всех подробностях. В общих словах я Георгия Ивановича в курс дела уже ввёл.
Георгий Иванович недвусмысленно фыркнул.
— Ввёл он…
Я вздохнул, опустился на стул и поведал о вчерашнем покушении на священника подробно, но при этом не заостряя внимания на каких-то конкретных деталях. Просто не посчитал нужным, прекрасно отдавая себе отчёт, что уточняющих вопросов в любом случае не избежать. И, разумеется, они воспоследовали.
Когда минут через двадцать Георгий Иванович выдохся и замолчал, Альберт Павлович заметил:
— Лизавета просила передать, что пулю ты мастерски извлёк, но надо учиться швы накладывать.
— Извлёк! — хмыкнул я. — Да она из ладони торчала! Как такое может быть, если он не оператор, а? Или оператор?
— Ни то, ни другое, — покачал головой Альберт Павлович. — Отец Сергий — инициированный недо-оператор. Отнюдь не уникальный случай, просто мало кто из этой публики идёт по пути закалки тела. И предупреждая твой следующий вопрос: огласка сего прискорбного инцидента самым серьёзным образом ударит по отношениям института и церкви.
Я вздохнул.
— А у института и церкви ещё сохранились какие-то отношения? Как соискателей теперь набирать, а?
— На этот год соискатели уже отобраны и поселены в учебном центре на Кордоне, — напомнил Георгий Иванович. — И ты преувеличиваешь влияние церкви. В крайнем случае ограничимся работой с городским населением. И вообще — пусть по этому поводу у ответственных лиц голова болит. Не за этим тебя позвал.
— Да? — озадачился я.
Вместо ответа капитан Городец открыл сейф и достал из него початую бутылку выдержанного коньяка.
У меня по спине холодок так и пробежался.
Это какое такое известие выслушать предстоит, если коньяком отпаивать собираются?
Зараза…
* * *
— Чисто символически, — сказал Георгий Иванович, разливая алкогольный напиток на сей раз уже по трём рюмкам. — Тут видишь ли какое дело, Пётр: наградной лист на тебя пришёл. Ты у нас теперь, можно сказать, орденоносец.
У меня аж дыхание сбилось, я судорожно сглотнул и спросил:
— Солдатский крест дали? Да неужели?!
— Бери выше! «Знак Почёта»!
Наверное, лицо вытянулось у меня красноречивей некуда, поскольку старшие товарищи, на сговариваясь, рассмеялись. Но рассмеялись по-доброму, не зло.
— А это что вообще? — уточнил я, каким-то запредельным усилием воли беря себя в руки.
Георгий Иванович достал из сейфа красную коробочку, раскрыл её и продемонстрировал лежавший на подложке из красного же бархата золочёный значок в форме стилизованной схемы атома с алыми камушками на месте ядра и электронов. Там же обнаружилась миниатюрная розетка, будто вручали мне полноценный орден, а не какой-то там нагрудный знак.
Но теперь уж разочарования я не выказал и даже проявил объективность, заметив:
— Красивый.
Округлое лицо Альберта Павловича враз приобрело какое-то на редкость ехидное выражение. Ещё и глянул, будто на несмышлёныша какого.
— Пришлось бы изрядно постараться, пытаясь сделать некрасивым сочетание золота и рубинов, — заявил он с усмешкой.
— Вот, Петя! — указал на коллегу Георгий Иванович. — Слушай, что умный человек говорит. Чтоб ты
