Исцеление в Елабуге - Отто Рюле

Мы ничего уже не могли сделать. Оставалось только ждать.

– Начальник просит вас зайти к нему, – передал мне вошедший в землянку солдат.

Начальник госпиталя взволнованно шагал из угла в угол.

– Вы знаете, что получилось? Корпус послал нам автобусы для перевозки транспортабельных раненых. Но об этом я сейчас случайно узнал из разговора по телефону с полковником медслужбы. Он удивился, что мы до сих пор торчим здесь. Вопреки приказу штаба корпуса начальник соседнего полевого госпиталя забрал себе наши автобусы и погрузил в них своих раненых. Я только что побывал там. Госпиталь совершенно пуст. В землянках – только мертвые.

– Это же настоящее свинство! – возмутился я. – Что же нам теперь делать?

– Для этого я вас и позвал. Вы единственный человек, который знает, где находится командный пункт армейского корпуса. Возьмите с собой унтер-офицера – и быстро туда! Доложите полковнику и квартирмейстеру о том, что у нас здесь произошло. И от моего имени попросите, чтобы нам немедленно прислали машины, иначе я снимаю с себя всякую ответственность за судьбу находящихся здесь тяжелораненых.

Утомленный, он повалился на стул и, положив руки на стол, уронил на них голову.

Я молчал. Затем попытался хоть как-нибудь утешить подполковника:

– Никто никогда вас не упрекнет. Вы сделали все возможное. Я сейчас сразу же отправлюсь в путь. Через час уже доложу обо всем корпусному врачу, квартирмейстеру или начальнику штаба.

– Благодарю вас, – со слезами на глазах сказал профессор. – Ко мне пришлите унтер-офицера. Он доложит о результатах ваших переговоров. Сами же отправляйтесь в город, разыщите наши машины и постарайтесь получить какое-нибудь помещение для госпиталя. Самое позднее завтра утром я должен забрать тяжелораненых и выехать отсюда. Ну, а теперь прощайте.

Он так и сказал: не «до свидания», а «прощайте».

Схватив пистолет и быстро нацепив каску, я поспешил к товарищам. Мешочек для провизии я пристегнул к ремню. Туда же положил книжку с бланками донесений, шапку, носовой платок, мыло и бритву. Все свои остальные вещи – белье, шерстяное одеяло, плащ-палатку – я поручил привезти потом. Последние письма, полученные из дому, сунул себе в карман. Прощаясь с товарищами, я надеялся на скорую встречу с ними.

Я и унтер-офицер спешно отправились в путь. Миновали следы танков, которые были здесь утром, и вышли на шоссе. На всем пути шоссе было усеяно обломками техники и трупами солдат 6-й армии.

Из-за темноты и тумана ничего не было видно метров за двадцать, зато все звуки слышались, как никогда, отчетливо.

Пройдя по шоссе минут десять, мы вдруг услышали какие-то металлические звуки и приглушенную человеческую речь.

Мы остановились и прислушались. Слава богу, это были немцы!

– Пароль?! – раздался неожиданно чей-то твердый голос. Из темноты нам навстречу вынырнули три темные фигуры – немецкие солдаты с оружием наперевес.

– Мы из госпиталя в Елшанке, идем на НП корпуса с донесением. Пароля мы не знаем.

Нам поверили. И я в свою очередь спросил:

– Что означают эти инженерные работы?

– Здесь будет проходить новый передний край обороны, – ответил мне фельдфебель, который был старшим в патруле.

– Новый передний край? Как же так? Ведь там остались сотни раненых. До полевого госпиталя – буквально пятнадцать минут ходьбы. Ни одна живая душа там и не подозревает, в какой опасности они находятся.

Фельдфебель пожал плечами:

– Очень жаль, но мы ничего изменить не можем. Мы пошли дальше еще быстрее, и оба скоро вспотели.

Подумать только, наш полевой госпиталь оказался вдруг на ничейной земле! Между двух фронтов! В полосе огня с обеих сторон!

Как только начнется бой, не поможет никакое напоминание о Женевской конвенции. Никакой флаг Красного Креста! Стрелять будут не только красноармейцы, но и немецкие пушки и гаубицы. Крыши землянок загорятся, и раненые погибнут. Снаряды будут разрываться прямо в землянках.

Немцы будут погибать от рук немцев.

Какое безумие!

В туманной дымке показались контуры силосной башни. Теперь нам нужно свернуть вправо. В этих местах я был всего лишь один раз, да и то белым днем. Я старался правильно сориентироваться, зная, что штаб корпуса находится где-то недалеко от железной дороги и в то же время почти на берегу Волги.

Через час после того как мы вышли из Елшанки, я уже стоял перед корпусным врачом – пожилым господином. Он по-отечески внимательно выслушал меня, ни разу не перебив. А уж я-то вложил: в свой доклад всю душу.

– Я охотно помог бы вам и профессору Кутчере, – сказал он, – но у меня ничего нет. Автобусы отправили сегодня утром. Они были предназначены для вашего госпиталя. На них вы бы вывезли раненых, которых можно было еще вылечить. Ваш сосед поступил неправильно, не по-товарищески.

Старый человек с погонами полковника на плечах казался невероятно утомленным. Чувствовалось, что он, как и очень многие врачи в те дни, никак не мог увязать все происходящее со своей гуманной профессией.

Я старался не смотреть на полковника.

– Господин полковник, как вы полагаете, квартирмейстер тоже ничем не поможет нам? – спросил я. – Мне поручено разыскать его.

– Подождите минутку, я узнаю, на месте ли он. – С этими словами полковник встал и вышел, прикрыв за собой дверь.

До сих пор мне еще ни разу не приходилось лично беседовать с квартирмейстером. Мне было известно, что это – офицер генерального штаба, отвечающий за расквартирование войск, за транспорт и подвоз. Интересно, что он за человек? И тут я вдруг вспомнил, что мне рассказывал один офицер о квартирмейстере корпуса.

В этот момент в комнату вошли полковник-врач и молодой еще подполковник с широкими лампасами на брюках. Это и был квартирмейстер. Я доложил обо всем. По сравнению с врачом подполковник показался мне холодным и сухим человеком. И я не ошибся.

– Что вы хотите со своими тремястами ранеными? У командования хватает и без вас забот. Здесь пропадает целая армия. Все, что может произойти сегодня ночью с вашими ранеными, завтра или послезавтра может случиться со всеми нами.

– Прошу прощения, господин подполковник, но ведь речь идет о раненых, которые долгие месяцы сражались на поле боя. Мы с вами еще можем стоять на ногах, а они беспомощны. Им необходимо помочь. Это наша обязанность.

– Что значит «обязанность», «помочь» в таких условиях? Я уже сказал вам: бессмысленно тащить сейчас этих раненых в город. Мы и так забили все убежища небоеспособными людьми. Кроме того, ваш полевой госпиталь уже более часа находится позади линии обороны. Ни одна немецкая машина не сможет уже попасть в Елшанку. Все!