Разногласия и борьба или Шестерки, валеты, тузы - Александр Кустарев

Привалов выждал свою очередь и подошел. Кочергина улыбнулась ему грустной и ласковой улыбкой и при этом толкнула локтем в бок своего мужа. Тот открыл глаза и показал Привалову, что знает, кого он тут сейчас видит, и пообещал не забыть. Юлия пожала ему руку, как и всем остальным, не делая никакой разницы. Привалов хотел было представиться и перекинуться парой слов, но сзади и сбоку напирали, разговор затевать оказалось неловко, пришлось отвалить потихоньку. Привалов сделал шаг в толпу и стал глазами выискивать Копытмана, рассчитывая уехать обратно, как приехал.

Юлию он повидал, и слава Богу. На большее рассчитывать теперь не приходилось. Обернувшись пару раз назад, он удостоверился, что толпа помаленьку с кладбища утекает, а родственники покойной, как и надо было ожидать, попали в руки ближайшего окружения, которое теперь будет их тискать и жалеть до завтрашнего утра.

Сзади Привалова зацепил академик. Не торопись, дружок, сказал он, не торопись уходить, будут поминки. Сейчас мы едем к Кувалдиным на дом.

Привалов пожал плечами и сказал, что его никто не приглашал. Глупости, отвечал на это академик, всех пригласили. Было объявлено, вы, наверное, просто не слыхали. Как вам понравилась Юлия?

Очень красивая девушка, сказал Привалов, как видно, богатый генофонд. Она где учится?

Филолог, сказал академик. Богатая семья, положение в обществе обеспечено. Филология — самый естественный род занятий для красивой девушки из хорошей семьи. Если не спутается с диссидентами, человеком будет. Советую…

Что хотел посоветовать академик, осталось при нем, так как приблизился Копытман, и академик угрюмо замолчал. То есть он сказал: здравствуйте, Соломон Израилевич, ну, как дела у вашего сына, я слышал, что он получил разрешение, слава Богу, другим меньше везет. У моей двоюродной сестры племянница получила третий отказ.

Копытман ничего не ответил. Копытман вовсе не был рад, что его сын уезжает. Или делал вид. Черт его разберет. Я, сказал Копытман, собственно, только хотел сказать, что мы можем, Миша, взять вас с собою обратно. Мой сын на поминки не поедет, но нас подвезет. А вам (к академику) есть на чем ехать? А то мы и вас можем. Место есть. Академик согласился, и Копытман остался недоволен. Черт его разберет, подумал Привалов, все-таки странный этот Копытман, сам же пригласил, сам же и недоволен.

Академик ухватился за предложение Копытмана не зря. Ему страсть как хотелось поговорить. Всю дорогу он болтал без умолку про всякую ерунду, а в основном тянул все ту же резину: дескать, в нашем, таком узком, таком замкнутом кругу… Слушать было противно. Привалов не удивился бы, если бы на эту тему распространялся, например, Борис, фотограф. Тому действительно надо. Тот на краю общества, так у него есть настоятельная необходимость все время вспоминать, какая она на самом деле, интеллигеиция-аристократия-демократия. Но академик, академик! Ведь ты, старый леший, академик. А все мало. Он еще интеллигентом хочет быть, чтобы никто, Боже упаси, не забыл, что он прежде всего интеллигент, а уж потом академик. Ну, что академик? Так, служба. До чего же рабочую публику довели, до чего замордовали. Привалов только покачал головой на это грустное зрелище. Вот, думал он, какую силу черный рынок взял. Скоро и в Политбюро не выберут, если ты, Боже упаси, каким-нибудь Вячеславом Ивановым не балуешься. Неужели и Свистунова на черный рынок уволокут? Что же делать? Как бы не просчитаться.

Поминки были у Кувалдииых. Эта квартирка была не чета графининой. Четыре комнаты в центре, просто умопомрачительно. Какими такими путями эта квартирка им досталась, понять было трудно. Привалов даже догадываться не стал. Что есть, то есть. А как и почему, не нашего ума дело. По причине огромного нашествия гостей все комнаты были открыты. Так Привалов все обошел, ни одной не пропустил. Барахло на него произвело особенное впечатление. Хорошее, конечно, старье, но в глаза не бросается. Комплектовали, сразу видно, в прошлую эпоху, не гарнитурную, настоящую, чисто мебельную.

Юлька мелькала то там, то тут. Она была очаровательна в длинной плиссированной юбке и сафьяновых сапожках на высоком каблуке. У нее оказались роскошные шелковистые волосы до плеч и изумительной красоты очки с дымчатыми стеклами. Привалов поймал себя на том, что, глядя на нее, глупо ухмыляется и млеет.

Привалов забыл про все на свете. В конце концов, специалист не специалист, ученый не ученый, воротила не воротила, но когда тебе немногим больше двадцати пяти, ты же в конце концов еще и просто парнишка. Так что ничего удивительного.

Как бы половчее с ней познакомиться? Привалов вспомнил, как лет десять назад он одно время ходил на танцы и попытался оживить в памяти, какие он там перед девушками выделывал позиции и фигуры. Но все забылось, да и не подошло бы к случаю. На танцах, когда тебе девятнадцать лет, ты как есть парнишка, так и есть парнишка. А тут профессура кругом — не продохнуть, да еще поминки, да еще дело важное. При воспоминании о деле Привалова чуть не стошнило. Он даже испугался, но тотчас взял себя в руки.

Если с точки зрения дела, то нужно знакомиться через Копытмана или академика. Беспутина надо элиминировать. Он не должен отбрасывать на меня тень. Он будет в другом лагере, но она пока не должна это знать. А если мы подойдем к ней вместе, она сразу заметит, что между нами неприязнь. Женщины такие вещи видят отлично.

Привалов поискал глазами Копытмана, но тут ему не повезло. Копытман как будто нарочно о чем-то шептался с Беспутиным. Пара выглядела комично, но Привалову было не до смеха. Он поискал академика, но того что-то не было видно. И тут взгляд Привалова упал на фотографа. Привалов оживился. Ты мне и нужен, сказал он себе. В конце концов, знакомства молодых людей — дело молодежное и надо его решать среди молодежи.

Фотограф тоже заметил Привалова, и они сошлись. Познакомьте-ка меня с Юлией, сразу сказал Привалов. Фотограф был уже сильно навеселе, широко ухмылялся, был готов ко всяческим услугам и, встав на цыпочки, помахал рукой над головами собравшихся и довольно-таки громко для данной ситуации позвал Юлию.

Юлия подскочила, пожала фотографа за локоток, чмокнула его в щеку и поворотилась к Привалову.

Привалов старался казаться как можно красивее и даже поклонился, чему, вообще говоря, был не обучен и чего, кажется, никогда не делал. Привалов, назвался он тихо и добавил: Михаил.

Мишка, объяснил фотограф, а это Юлька, гусыня. Он взял