Руки вверх, генерал! - Алексей Макеев

– Что – Томилин? – презрительно отозвался Диман. – Томилин, конечно, гад, но куда ему деваться? "Шестерки" паханам не указывают…

– Ты имеешь в виду, что кто-то надавил на Томилина и заставил его устроить тебе ловушку? – спросил Гуров.

– Ловушку я сам себе устроил… – заключенный немного помолчал, а потом поморщился и сказал с досадой: – Ладно, зовут меня Дмитрием Степановичем. Фамилия – Ермаков. Все равно ведь рано или поздно найдешь… Учились мы трое вместе, это верно. Только потом пути разошлись. И сильно разошлись… Что там у меня за плечами, тебе знать необязательно – это твоего ведомства не касается. Просто ты должен понять, что в тот день я не ментов ждал. В принципе, ко мне любому соваться опасно было. В западне я, понимаешь?

– Догадываюсь, – сказал Гуров. – Так как ты все-таки на даче у Столбунова оказался? Погостить приехал?

– Я Женькин след давно потерял, – ответил Ермаков. – А вот где Андрей обитает – это я знал. Поэтому, когда жизнь меня в угол загнала, я к нему подался. Вся моя беда в том, что для обычной жизни я совсем уже не гожусь. Вроде со стороны посмотришь – мужик тертый, в шрамах весь – а что толку? Чтобы выжить, нужно к стае прибиться…

Ему, видимо, нужно было выговориться, но природная осторожность не позволяла этого, и единственное, на что решался Ермаков, – это пересыпать речь многочисленными намеками на свою трудную судьбу. Но Гурова сейчас не очень волновала судьба этого человека.

– Это все верные наблюдения, – терпеливо сказал он. – Но все-таки почему Столбунов?

– Ну вот я и говорю – встретился я с Томилиным… Сначала он вроде обрадовался – все-таки старая дружба, – но, когда я намекнул ему о некоторых обстоятельствах своей жизни, он сразу напугался. Буквально затрясся и в лице переменился. И начал уже всячески отнекиваться – и времени у него нет, и принять ему меня негде, и вообще должность у него слишком серьезная…

– А ты что? – спросил Гуров. – Небось еще больше его припугнул?

Ермаков задумался, а потом сказал:

– Может, и припугнул. Точно не помню. Но высказал ему все, что о таких засранцах думаю.

– Подействовало?

– Как бы не подействовало! – возразил Ермаков. – Он просто-напросто от меня сбежал. Мозги мне запудрил и сбежал. А у меня в Москве никого, и денег кот наплакал… Ну, прокантовался я кое-как несколько дней и опять к нему нагрянул. Вот тогда он мне и предложил у Столбунова на даче пожить. А я не возражал – у меня ведь и выбора-то не было.

– А Столбунов как к этому отнесся?

– А по нему хрен поймешь, – сказал Ермаков. – Он и раньше спокойный был, а теперь вообще стал флегматик. Не скажу, что с распростертыми принял, но в общем нормально. Сказал, сколько хочешь, столько и живи.

– А его не смущало, что ты каждый день, грубо говоря, квасил? – спросил Гуров.

– Смущало? – усмехнулся Ермаков. – Да мы с ним вместе квасили. И душу друг другу наизнанку выворачивали. Он чуть не каждый день на дачу выбирался. Из-за этого и с женой постоянно скандалил. Они, между прочим, не так уж и хорошо жили… Вот тоже вроде все есть, а душа не на месте. Тем более Женька, он все в себе копил, на людях не срывался…

– А с тобой, значит, откровенничал? – сказал Гуров. – Ну а ты с ним?

– Это теперь только он один знает, – ответил Ермаков. – Тебе это, полковник, ни к чему. Я ведь сразу сказал, подробностей о моей жизни не жди. Тебе убийца Репиной нужен – вот об этом и думай!

– Я только об этом и думаю, – заметил Гуров. – Только пока все без толку… А между Столбуновым и Томилиным были такие же доверительные отношения? Душу друг другу изливали?

– Вряд ли, – мотнул головой Ермаков. – Встречались, конечно, но… Андрюха очень свое место потерять боялся. Только ради этого и жил. Ясно, я ему как кость в горле был. Поэтому, когда представилась возможность, он от меня постарался отделаться раз и навсегда.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Гуров. – То ты говоришь, что Томилин как бы здесь и ни при чем, то вдруг заявляешь, что он избавиться от тебя хотел…

– Тут нет никакого противоречия, – ответил Ермаков. – Но ведь ты сам про это сказал – нож-то он мне подбросил! Больше некому, а он как раз на дачу накануне приезжал – я все еще гадал, чего это он вдруг? Только вот какая закавыка – сам Андрюха не мог бабу убить – да еще ножом! Нет, это исключено. Из огнестрельного еще куда ни шло. А ножом – тут навык нужен. Я знаю, что говорю… Поэтому не свой он мне нож подкинул, а чей-то. Попросили его. Я полагаю, что где-то обсуждался примерно такой вопрос – на кого ментов натравить, чтобы от себя подозрения отвести. И тут Андрюхе пришло в голову, что лучше моей кандидатуры не найти. И репутация у меня подходящая, и в милиции меня никто не знает, и ему полное облегчение, потому что он-то лучше других знал, что живым я не дамся. То, что вы меня взяли, полковник, – это ваше везение и мое пьянство, конечно… Не тот я стал, сдал маленько.

– Ну, у каждой медали две стороны, – добродушно заметил Гуров. – Кто-то сдал, кто-то принял… Зато нашим женам на похороны тратиться не пришлось. И у тебя возможность поквитаться появилась. С тем, кто этого заслуживает…

– А кто заслуживает, полковник? – хитро прищурился Ермаков. – Я ведь не знаю, кто Андрюхе "фас" сказал.

– Так уж и не знаешь? – недоверчиво спросил Гуров. – Ты же говорил, что для него служба важнее всего на свете. Из этого какой вывод?

– Вывод-то правильный, – сказал Ермаков. – Только тебе ведь не голый вывод надо, а с фамилией, верно? И с уликами в придачу. А вот с этим, как я понимаю, у нас с тобой туго.

– С этим туго, – согласился Гуров. – Зато появилась одна мыслишка. Если ее реализовать, твой Андрюха сам может попасть в ловушку. Вот слушай…

Глава 20

Генерал Орлов был сердит до крайности. Он возбужденно расхаживал по кабинету и, заложив руки в карманы брюк, метал громы и молнии. Гуров и Крячко, сидевшие за длинным столом, предназначенным для заседаний, стоически выдерживали обрушивающиеся на них потоки генеральского гнева.

– Вы вообще сами понимаете, что за авантюру задумали? И на что меня, старого дурака, толкаете? А если этот тип навострит лыжи? Мы, между прочим, вообще пока не знаем, с кем имеем дело! Вот дали на него сведения в военную прокуратуру и в ФСБ, а что получим в ответ – неизвестно. А вы мне предлагаете такое!.. Нет, это положительно невозможно! Нет, нет и нет! Не желаю ничего больше слышать!

Он с грохотом отодвинул кресло и сел за стол. С тем же демонстративным раздражением закурил сигарету и, повернувшись спиной к подчиненным, выпустил в сторону открытого окна огромный клуб табачного дыма. Гуров и Крячко переглянулись.

– Послушай, Петр! – воспользовавшись образовавшейся паузой, тут же сказал Гуров. – А ведь ты совершенно не прав!

– Я?! Я не прав?! – Генерал круто развернулся и изумленно уставился на Гурова. – И в чем же, позвольте узнать, моя неправота заключается?

Гуров невозмутимо выдержал его взгляд и принялся, не торопясь, загибать пальцы.

– Во-первых, никакая это не авантюра, – сказал он. – А что-то вроде рыбной ловли на живца. Во-вторых, ничем это нам не грозит. Ермаков навострить лыжи не сможет при самом горячем желании. На одной ноге далеко не убежишь. Полковнику Крячко практически придется носить его на руках – как младенца.

– Почему вся грязная работа достается мне? – вставил слово Крячко. – Ты его подстрелил, ты и носи на руках! Где социальная справедливость?

– Мы будем оба носить его на руках, – сказал Гуров. – Устраивает? Ну а если серьезно, то у нас нет лучшего выхода, Петр! Ты прекрасно видишь, с каким пиететом относится прокуратура к военным. Ну, допросит Мышкин Томилина, ну, предъявит ему показания Ермакова – если таковые вообще появятся… Томилин просто скажет, что ему об этом ничего не известно, что никуда он Ермакова не пристраивал и вообще видит его впервые за много лет. Генерал Репин вообще будет допрошен формально. И кончится тем, что убийство Репиной все-таки повесят на Ермакова…

– А ты не допускаешь, что это будет справедливо? – зловеще спросил Орлов.

– Не допускаю, – покачал головой Гуров. – Убийство Репиной было подготовлено. Даже если допустить невероятное и убийца Ермаков, то все равно он должен был выполнять чей-то заказ. Но это был не он – за каким чертом тогда его совали бы нам в глаза? А риск, что он расколется на допросе?

– Красиво поешь, – усмехнулся Орлов. – Ну а на что, собственно, ты рассчитываешь со своей авантюрой?

– Пойми, Петр, Репину убили не профессиональные преступники. Ее убили люди из ее круга. И сейчас они чувствуют себя очень неуютно. Достаточно выдернуть единственную карту, и обрушится весь карточный домик, который они выстроили. До сих пор их спасала снисходительность власти. Но психологической атаки они не выдержат, поверь мне!