В горах Тигровых - Иван Басаргин

— Веди нас, Никита Тимофеевич, припомним кое-кому Пугачева. Веди!

— Спасибо за честь, — поклонился сходу Никита — Но дозвольте слово молвить. Значит, так, охолоньте! Затевавте вы не дело! Подрались ладно, и хватит. Мне че, я один, как перст указующий. Возьму свое ружье и в Сибирь. А у вас семьи, подумайте, допрежь затевать бунт. Я сам усмирял бунты, не устоять вам супротив солдат аль казаков. Они обучены убивать, а вы землю пахать.

— Кончай глаголить, веди, веди, Никита!

— Ну что ж, перечить народу не буду, поведу.

— Дядя Никита, не надо! Воевать против царя — одно что воевать против бога! — закричал Андрей.

— Молчи, племяш, с меня началось, мне и кончать.

— Но ведь вас побьют?

— Побьют — это точно. Но пусть мужик перекипит, перебродит.

С конюшен Мякининых гнали коней, одни под седлами, другие без седел. Сам же Фома отказался ехать с, бунтарями, живот схватило.

— Взять сына в заложники! — приказал Никита — Ларька, иди ко мне! От меня ни на шаг! Понял ли?

— Понял. Мне и самому охота подраться, — усмехнулся Ларион.

— Веди, Никита, не медли, могут упредить оханцев.

— Тогда вооружайтесь, у кого есть ружье — несите ружье, нет — его топор заменит. Лавиной пойдем. Лавиной, только так можно смять врага.

"Эх, мужики, мужики! — грустно думал Никита — Ну куда вас несет? И где вы остановитесь?. — Не помнит Никита, чтобы солдат отказался стрелять в мужика-бунтаря. Присяга — Всех расколотят, скольких еще детей осиротят". Никита тронул рукой золотой нательный крест, подарок бунтаря-офицера, которого Никита с друзьями провожали в Сибирь, за душевность солдатскую и подарил. Никого не винил, что гонят в Сибирь. Только иногда говорил: "Дурни мы, позвать бы за собой мужика — не устоял бы Николай Романов…"

Никита был облит огнем пожарища. Дом урядника стоял на отшибе, пожар не мог переметнуться на другие дома, но Никита хмурил брови, будто пытался найти брод в этой сумятице, но его не было.

— Други, расходись и вооружайсь! У кого есть кони, все на конь! Расходись! — Наклонился к Феодосию? тихо сказал: — Братуха, будем биты; может, смогем остановить народ?

— Нет, пустое, и этот бунт, даже будем биты, все лишний вершок к воле — капля на голову неразумного царя, — ответил Феодосий, ушел выбирать коней для себя и командира-атамана.

Прискакала Марфа на пузатой кобылице. На плече дубина, как бревно. Митяй тоже хотел идти бунтовать, но Марфа его осадила:

— Сиди дома! За детьми досматривай, хозяйство блюди — може, не скоро вернусь, а може, совсем не вернусь. А потом, тебе могут на войне очки разбить, где другие возьмешь?

— Я их тесемками подвяжу — не сдадут.

— Молчи! В лоскуты испорю! Митяй остался дома.

— Дядь Никита, не ходите с ними. Они бунтуют от голода и нужды, а у вас пенсия, кресты. Все ведь сымут, пропадете, — говорил Андрей.

— Плохой ты советчик, Андрей. Мне в кустах сидеть не след, народ на росстанях бросить не дело. А потом, за урядника с меня так и так кресты и пенсию снимут. А ты пойдешь с нами или нет?

— Нет, бунт не божье дело.

— А Ефим-то Жданов идет. Он дрался на нашей стороне — знать" припекло?

— Это его дело.

— Ты, Андрюха, вставай-ка в голову парней, да проследите за деревней, чтобы зубинцы нас не подожгли, — тронул Ефим Андрея за плечо — Собирай погодков, вас пока втравливать в бунт не будем.

— Но ить… дядя Ефим, дело-то не божье?

— Все, что от люда да от души, то божье, — посуровел Ефим Жданов.

Иван Воров, который уже держал мякининского жеребца под уздцы, потеребил свою бороду-лохматень, усмехнулся.

— Благословляю, ежели что, и на бой, держитесь! — перекрестил Жданов Андрея.

Ослушаться своего наставника Андрей не посмел, собрал парней и по совету Никиты расставил их по всей деревне. Часовым запретил спать.

Бунтари ушли на Оханск. Андрей и Степан Воров проверяли посты. Андрей думал: "Убит Варин отец, в смерти его виноваты Силовы, через Никиту началась драка. Отвернется теперь от меня Варя. А потом как ей в глаза смотреть?" В голове звон, дышалось тяжело, будто перед грозой или в подземелье демидовских штолен. Убежать бы в степь, на угорья, упасть бы на травы и все продумать. Но нет, Ефим приказал, его он не ослушается, учителя не ослушается, как не ослушается и солдата.

10

Никита со стороны смотрел на свою армию, отъехав чуть с дороги. Нет, это не отряд солдат, даже не отряд разбойников, а истинная мужицкая толпа, с ревом, гамом идет на Оханск. И рев этот слышен за десятки верст, а потом гудят бунтарские колокола, а кое-где горят и помещичьи усадьбы, Нет, этой толпой управлять невозможно. Никто не слушает и не исполняет приказов атамана, все рвутся вперед, чтобы душу отвести, на ком-то сорвать зло, обиды, пролить кровь врага. Валит валом, на конях и пешком, пермяцкая вольница. От каждой деревни свой атаман, а каждый атаман сам себе голова.

Никита пытался создать хотя бы головной отряд, который бы первым влетел на конях в Оханск, перебил бы солдат, а днем, может быть, удалось бы создать подобие воинской дисциплины. Разбить бунтарей на отряды, поставить деловых командиров. Но где там. Втянутый в неистовый водоворот, скакал с этой толпой на Оханск. Рты набок, изо ртов злые матюжины, рубашки надулись колоколами, души настежь. В бой!..

Рядом скачет, тоже на добром жеребце, Ларион. За поясом у него два пистолета, сбоку шестопер. Чисто разбойник. Ларион знает, что их ждет где-то перед Оханском засада. Отец тайком послал туда нарочного. Поэтому нехотя втягивается в эту пучину. Уже не отмежеваться. Позади скачет Феодосий, тоже на мякининском коне, с боков Иван Воров, Ефим Жданов и Марфа. Страх сжимает сердце. Вот-вот рявкнут ружья из засады, скосят первые ряды, как коса траву. А если еще есть у оханцев пушки, то и вовсе беда…

Небо чуть посерело. На глазах ширился окоем рассвета. Бунтари вылетели на утяжистое угорье, здесь решили подождать пеших, потому что уже виден Оханск, уездный город. Он широко стекал с угорья к берегу Камы. Брать город всей оравой.

А навстречу залп, другой, визг пуль, стон людей, ржание испуганных коней. Но не побежали бунтари, как думал Никита. Пешие уже подтянулись и — вперед.

— Раааааа! — першит в горле от заполошного крика. Качаются притушенные рассветом звезды, еще сильнее качается на небесных волнах луна.

Из засады вылетели казаки, башкирцы, эти рубить умеют, но и бунтари тоже кое-что умеют, этому даже подивился Никита. Вон Марфа мечется на своей кобылице среди казаков, бросает на их головы свою страшенную дубину, падают кони, люди. Марфа рвется вперед. Рядом Феодосий, тоже с дубиной, так сподручнее, она дальше достанет, чем сабелька. Иван Воров, тот с кузнечным молотом на длинном черенке, тоже крушит и людей и коней. И другие бунтари тоже дерутся насмерть.