Ночь триффидов - Саймон Кларк

— Разверните судно на сто восемьдесят градусов. Подходить будем носом. Самый малый ход, мистер Ши. Я не хочу, чтобы весь этот распроклятый мусор запутался в винтах. Мистер Либервиц, подготовьте еще раз штормтрап.

Я прошел вперед к фальшборту. Надо мной в самом зените висел унылый красный диск солнца. Света от него было так мало, что о нем не стоило и упоминать — хватало только на то, чтобы различить зловещие тени триффидов и увидеть холмы, скрывавшие в себе останки яхт и буксиров. В общем, картина, мягко говоря, удручающая. Однако в тот момент я был исполнен счастья.

Там, на «берегу», стояла моя дикарка. Волосы на ее голове больше всего походили на готовый облететь одуванчик, а глаза сверкали от возбуждения и — не боюсь сказать — от страха. Она смотрела на пароход, на дымящуюся трубу, на белую бурлящую воду у винтов. Я был готов держать пари, что ничего подобного она раньше не видела.

Я был до безумия счастлив. Да, она не погибла в зарослях триффидов. Как ей это удалось, одному Богу известно.

Девушка стояла у самой кромки воды, с испугом поглядывая на качающийся под ногами тонкий слой растительности. К груди она прижимала портфель. Пароход тем временем медленно разворачивался к ней носом.

Я молил Бога, чтобы Он не позволил ей в последний момент испугаться и убежать. Вид огромного приближающегося парохода был одновременно величественный и пугающий. Но наверное, девушка понимала, что это ее последний шанс на спасение. Поэтому, несмотря на весь свой ужас, стояла неподвижно, прижимая портфель к груди — так мать в минуту опасности прижимает к себе дитя.

— Очень рада видеть вас улыбающимся, мистер Мэйсен. Я обернулся, чтобы взглянуть на обладательницу голоса. На вид ей можно было дать лет двадцать пять. Худощавая, но не костлявая. Светлые с рыжинкой волосы свободно ниспадают на плечи. Такой прически я раньше никогда не видел. Глаза у нее были необычного зеленого оттенка, и в них, как мне показалось, светился незаурядный ум. Прекрасного цвета лицо выглядело несколько усталым, и на нем можно было разглядеть преждевременные морщинки. У меня не было сомнений в том, что обладательница приятного голоса находится на судне вовсе не в качестве палубного матроса. Об этом я догадался при взгляде на ее красивые руки без единой мозоли. Ее окружала аура, суть которой можно было определить одним словом — «порода». Одета она тем не менее была в простые джинсы, клетчатую рубаху, на ногах — тяжелые рабочие ботинки. Приземленный стиль несколько смягчал легкий розовый шарф.

— Не каждый день приходится встречать человека, который сумел бы противостоять нашему великому и ужасному капитану Шарпстоуну. Поздравляю, — улыбнулась она.

— Мне просто хотелось, чтобы он поверил моим словам. Хотя, боюсь, это получилось довольно неуклюже.

— Тем не менее вы добились желаемого результата. — Она кивнула в сторону замершей у кромки воды девушки. (Пароход очень медленно, дюйм за дюймом, приближался к плавающему острову.) — Кто она?

— Понятия не имею. Скорее всего ее унесло в море, когда «плот» оторвался от Большой земли.

Я снова перевел взгляд на стоящую рядом со мной молодую женщину. В тот день мой мозг, видимо, работал на удивление медленно, поскольку я лишь в этот момент догадался о происхождении акцента, хотя пересмотрел сотни голливудских фильмов в некогда роскошных, а ныне поблекших залах «Имперского дворца кино».

— Вы американка? — спросил я, не в силах скрыть изумление.

— Ну и догадливый же вы, бритты, народ. — Она снова улыбнулась и, прикоснувшись к моей закованной в прорезиненную ткань руке, спросила: — Неужели на вас модный наряд, который носят все передовые молодые люди на этой стороне Атлантики?

— Сомневаюсь, — улыбнулся я в ответ. — Я был бы счастлив выбраться на воздух после десяти дней пребывания в этой резине. Да, и прошу меня извинить.

— Извинить? За что?

— За то, что я с таким изумлением заявил о столь очевидной вещи. О том, что вы американка. Мне не хочется выглядеть идиотом. Но несколько последних дней оказались для меня, мягко говоря, весьма необычными.

Я повернулся и увидел, что острый форштевень парохода режет зелень «плота» с такой же легкостью, как нож — кочан капусты. Еще секунда — машины дали задний ход, а потом судно замерло. Какой-то матрос спустил штормтрап. Обращаясь практически к самому себе, я пробормотал:

— Плавающие острова, триффиды, одичавшие девицы, дни — темнее ночи... Чтобы к этому привыкнуть, нужно время.

— Похоже, сейчас вам больше всего нужны полноценный обед и хороший сон, — ласково произнесла она.

— Полностью с вами согласен. Думаю, правда, что глоток доброго рома тоже окажется не лишним.

— Полагаю, мы сможем нацедить вам пару стаканчиков. А теперь позвольте мне продемонстрировать вам мои отвратительные манеры. — Она протянула руку. — Керрис Бедеккер, Нью-Йорк-Сити.

Я кивнул и, улыбнувшись (боюсь, что улыбка получилась несколько утомленной), произнес:

— Дэвид Мэйсен, остров Уайт.

Затем мы перегнулись через фальшборт, чтобы посмотреть, как девушка поднимается по штормтрапу. Несмотря на то что под мышкой у нее был портфель, взбиралась она с изумительной легкостью.

— Как же я счастлив, что она теперь может не опасаться этих ужасных триффидов! — с чувством произнес я.

В ответ Керрис сказала нечто такое, что меня немало удивило.

— Да, — задумчиво пробормотала она, разглядывая самого отвратительного, с моей точки зрения, триффида. — Но они здесь у вас, по-моему, все какие-то недоразвитые и отощавшие.

Глава 10

Вопросы и ответы

Я предполагал, что мне придется принимать пищу в одиночестве в своей каюте. Но действительность оказалась совсем иной. На подобное я никак не рассчитывал.

Во-первых, я принял душ. Восхитительный горячий душ. Затем — переоделся в брюки и рубашку из тонкой джинсовой ткани, которые одолжил один матрос примерно одного со мной роста. Поскольку подходящей обуви не нашлось, мне предложили пару толстенных носков из белой шерсти. В вязке присутствовала черная нить, и носки удивительно походили на пару маленьких собачек далматинской породы.

Теперь, через час после того, как мы взяли на борт одичавшую девушку, я в полной мере ощущал всю мощь паровых машин, несущих пароход по океану. Когда я приводил в порядок волосы при помощи позаимствованной у кого-то расчески, дверь открылась, и стоящий за порогом матрос весело объявил:

— Жратва подана, приятель. В пассажирском салоне. Прямо по коридору, первая дверь налево. Ошибиться невозможно.

Поблагодарив его, я с удовольствием провел ладонью по свежевыбритому подбородку и посмотрел в зеркало. Здоровая, хотя и однообразная диета последних дней пошла мне только на пользу. Я увидел свое еще более мужественное, правда, с несколько запавшими щеками лицо. В любом случае на умирающего от голода я не походил.