Лед Бомбея - Лесли Форбс

У меня сразу же возник вопрос, сумел ли Дилип точно определить, следы какого из сульфидов присутствовали на одежде Сами.

Томас одарил меня одной из самых теплых своих улыбок.

– Извините, Томас, я понимаю, что заставила вас слишком долго ждать, дольше, чем мы договаривались.

Я порылась в сумочке, достала оттуда пятидесятирупиевую бумажку и протянула ее ему.

Он отвел мою руку.

– С меня вполне достаточно посуточной оплаты, мадам, – сказал он. – Поначалу мне казалось, что это всего лишь результат моего разыгравшегося поэтического воображения. Но к концу дня я уже не был столь уверен в этом.

– В чем, Томас?

– В том, что за нами целый день следовал автомобиль, с самого утра, мадам, как только мы отъехали от отеля.

– Какой автомобиль, Томас?

– «Хиндустан» бежевого цвета.

– Да, это, конечно, очень яркая примета.

У самого Томаса тоже был «хиндустан» бежевого цвета. Со всех сторон на улице нас окружали «хиндустаны» бежевого цвета. Автомобили впереди большей частью были «хиндустаны» желтого и черного цвета. За немногими исключениями практически все индийские машины – автомобили марки «Хиндустан Амбассадор», прототипом для которой служил британский автомобиль марки «Моррис Оксфорд» 1952 года.

– Водитель – темнокожий индиец невысокого роста в черной майке, – уточнил Томас.

– Я, конечно, буду иметь это в виду, Томас, в том крайне маловероятном случае, если в течение нескольких ближайших дней мне встретится какой-нибудь темнокожий индиец невысокого роста на «хиндустане». А теперь отвезите меня, пожалуйста, в «Риц». Мне нужно забрать там дорожную сумку. Я собираюсь совершить небольшое путешествие на поезде.

Акт II

Амфибия

Amphibious – имеющий двойственную, сомнительную или двусмысленную природу; живущий двойною жизнью; живущий или способный жить на суше и в воде; (о военных операциях) специальный десант, переправляемый по морю для высадки на территории противника.

1

Вокзал Виктории. Это сводчатое готическое здание, соединяющее в себе архитектурные элементы, характерные для эпохи Промышленной революции, с архитектурными элементами из какого-то далекого индо-сарацинского прошлого, было построено в ту пору, когда железнодорожные пути проходили по Новому Бомбею, то есть в эру «Старого Бомбея», в некий неопределенный исторический период, который закончился лет за тридцать до вас (в какое бы время вы сами ни жили), а в прошлое простирается практически до бесконечности.

Подобно всем железнодорожным вокзалам вокзал Виктории олицетворяет собой представление индийцев об их собственной истории как о бесконечном цикле приездов и отъездов. Глядя на платформу, заполненную многолюдными индийскими семействами, рассевшимися на узлах и тюках, в которые запихано практически все их имущество, я поняла, что многие из них дожидаются здесь поездов по восемь часов и более.

И при всем том на лицах этих людей выражение бесконечного терпения, словно единственная обязанность данного и всех других вокзалов сводилась лишь к предоставлению им обширной платформы, на которой они могли бы исполнить главнейшее предназначение человека: покорно ждать, без жалоб и претензий по поводу обманутых ожиданий.

В отличие от меня они тем не менее искренне верили, что их поезд обязательно придет даже хотя бы просто для того, чтобы увезти их в одно из тех бесконечных железнодорожных путешествий, которые составляют основу индийской повседневности и завершаются прибытием на еще одну вокзальную платформу, где начнется новый период ожидания других поездов.

Ровно в 17.10 «Царица Декана», заполненная обычным количеством обитателей пригорода, возвращающихся с работы, отошла от вокзала Виктории в направлении Пуны, старой британской столицы на период сезона дождей, в которой в настоящее время селятся многие рабочие, пытающиеся таким образом решить проблему постоянно растущей квартирной платы в Бомбее. Дважды в день они совершают это 192-километровое путешествие, длящееся три с половиной часа, при том что это – самый быстрый, а следовательно, и самый популярный поезд.

Мне повезло – билет достался с указанием места. О моем везении мне еще раз напомнил контролер, лукаво осведомившись при этом, не направляюсь ли я в ашрам Шри Раджниша искать просветления у сексуальных гуру. Я ответила ему, что являюсь последовательницей направления, именуемого «Мистическая Роза», которое требует от своих приверженцев смеяться три часа в день в течение семи дней подряд, а затем плакать по три часа в день в течение следующих семи дней. А в Пуну я еду для того, чтобы увидеть в музее раджи Келкара знаменитую кольчугу из рыбьей чешуи.

На самом же деле я планировала сойти задолго до Пуны, на станции, расположенной неподалеку от Сонавлы, где жил хиджра Сами, менее чем в ста километрах от Бомбея. Томас бы, конечно, довез меня туда за дополнительную плату с огромным удовольствием. Но поезда были частью моего индийского прошлого, которое я пыталась вернуть.

Портье в отеле предупредил меня, чтобы я была готова к сильным ливням. При этом он вручил мне черный зонт размером с небольшую палатку, по-видимому, самую настоящую реликвию здешних муссонных краев, судя по его проржавевшей ткани.

– Сделан на многие годы, – сказал портье, – одним из старейших бомбейских производителей зонтов. Но все спорят, однако, по поводу того, когда же начнутся дожди. Каждый день направляют запросы на метеорологическую станцию в Тривандрум. Ведь отсутствие дождей может означать разорение и гибель.

В Бомбее быстро забываешь, что Азия по сути своей сельскохозяйственный континент, очень медленно освобождающийся от рабства у прихотей муссона. Несмотря на бесспорно значительное продвижение по пути прогресса, которое совершила Индия со времени получения независимости, нарушение муссонного цикла в течение всего одного года, по словам Индиры Ганди, может привести к невиданному по масштабам голоду. Стоило ветру в нужное время подуть в другую сторону, и последствия могли оказаться катастрофическими.

Без упомянутого громадного черного зонта я выглядела бы странно среди пассажиров поезда, но подобно многим другим знакам принадлежности к местной культуре он не столько вселял уверенность в себе, сколько доставлял дополнительные трудности.

Рядом со мной сидел мужчина, к чьему запястью была пристегнута ручка дипломата. Он отбивал на нем ритм песни, раздававшейся из динамика. И подпевал:

– Чоли кай пичайяйяй... Чоли кай пичайяйяй... Это и раздражает, и привязывается одновременно, как и все в поп-музыке, – сказал он, после чего вполне успешно воспроизвел хоровой рефрен к песне из одного индийского фильма, который я смутно припоминала.

Я попыталась выглядеть как можно более равнодушной, и тем не менее он настоял на том, чтобы я выслушала историю его жизни. К несчастью, у меня тот тип лица, который притягивает людей, стремящихся поделиться своими представлениями о бытии, «лицо-линза». Мужчина сообщил, что он инженер, работающий над созданием таких наручных часов, которые способны были бы заблаговременно предупредить своего обладателя о том, что он подвергается опасной дозе ядерного излучения.

– Очень полезная штука, – заметила я, постаравшись произнести эту фразу возможно более усталым и безразличным тоном.

Никакого эффекта! Мой сосед продолжал свои рассуждения, подтверждая мои подозрения на тот счет, что человечество подходит к опасному пределу в использовании природных ресурсов. Столетие завершается катастрофически растущей безработицей, рутинизацией, обезличиванием человека, уничтожением лесов (древесина которых идет на газетную бумагу с очередными пророчествами экологического апокалипсиса, добавила я про себя).

Когда мне наконец удалось вставить слово в непрерывный поток его философствований, я задала вопрос о песне, которую он напевал:

– Продавцы пиратских кассет в Бомбее постоянно ее проигрывают.

Мужчине польстил мой интерес.

– Все наши фильмы дублируются, – объяснил он, – часто голосами старых известных певиц, что добавляет привлекательности молодым, очаровательным, но совершенно бездарным актрисам. А это народная мелодия раджастани, которую поет одна из наших самых знаменитых закадровых певиц. «Чоли» – некое подобие бюстгальтера, которое носили женщины этого племени. «Чоли ке пиче» значит... – он улыбнулся извиняющейся улыбкой, – «Что там под моей блузкой?» Некоторые говорят, что сердце, другие – что грудь. Из-за этой песни в Индии возник грандиозный скандал. Дело дошло даже до парламента в Дели, где прошли дебаты по поводу того, не является ли ее популярность признаком начинающегося в стране нравственного распада. Не забывайте, мадам, что Индия – та самая страна, где демонстрация поцелуев на киноэкране была разрешена всего несколько лет назад.