Хищные птицы - Амадо Эрнандес

Глава пятнадцатая

По прошествии нескольких месяцев Долли без пышных проводов, в сопровождении одной лишь матери, доньи Хулии, покидала Манилу. Всяк видевший ее накануне отъезда из города, мог заметить, как она изменилась: осунулась, поблекла, под глазами у нее залегли синяки. Обычно общительная, последнее время она старательно избегала вечеринок и светских приемов. Еда не доставляла ей обычной радости, теперь ее постоянно тянуло на кислое. Излюбленные развлечения — плавание и вождение автомобиля — были напрочь забыты. Неряшливо одетая, разленившаяся, она большую часть дня проводила в постели. Донья Хулия первой заметила перемены в дочери и неоднократно пыталась выяснить, в чем дело, но стоило ей затеять разговор на эту тему, как Долли раздражалась и начинала кричать:

— Ничего со мной не случилось, все в порядке.

— Скажи мне правду, — умоляла мать. — Я не буду сердиться, я только хотела бы тебе помочь.

— Просто мне все осточертело, все меня раздражает.

Но мать не унималась.

— Не скрывай от меня ничего, девочка, — увещевала дочь донья Хулия. — Во-первых, я твоя мать, а во-вторых, я такая же женщина, как и ты.

— Мне не хочется больше жить, мама, я устала. — Долли разрыдалась. Настойчивость доньи Хулии была наконец вознаграждена. Догадки ее оказались верными.

— Это часто случается с девушками твоего возраста, — возгласила старая дама. Она не стыдила и не укоряла Долли, ничем не выказывала недовольства и досады. Речь ее лилась спокойно и размеренно, как будто она говорила об обыденных вещах. Пусть все выглядит так, будто и в самом деле ничего не случилось.

— Когда со мной произошло нечто подобное, я тоже была совсем еще девчонкой.

Долли подняла голову, и взгляды их встретились. Глаза Долли вопрошали, и донья Хулия, подмигнув ей, продолжала шепотом свою исповедь:

— Да-да, моим первым возлюбленным был не твой отец, а совсем другой человек, и я его очень любила. Она с минуту помедлила, видимо, размышляя, не слишком ли разоткровенничалась с дочерью, но потом, собравшись с духом, решила рассказать все, как было. — Со мной тоже случилось это. Но вмешались его родители и поспешили увезти его подальше от меня, дабы он не загубил свою молодость и карьеру.

— А папа? — резко спросила Долли.

— Он был без ума от меня, но я его не жаловала. Однажды мой отец отправился в провинцию, чтобы обменять очередную партию товара на продукты, которые потом он выгодно сбывал в столице. Там он познакомился с твоим будущим отцом, который ему очень понравился, и вскоре выдал меня за него замуж.

— Значит, ты никогда не любила отца?

— Да, сначала не любила. Однако недаром ведь говорят, что время — лучший лекарь. Твой отец всегда был очень добр ко мне, и постепенно я его полюбила. Если б я его не любила, то ведь и тебя не было бы на свете, глупенькая…

— А что стало с твоим первым возлюбленным?

— Он окончил колледж, женился, а потом сделался губернатором одной из провинций.

Долли осенила догадка:

— Уж не губернатор ли это Добладо, приятель отца?

— Он самый, — подтвердила донья Хулия. — Он теперь губернатор, но ведь и твой отец миллионер.

Несколько минут длилось неловкое молчание. Первой заговорила Долли.

— А отец знает?

— Он знает, что Оски, как мы его тогда звали, был моим женихом. Но больше он, конечно, ничего не знает. Да и зачем ему это знать? Во-первых, это случилось до моего знакомства с отцом, а во-вторых, мне не хотелось бы так низко пасть в его глазах.

— Такова, видно, твоя судьба, — тихо прошептала Долли.

— Судьба, судьба, — раздраженно повторила донья Хулия. — А ты не веришь в судьбу. Я ведь рассказала тебе все это для того, чтобы ты убедилась: всеми нами руководит судьба. Чему быть, того не миновать. Судьбе было угодно свести тебя с Мото. Потом с Уайтом. Зачем же понапрасну мучить себя? Они ведь всего лишь мужчины. Ты — молода, красива, богата. Будь уверена, в девках не засидишься.

Тяжесть спала с души Долли. Больше всего она опасалась родительского гнева, в особенности гнева дона Сегундо. Но видя, что мать не сердится и даже наоборот — пытается всячески успокоить ее и развеселить, она воспрянула духом.

— Возьми, к примеру, Минни, — оживилась донья Хулия. — Имя этой женщины постоянно мелькает в светской хронике, она — завсегдатай званых обедов в Малаканьянге, в отеле «Манила» и всевозможных великосветских сборищ. По возрасту она годится тебе в матери, но выглядит как твоя ровесница. И правда, она совершенно не стареет. А сколько у нее было любовников — не сосчитать. До войны — американец, потом — испанец, в войну — японец, а сейчас она на содержании у какого-то богатого старикашки-американца. И пользуется еще большим успехом, чем когда-либо раньше. И как красива! Ее портретами пестрят газетные полосы, она много путешествует и имеет прочное положение в обществе. — Донья Хулия болтала без умолку, сообщая дочери пикантные подробности из жизни великосветских красавиц и дам полусвета.

— Но я не завидую этим женщинам, мама, — попыталась возразить Долли.

— А я и не говорю, что им надо завидовать или подражать, — пояснила донья Хулия. — Я только привела несколько примеров, чтобы убедить тебя в обыденности происшедшего с тобой.

Вот уже более двух месяцев, как Уайт отбыл к новому месту службы в Иво-Джима. Для летчика это было несколько неожиданное назначение, и лишь много позже он узнал, что начальство таким способом отреагировало на его желание остаться в Маниле. Прощание с Долли было кратким. Американец обещал возвратиться в Манилу, но когда предоставится такая возможность, увы, он сказать не мог. Ведь он солдат, и за него все решает командование. Солнце беззаботной радости Долли померкло, ей оставалось только одно — ждать. Но ждать в ее нынешнем положении было более чем безрассудно. И вот настал день, когда ее тайна открылась матери. А что будет, когда об этом прознает отец? Слава богу, что он сейчас очень занят и появляется дома лишь на короткое время — завтракать и обедать.

До того как Долли во всем призналась матери, она успокаивала себя тем, что это не первая и не последняя неудача в жизни. Еще свежа была память о полковнике Мото. Теперь его уже нет в живых. Впрочем, еще при его жизни, когда он был рядом, она понимала — их союз непостоянный, он может лишь помочь скоротать страшное время. Это — как игра в мадьонг[41]: не обязательно выиграть, главное — убить время. И та, первая потеря не причинила ей особой боли. Бушевала большая война, и подобные щелчки судьбы проходили почти бесследно, тем более что оставались никем не замеченными. Относительно Уайта у Долли были совсем иные планы. Ей как бы хотелось взять реванш за свое предыдущее поражение. Она понимала, что не могла полностью завладеть Мото, они были совершенно разными людьми, придерживались разной веры и обычаев. С Уайтом все было по-иному. Он прибыл в Манилу в тот самый момент, когда филиппинцы встречали каждого американца с благоговейным восторгом, как своего освободителя.

Долли тоже не устояла перед соблазном обрести кумира в лице американца. Судьба оказалась к ней благосклонна. Со всей присущей ей страстью она отдалась любви. Ведь цветной девушке так редко выпадает счастье завладеть сердцем белого человека, да еще занимающего высокое положение и с прекрасным будущим.

Мать с дочерью решили скрыть от дона Сегундо и даже от Лилибет истинную причину своей неожиданной поездки в Гонконг. Донья Хулия всем сообщила, что они просто хотят немного развеяться. Мужа она решила ни во что не посвящать, отнюдь не потому, что боялась его (в конце концов ведь он отчасти повинен в несчастьях Долли); просто она считала, что не стоит отвлекать его от дел этими чисто женскими заботами. Единственно чего она опасалась, так это, что, узнав всю правду, старый Монтеро может вспылить и наделать непоправимых глупостей, и тогда всем им не поздоровится.

Поначалу она и Долли не рассказывала о своем намерении. Чтобы дочь уверовала в правоту и неизбежность задуманной ею акции, требовалось время. Они сияли двухкомнатный номер в одной из самых дорогих гостиниц. Сразу после войны манильцы редко отваживались так запросто ездить в Гонконг. А между тем никаких сложностей с валютой тогда не возникало; филиппинские песо котировались наравне с американскими долларами, и спекуляция валютой и драгоценностями в то время еще не достигла таких гигантских масштабов, как это обнаружилось впоследствии. В течение нескольких дней мать и дочь осматривали достопримечательности Гонконга и Коулуня, посетили знаменитые панситерии, славившиеся приготовленной особым способом лапшой, привели свой гардероб в соответствие с последней модой, накупили сувениров и даже побывали в Макао.

Спускаясь в ресторан, Долли частенько ощущала подступавшую тошноту. Порасспросив самым деликатным образом сведущих людей, донья Хулия заполучила адрес одного гинеколога-португальца, слава о котором достигла даже Манилы. На следующий день мать с дочерью отправились в клинику. Знаменитый врач подтвердил догадку доньи Хулии, обещал устроить все наилучшим образом и, конечно же, сохранить тайну. Когда речь зашла о плате за услуги, то даже видавшая виды донья Хулия смутилась. Однако в их положении торговаться не приходилось. Заверив врача, что они наведаются к нему в самом скором времени, донья Хулия и Долли любезно распрощались с ним.