Побег из Бухенвальда - Григорий Зинченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то поздно вечером неожиданно появился Николай Иванович. На этот раз один, без семьи. Говорил с отцом о каких-то лагерях для военнопленных. Потом позвали меня.
— Гриша, на доброе дело нужен связной, ты хорошо ездишь на лошади. Спасать людей от гибели нужно, так что будь готов.
— Я-то готов, только к чему?
— Меньше будешь знать, лучше для тебя будет. Риска большого нет, связным будешь. К примеру, зайдешь в дом, куда тебя пошлют и скажешь: «Вас зовут в гости». Без лишних слов. Тебя могут спросить: «Куда идти и когда?»
Так я стал связным. Отец предложил мне общаться с молодежью, прислушиваться к их разговорам. Если что важное или интересное узнаю, то говорить ему. Обычно Николай Иванович спрашивал:
— Что нового слышно?
— Особого ничего. Говорят, что Нюра своего мужа из плена привезла. Много пленных с голоду умирает.
— А есть такие, которые хотели бы помочь,?
— Не знаю. Света говорила, что очень жалко их.
— А не можешь ты ее к нам позвать?
Я сходил за ней. Николай Иванович и Света долго разговаривали, он давал советы, как можно помочь пленным. Можно сварить картофель и бросать в колонну пленных, но не подходить близко, охранники могут убить.
Через время она и другие девчата ходили из дома в дом, просили хозяек картошку варить в «мундирах». Женщинам он советовал:
— Вы стойте на обочине дороги, когда боковые конвоиры пройдут, бросайтесь в середину колонны и поднимайте плач. Со стороны это будет выглядеть так, как будто вы узнали мужа или брата, смотря по возрасту. К вам подбежит конвой и будет оттягивать вас, но вы не обращайте внимания. Вы плачьте и тащите пленного из колонны. Просите у конвоя. Они не поймут, но догадаются, что какая-то родня. Иногда в таких случаях отпускают пленного. Последними в колонне идут самые слабые, они обычно отстают и их подгоняет конвой. Старайтесь выручать этих. Совсем ослабших расстреливают, чтоб их не убивать, могут и отпустить. Но предупреждаю, наблюдайте, чтоб и вас не побили.
Откуда Николай Иванович знал дни и сколько колонн будет идти, не знаю, но знал все наперед. Ночевал он очень редко. Мне очень нравились его беседы. Он знал, где проходит фронт и делал свои выводы.
— Нет, не будет немец у нас хозяйничать, проиграет он войну. Сначала наши не боялись сдаваться в плен, но теперь все знают, что пленных везут прямо в крематорий, из-за своей жестокости немцы проиграют. За убитого солдата сожгли всю деревню. Знаете, что случилось в деревне Княжна? Немцы там стояли, обобрали людей, издевались над девушками. Кто-то не выдержал и убил двоих солдат. Эсэсовцы согнали все село к школе и стали допрашивать, где находятся партизаны. Конечно, никто ничего не сказал. Тогда немцы замкнули детей в сарае и подожгли его. Матери волосы рвали на себе, бросались в огонь — и детей не спасли, и себя погубили. После этого на дверях у коменданта появилась листовка: «За каждого сожженного ребенка пустим под откос поезд. Это партизанский суд». Остается только удивляться, кто смог повесить это объявление под носом у часового. Не свободу немцы принесли, а уничтожение.
В Харькове был ужасный погром на евреев. Всю жизнь люди прожили по соседству, казалось, друзья неразлучные. Русский, еврей, украинец — никому и дела нет, кто ты по национальности. И вот приказ: «Выдать всех евреев». За Харьковским тракторным заводом вырыли огромную яму, согнали тысячи евреев и из пулеметов расстреляли. Кого убили, а кого только ранили, но все попадали в яму и сразу же начали их загребать трактором, даже не добивали, так живыми и закопали. Люди поняли, что такое фашизм и стали евреев прятать, рискуя своей жизнью. Хотя немцы завоевали всю Европу, но в России они застряли. В лесах появились партизанские отряды, мстят немцам, взрывают железные дороги.
Мне стало жутко от этих рассказов. Что делать, коммунисты много горя принесли, а фашисты не меньше.
Николай Иванович куда-то исчез, к нам больше не приходил. Долго мы терялись в догадках, что могло случиться. В середине сорок второго года к нам зашел нищий. В то время много городских ходило по селам, меняя одежду на продукты. Старик попросил кружку молока. Мама вынесла ему, а он спрашивает:
— Здесь живет Василий Павлович?
— Да.
— А сына вашего Гришей зовут?
— Да.
— Вам привет от Николая Ивановича.
Мать пригласила старика в дом, долго он беседовал с отцом, а ночью ушел. Потом отец мне рассказывал: «Николай Иванович был еврей, его семью немцы расстреляли. Его тогда не было дома, поэтому он спасся и скрывался у своих знакомых. Сейчас Николай Иванович командир партизанского отряда».
Германия
Суровая зима миновала. Весеннее солнце обогрело землю, которая так и просилась под плуг, да только мужиков мало осталось. Те, которые остались, собрались решать, как обрабатывать землю, как и раньше, колхозом, или единолично? Озимые сеяли вместе, решили и яровые сеять вместе, а дальше жизнь покажет. Так я снова стал колхозником. Хорошо работать всем вместе, а вечером на улице проводить время с молодежью, не то что на заводе кочегаром. В деревне жили несколько человек пленных, которых выручили, и женщины гордились, что смогли их спасти. Лошадей было маловато, и мы запрягали коров.
Фронт продвинулся в сторону Курска, и у нас в тылу спокойнее стало. Закипела жизнь. Девчат по семнадцать — восемнадцать лет поставили погонщиками, а парни ходили за плугами. За день набегаешься за плугом, а вечером все равно тянет на улицу. Мне досталась хорошая пара лошадей, хожу за плугом и мечтаю. Погонщицей была моя одноклассница, ей как и мне, было семнадцать лет. Хорошая девушка, боевая. В школе все мальчишки ее боялись. У меня, конечно, конфликтов с нею не было, я считал ниже своего достоинства заводить драку с девчонками. В свое время помогал ей по математике. И вот мы снова вместе работаем, а по вечерам мы собирались в одной компании.
Настал июнь. Десятое число. В тот день было очень жарко, и мы сильно устали, мечтал поскорей искупаться в нашей речушке. Но дома меня ожидала новость.
Молодежь вызывают к старосте, придется идти. Когда все собрались, староста прочитал приказ.
— Вся молодежь направляется на работу в Германию добровольцами, иметь при себе запас продуктов на неделю. Предупреждаю, кто получил повестку, с деревни не выходить. Кто не явится по повестке, будет считаться дезертиром. За дезертирство будет судить военный трибунал. Всем явиться на станцию к десяти часам утра.
Эта новость быстро разнеслась по деревне. В домах поднялся плач, ведь сразу ясно, какая добровольная работа ждет их детей. Отправить своих сыновей и дочерей в Германию равно, что похоронить. Нас всех предупредили, что деревня окружена и если кто попытается убежать, будет расстрелян на месте. Мои родители не могли долго прийти в чувство. Мать начала причитать.