На острие луча - Александр Шепиловский

Я еще раз толкнул Квинта и вышел из ванной.

— Войдите.

— И войду. Еще как войду, — подбодрил себя дядя Коша и открыл дверь. Из-за плеча его виднелась непричесанная голова тети Шаши.

— С добрым утром, — сказал я. — Что это вы раньше солнца поднялись?

Сосед окинул взглядом комнату.

Картина неприглядная. Битое стекло, снег и иней. Я посинел и дрожу как осиновый лист.

— Холод меня поднял. Десять градусов ниже нуля, — не отвечая на приветствие, пробубнил дядя Коша. Воинственный пыл его почему-то угас. — Я хочу знать, когда это все кончится? Сегодня вы нас заморозили, а завтра изжарите. А этот ужасный скрежет до сих пор преследует меня. Мне не нравятся эти темные дела. Нам нужен покой. Вы отравляете нам жизнь. Мы не можем спокойно спать. Сплошные кошмары. Согласитесь сами, так дальше нельзя.

— Согласен. Я приношу извинения. Садитесь.

— Постою. Нам извинений не нужно, нам покой нужен. И что-то в вас есть подозрительное, неспроста это все делается. С какой стати вам вздумалось замораживать нас?! — вдруг распалился он.

— Ставили опыт, и по моей вине вышел небольшой недосмотр.

— Это называется опыт! Околеть можно…

Сосед неожиданно вздрогнул и схватился за сердце, но сразу же успокоился: из ванной, как был в скафандре, с заспанной физиономией вышел Квинт. Увидев соседа, он беззвучно поздоровался и начал что-то говорить.

— Вы что голос потеряли? — спросил дядя Коша.

Я знаком показал Квинту, чтобы он снял шлем. Он тут же отвинтил его и взял под мышку.

— Холодно. Почему здесь холодно?

— Артист, — сказал сосед. — На маскарад собрался. И перчатки не забыл.

— Кто артист?

— Да вы. Сами создали мороз, а теперь удивляетесь: «ай, почему холодно?»

— Я его не создал и спал в тепле, если хотите знать, в жидком гелии. Но, куда же, Фил, гелий делся?

— Испарился. Ты это упустил из виду, и вот результат. Сосед пришел узнать, в чем дело.

— Не только за этим.

— О, вы не волнуйтесь! Не переживайте, — сказал Квинт. — Гелий уже кончается. Мороза больше не будет. Как уши замерзли, ух, как щиплет.

Он закрыл их ладонями.

— Шлем держи, — шепнул я. — Улетит.

Квинт пошарил под мышкой.

— Уже улетел. Сейчас я его. От меня далеко не улетит.

Дядя Коша беспокойно заерзал на месте, а Квинт, растопырив руки, стал медленно обходить комнату.

— Прекрати, — сказал я и обратился к соседу. — Не обращайте внимания.

— С-стараюсь.

Он вдруг испуганно посмотрел на свою правую руку. Пальцы его что-то крепко держали. Сомнений быть не могло: он нечаянно поймал за горловину шлем.

— А… фактически что-то есть, — пролепетал сосед.

— Нашелся! — обрадовался Квинт. — Давайте сюда. Да пальцы, пальцы разожмите.

— И ощущение твердости, — продолжал лепетать сосед. — И ощущение объема… А вы говорите, проспали ночь в жидком гелии? — спросил он шепотом.

— В жидком, — бодро ответил Квинт. — Немного душновато, но спать можно.

— П-понятно.

Забыв о цели своего визита, дядя Коша быстро пошел к двери. Тетя Шаша терпеливо ожидала его. Глаза ее извергли молнии, она рванула за рукав мужа и демонстративно захлопнула дверь.

Не разнес нас в пух и прах добрый сосед. Не вышло.

— Н-ну! — я исподлобья посмотрел на Квинта. — Почему своевольничаешь?

Квинт часто-часто захлопал ресницами.

— Больше не буду, больше не буду.

Я думаю, этого внушения ему достаточно. Теперь можно было с уверенностью сказать: ядронит — идеальный материал.

Днем мы изменили конструкцию скафандров. На груди сделали вырезы и вставили в них мембраны из ядронита с таким расчетом, что, колеблясь под действием звука, они колебали и воздух внутри скафандров. Сейчас мы могли слышать все, что творится снаружи. Поколдовав с полчаса над системой обеспечения дыхания, я добился присутствия в воздухе запаса озона. Не забыл вставить в каркас и добавочные прутики из фотонита. Готовые скафандры мы небрежно бросили в самоуправляющуюся машину. До старта они не понадобятся.

— Одной заботой меньше, — захлопнув дверцу машины, сказал я. — Теперь беремся за… Стоп!.. Ах, я тупица! Кретин! Ничем не лучше Марлиса. А ты куда смотрел? — набросился я на Квинта.

Квинт удивился моему внезапно переменившемуся настроению и растерянно почему-то огляделся по сторонам.

— А как мы назад вернемся?! Из космоса? Ты думал? — вскричал я.

— Не-ет, не думал. А как же?

— Оба с тобой хороши. Такой насущный, жизненно-важный вопрос и вдруг обойти его стороной. Непростительная ошибка! Улететь безвозвратно — похоронить самих себя.

Зашли мы в тупик.

Это была настоящая головоломка. Голова трещала и разламывалась от усиленных дум. Я придумывал десятки способов возвращения и все их отбрасывал. Я думал так сосредоточенно, так напрягал свою мысль, что мне порой казалось, будто она вырывалась наружу и Квинт угадывал ее. Мозг не знал покоя ни днем, ни ночью, был предельно загружен. И тут я заметил, что от переутомления начинаю глупеть. Мне казалось, что я нашел единственно правильный путь — это вернуться на Землю пешком, но немного погодя отверг его, заменив более удобным и рациональным — приехать на велосипеде.

Свет белый был не мил. Квинт переживал не меньше меня, осунулся, скис, будто постарел лет на восемь.

И я ведь знал, что разрешится это до смешного просто.

Если человек не знает, как решить задачу, ему нужно учиться. Если человек выучился и все же не может решить задачу, значит, он умственно ограничен. Как ни печально, это случилось со мной. Выходит, всему крах. Наобещал, расхвастался. Высечь меня некому. Хоть проваливайся от стыда сквозь землю.

Квинт разрывался на части и, наконец, предложил совсем не возвращаться.

— Ну, так не годится, — устало возразил я. — Себя погубим и профессора не спасем.

— А, может, Фил, на планете ПНЗ шикарная цивилизация. Уж мы попросим сделать нам лазер, чтобы лететь на его луче обратно.

— Ть-фу!!! — я ударил кулаком по столу так, что из чашки выплеснулось кофе и выскочила чайная ложка. — Где ты раньше был?

— Никуда не уходил, — испугался Квинт.

— Я не о том. Что же ты, фараон, раньше молчал? Дай я тебя поцелую. Ты же решил мою головоломку. Возьмем с собой лазер, и с любой планеты он отправит нас обратно. Уразумел?

Ведь до чего же оказалось просто. Нет, просто проще простоты простейшей. Ну почему я такой человек? Ненормальный, недоразвитый, честное слово! На таких пустяках срываюсь. Если школьник попросит меня решить задачу за пятый класс, я просто побоюсь решать ее. Не решу.

Да, когда мы решаем сложные многоэтажные уравнения, то обязательно думаем, что у них должно быть непременно длинное, запутанное решение. А они решаются одним махом, на одном дыхании. Я уподобился одному чудаку, решавшему уравнение 5х — 1 = 9 ± 2х. Он единицу выразил через sin/cos, двойку разложил и пошел писать на сорока страницах мелким почерком, погряз в дебрях высшей математики и запутался окончательно. Разница лишь в том, что тот чудак сошел с ума, а я пока нет.

Квинт просиял и, не сговариваясь, мы пустились в пляс. Квинт ударял пальцами по пяткам и кричал: «Юх, юх». Кто-то стал в такт хлопать в ладоши. Это пришел Тоник.

— У вас веселье?

— Разминаемся. Как успехи?

— Все сдано. Диплом в кармане. Потому и пришел. Радость!

— У нас тоже праздник. Квинт выдал на-гора решение. Проходи, Тоник, садись.

Тоник краешком глаза покосился на меня, подумав, наверное, неужели такой несерьезный человек может спасти его отца. Хотел спросить, как мне показалось что-то существенное и вдруг сказал:

— А каково ваше мнение об открытых планетах?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Тоник оживился.

— Неужели вы ничего не знаете? Все только и говорят об этом. Куда ни сунься — тема одна.

— Представь себе — ничего. Мы в последнее время так много работаем, что совершенно оторвались от событий, происходящих в мире. Что же это за планетки?

— Все до сих пор думали, что у Земли один единственный спутник — Луна. Каково же было удивление астрономов, когда они обнаружили два неизвестных тела, вращающихся вокруг Земли с апогеем три тысячи километров и с перигеем две с половиной. Причем, они находятся друг от друга на расстоянии полумили и их называют одной двойной планетой. Поразило всех то, что они появились не сразу, а постепенно, как появляется изображение на фотобумаге при проявлении. Но и это еще полчуда. С помощью крупнейших телескопов были получены их фотографии. И что вы думаете? На одной из них отчетливо запечатлена наша земная, обыкновенная муха. Муха!

Тоник плотно сжал губы и уставился мне в глаза, желая проверить, какое впечатление это производит на меня.

Я, признаться, опешил. Знать, маловато мы взяли нуль-пространства, и оно со временем рассеялось. Но я, конечно, не выдал нашу тайну. К чему смущать этого доброго малого. Я изобразил удивление.