Жребий викинга - Богдан Сушинский

— Просто веришь, что без нее не так быстро пойдешь на дно.

Поскольку гуннского характера своего Коська больше не проявлял, они переправились через речку довольно быстро. Молодая крестьянка из ближайшего дома, в печи которого, по велению конюшего, уже был разведен огонь, быстро раздела княжну, развесила одежды для сушки, а саму гостью напоила настойкой из каких-то трав, приправленной диким медом.

Все это время Радомир крутился возле избы, желая убедиться, что княжна не заболела, а еще— тайно надеясь, что она, уже переодетая в крестьянское платье, выйдет из дома.

— Теперь ты ждешь награды за спасение княжны? — вполне серьезно спросил его конюший.

— Ничего я не жду, — отмахнулся от него Радомир.

— Правильно, не жди.

— А почему не ждать? — тут же поинтересовался волхвич.

— И никому не говори, что происходило на реке, — проворчал конюший. — Так будет лучше для всех нас, особенно для княжны. Если только хочешь еще раз увидеть ее.

— Да не хочу я ее больше видеть.

Конюший хитровато ухмыльнулся и метнул взгляд на крыльцо дома.

— Не зарекайся, не зарекайся. Она ведь не всегда будет при таком детском теле, как сейчас.

Радомир намеревался что-то молвить ему в ответ, но в это время на холме неподалеку появился вестовой дружинник князя с конским хвостом на копье.

— Все мужчины, способные держать в руках щит и меч, — прокричал он, — должны немедленно явиться к монастырскому храму! Таково повеление великого князя!

— А что там случилось?! — встревоженно спросил конюший, когда вестовой повторил приказ князя.

— Великий князь киевский Ярослав собирает ополчение! Идем на князя Мстислава Владимировича, который, против воли отца своего, хочет сесть на киевском престоле!

Конюший и трое крестьян, которые все еще оставались у его подворья, переглянулись.

— Неужели опять брат на брата?! — удивленно покачал головой самый старший из них по возрасту, у самого виска которого пролегал глубокий шрам — отметина одного из множества подобных походов, происходивших на Руси в последние годы.

Однако страхи старших Радомиру были неведомы. Услышав о приближающейся войне, он тут же метнулся к гонцу, сотнику княжеской дружины Ясеню, который был его стрием[35]. Выслушав просьбу волхвича помочь ему стать ополченцем, чтобы со временем перейти в княжескую дружину, Ясень поначалу отмахнулся от подростка, заявив, что тот слишком юн, и развернул коня. Но поскольку Радомир бросился бежать вслед за ним, вскоре остановился и, вновь окидывая крепкую фигуру парнишки оценивающим взглядом, процедил:

— Хорошо, пойдешь со мной. Отроком-щитоносцем, при обозе. Только потому возьму тебя, что очень уж любо мне пророчество деда твоего, волхва. К тому же теперь нам понадобится много воинов, и нужно, чтобы ими становились как можно раньше. Завтра приходи к монастырю готовым к походу.

Радомир прекрасно знал: когда-то волхв напророчил Ясеню, что тот станет боярином и воеводой. Правда, предсказание пока что не сбылось, но все же… Обрадованный добротой стрия, Волхвич прокричал ему вслед:

— Волхв Перунич никогда не ошибается! И если уж он что-то напророчил…

— Знать бы, что напророчат мне вскоре боги и вражеские стрелы! — последовал безрадостный ответ опытного воина.

19

После полудня Ярославу Мудрому стало окончательно ясно, что выиграть эту битву он не сумеет.

Собственно, это было очевидным еще часа два назад, когда, передохнув после утренней схватки, конные отряды, сформированные из кавказцев, входивших в состав войска Мстислава Владимировича[36], начали, волна за волной, накатываться на его дружину, не позволяя ей передохнуть, подобрать убитых и раненых.

То градом стрел, то навальными атаками с флангов мстиславичи все дальше и дальше оттесняли пехоту великого князя с удобного плато, большой дугой подступавшего к изгибу реки, на котором киевляне чувствовали себя, словно на крепостном валу. В не менее яростных стычках они загоняли в чащобу леса и его запасной конный полк. А в то же самое время небольшие пешие отряды кавказцев все напористее вклинивались между конницей и пехотой, наводняя своими меткими лучниками глубокий, извилистый овраг, пролегавший на стыке позиций киевского и черниговского полков, но который ни теми, ни другими воинами не контролировался.

С пронзительными возгласами, гиком и свистом горцы редкой лавой налетали на отряды Ярослава, осыпали их стрелами, забрасывали копьями, металлическими якорьками или просто камнями, пущенными из кожаных пращ, и откатывались назад, уступая место новому отряду. Низкорослые, худощавые, они вскакивали на седла, какое-то время неслись так, стоя и держа в руках поводья, или же, свисая с коней, прикидывались убитыми, а когда приближались к пешим ополченцам, которые уже криками делили между собой — кому конь, кому оружие, — подхватывались и, изрубив саблями двоих-троих наиболее жаждавших добычи, уносились прочь. Причем сатанинская карусель эта продолжалась немыслимо долго, изматывая воинов великого князя и гибельно прореживая их ряды.

Но самое опасное заключалось в том, что в это же время славянская дружина его брата отдыхала, не неся потерь и надежно прикрытая водоворотом этих, как со всей очевидностью казалось киевлянам, полудиких воинов — косматых, разодетых в овечьи тулупчики и шапки, вертких и бесстрашных.

— Больше ждать нельзя, конунг! — подскакал к шатру князя Эймунд. — Зачем дразнить дьявола? Прикажи отвести войско за реку!

Почти трехтысячная варяжская дружина была поделена на три полка, одним из которых командовал опытный, но уже состарившийся воевода Акун[37], которому князь поручил общее командование всеми норманнами; другим — его правая рука Эймунд, третьим — тоже норманн из рода, близкого к королевскому двору, Рагнар. Причем все три полка всё еще оставались в тылу, у самой реки, охраняя неширокий брод, а также несколько десятков челнов и больших плотов.

— Почему нужно отводить их за реку? — мрачно поинтересовался великий князь. — Что советует воевода Акун, почему сам он не прибыл сюда?

— Я говорю то, что велел сказать тебе Акун. Он слишком долго пробыл на солнце, и слабые глаза его потеряли зоркость.

— Особой зоркостью он никогда и не отличался.

— Считай, князь, что теперь уж совсем ослеп[38]. Непонятно только, почему ты решил назначить воеводой не только из норманнов, но и из всех наемников именно его, почти слепого.

— Ну, не такой уж Акун и слепой, но зато не настолько горяч и бездумен в боях, как вы с Рагнаром. Передай Акуну, что отводить войско не разрешаю. Ни один ваш воин пока еще и мечом не взмахнул.