Первый к бою готов! - Сергей Самаров

С ментом мы познакомились ближе по его инициативе. Я почувствовал интерес. Пару раз выпивали. А потом он предложил нам «дело». Предельно жестко «потрясти» человека, хорошего знакомого подполковника, знакомого, который ему доверял многие секреты...

– А если «трястись» не пожелает? – спросил тогда Волк.

– Обратной дороги нет... – красноречиво обрисовал ситуацию подполковник.

То есть он хотел сделать из нас откровенных грабителей и, при необходимости, убийц. Он, конечно, ничего не знал про чиновника из «Шевроле Тахое», но почему-то решил, что нам убить человека просто. Нам это, честно говоря, совсем не понравилось... Адресом мент ошибся... Хотя заработать, естественно, хотелось, потому что мы были вольными людьми, а вольному человеку всегда деньги нужны, иначе он вольным быть перестанет. И Волк придумал, кого и как «трясти». Создал принципиальную схему. А я ее превратил в схему кинетическую. И занялся разработкой. А потом, уже с готовым вариантом, пришел к подполковнику Петрову. Согласно моей схеме ему тоже приходилось действовать, а не только быть наводчиком. Это его сильно смущало. Но жадность, стоило только подсчитать возможности, оказалась сильнее...

Трижды подполковник предлагал нам участие в других «делах». Трижды мы отказывались. Но в своих работали честно... И подполковник со своими обязанностями справлялся. Однако я предполагал, что он захочет иметь больше... Так и получилось... Он даже в тех «делах», что нам предлагал, сам не участвуя, а только «наколку» выложив, хотел иметь семьдесят процентов... Но нас не семьдесят процентов останавливали. Мы банальными грабителями быть не хотели... Там обязательно убивать придется... А убивать ради денег – это нам не нравилось... Мы с Волком не были настолько жадны...

Меня обманывали много раз. Но это не заставило меня принять обман за жизненно необходимый принцип поведения. Даже наоборот. Чтобы не стать таким, как они, обманщики, я старался не обманывать. Конечно, не в счет работа, где я обманывать был обязан. Но это мне тоже не нравилось. Пусть даже и существовало утешение, что бесчестный обман и военная хитрость – разные понятия. Моя работа больше сродни или военной разведке, или сцене, где артист каждый день обманывает публику, выдавая себя то за одного героя, то за другого, и каждый день срывает за этот обман благодарность в виде зарплаты и аплодисментов.

И тем не менее я считал себя не склонным к обману. Я даже в этот раз хотел поступить с подполковником честно и отдать ему его заработанные тридцать три целых и три десятых процента. И уверен, что он в моей честности не сомневался. Но, при всем моем презрении к менту, я давно уже к нему присматривался и старался понять. И, кажется, характер его просчитал. И мне требовалось удостовериться, что он не задумает подстроить нам ловушку, когда мы окажемся при деньгах, чтобы забрать все. Если ловушку подстраивать он не надумает, куда он должен отправиться от Волка? Нет, не на службу... Он должен на службу позвонить, рассказать о несчастье с братом и отпроситься до следующего дня после похорон... Это естественно, и подполковник, надо полагать, именно так и поступил. В этом случае он на квартиру к брату и поедет.

Если же жадность и чувство оскорбленного мерзкого достоинства в нем возобладают и он пожелает подготовить нам ловушку, то займется именно этим, сразу, чтобы успеть подготовиться. Ему уже не до помощи семье капитана будет... Начнет людей подходящих искать. А такие люди у него, думается, на примете имеются. Не на свою же зарплату он купил внедорожник «Лексус», а купил он его еще до знакомства с нами, то есть еще до больших заработков с нашей помощью...

И поэтому я поехал не домой, где меня в волнении и с нетерпением дожидалась разнесчастная Анжелина, а к дому капитана Петрова, хотя раньше планировал приехать туда только вечером, когда, как я предполагал, гроб с телом уже, может быть, привезут из морга. Я не люблю подобные мероприятия, но иногда приходится быть их участником.

У подъезда стояла толпа. Прямо в газон заехало несколько машин с военными номерами. И я заехал туда же, потому что больше поставить машину было негде. Два водителя-солдата с «уазиков» курили у дверей подъезда. Я с удовлетворением увидел у них нарукавную эмблему с летучей мышью[7]. Значит, собственная служба не оставила заботы об инвалиде на попечение семьи и взяла часть хлопот на себя. Хоть это радовало. Слышал я, что в армии многое изменилось или, по крайней мере, медленно меняется в сравнении с временами первой чеченской войны. Первую чеченскую войну с разваленной армией и невозможно было выиграть, при всей несовместимости масштабных понятий России и Чечни. Вторая война меня коснулась мало, но иногда появлялось желание оказаться там и посмотреть, как все происходит. Может быть, даже стать участником событий. К сожалению, служба по контракту слишком продолжительная, а я не собирался запирать себя еще на пять лет в тугие рамки армии.

Лифт скрипел, как почти все лифты в стране. В моем элитном доме он тоже скрипит... Но на четырнадцатый этаж меня все же поднял быстро. На лестничной площадке курили старший лейтенант и подполковник спецназа ГРУ. Незнакомые... Да и откуда мне знать тех, кто служит сейчас, если я не знал всех, кто служил тогда, двенадцать лет назад...

Оказалось, я ошибся, и глаза меня подвели. Я хотел уже пройти в квартиру, когда услышал за спиной:

– Онуфриенко...

Я обернулся, вглядываясь в шагнувшего ко мне подполковника. И не сразу узнал Угарова. Розовощекий лейтенант с всегда поджатыми губами превратился в подполковника с угловатым жестким лицом. Мы с ним однажды встречались уже после службы здесь же, в квартире Петрова, только тогда Угаров говорил, что через месяц станет старшим лейтенантом.

Я пожал протянутую руку. Вспоминал, как зовут Угарова, и с трудом вспомнил – Владимир Александрович. Не знал, как назвать его, на «вы» или на «ты», и потому коротко, почти скорбно улыбнулся. Улыбка, как я хорошо знал, многократно эту улыбку рассматривая в зеркале, совершенно не шла к моему типу лица. Она больше на ухмылку походила.

– Ты бывал у него?

– Посещали время от времени... Вместе с Волком...

– Когда в последний раз был?

– Недели три назад... Да, как раз три недели...

Угаров потер гладко выбритый подбородок.

– Знаешь, что он дневник вел?

– Нет, не знаю...

– Общая тетрадь... Он туда свои мысли и переживания записывал... Людмила Евгеньевна так говорит... Она как-то прочитала несколько страниц, когда капитана дома не было, ужаснулась...

– Нет, не видел...

– Эта тетрадь пропала... Там могли быть записаны сведения, не подлежащие разглашению. У нас все-таки служба, сам понимаешь... Вчера днем он еще писал, а вечером... После этого... Тетрадь пропала... Менты говорят, что тетради не видели...

Я плечами передернул. Дескать, ничем помочь не могу.

– Если, случаем, увидишь где-то... Имей в виду...

– Буду иметь... – кивнул я и прошел в квартиру.

Леонида Михайловича еще, конечно, не привезли, но в большой комнате для гроба уже поставили табуретки. И даже пару венков уже кто-то принес.

Я подошел к сидящей в черном платке сразу постаревшей многострадальной Людмиле Евгеньевне. Она держала в руках деревянную рамку и смотрела безотрывно на фотографию Леонида Михайловича, перевязанную черной траурной лентой. У нее у самой все лицо заострилось, как заостряется у мертвецов. Слов для выражения соболезнования не было. Их не бывает, таких слов, которые могут смягчить горечь потери, и я просто положил руку ей на плечо.

– Стас... – сказала она тихо. – Спасибо...

Благодарить было, кажется, еще не за что...

– Похороны когда?

– Завтра в половине второго...

– Помощь какая-то нужна?

Она неопределенно плечами пожала, но в глаза смущенно не посмотрела. Я понял, вытащил из кармана нераспечатанную пачку десятидолларовых купюр. Не слишком щедро, но у меня не было причин показывать свою щедрость, а отношение между двумя бывшими пленниками не измерялись деньгами.

– Спасибо... – Людмила Евгеньевна смущенно убрала деньги в карман.

– Вы бы ушли туда, в комнату... – кивнул я на дверь. – Здесь все нараспашку, дует... Простынете, и не заметите как...

Она сама, может быть, и не поняла, хотя кивнула, но две сидящие рядом женщины взяли Людмилу Евгеньевну под руки, помогли встать и увели в соседнюю комнату. А оттуда Василий вышел, сын Леонида Михайловича. Грустно кивнул мне.

– Сергей Михайлович был? – спросил я.

– Вчера... Сегодня попозже, наверное, приедет...

Я кивнул. Значит, вопрос ясен. Вышел на кухню и оттуда позвонил Волку.

Волка я встретил во дворе. Выглядел он привычно беспечно, но я хорошо знал, что он мой сигнал услышал и к неожиданностям готов.

– Поднимись, покажись... – предложил я. – Я в машине буду...

– Помощь там нужна?

– Разве что деньгами... Я тысячу баксов дал... А так – помощников много... Спецназ зашевелился... Они всем обеспечат. Тетрадь какую-то ищут. Дневник капитана...