Украиский гамбит. Война 2015 - Михаил Белозеров

— Я уже думала, что ты не придешь…

— А я пришел, — сказал он, обнимая ее.

Это первое мгновение было ужасным, они казались бесконечно длинными и все не заканчивались и не заканчивались. Казалось, он попал в Ниагару. Их разделяло одно лишь влажное полотенце. Костя закрыл глаза, ткнулся в ее мокрые волосы и почувствовал, что летит. Полет продолжался и потом, когда Завета нашла его губы и они поцеловались так нежно, пробуя друг друга на вкус, что Костя окончательно утратил чувство реальности. Бутылка едва не выпала из его рук, а самого его качнуло.

— Дай и мне? — попросила она и, нащупав его руку с бутылкой, сделала большой глоток, не отрывая взгляда от Костиного лица.

Теперь от нее пахло не только ванной свежестью, но еще и тонким мускатным запахом. Губы ее стали влажными, на них блестело вино, а карие глаза сделались чернее черного. Сердце у Кости бешено колотилось. Но в подсознании у него крутился глупый вопрос: 'Почему я, а не Игорь? Почему?' Хорошо хоть он не знал ответа и не задал глупого вопроса, а то бы все испортил одним махом.

— Какой ты нежный, — прошептала она. — Я чувствовала это.

Наконец-то… — думал он, плывя в необъятном потоке чувств, наконец-то кто-то оценил меня так, как я хотел бы быть оцененным. Даже Ирка была со мной всегда жесткой, не способной создать ощущение теплоты.

— Не может быть… — возразил он, подсознательно сопротивляясь ее чарам.

В действительности Костя не чувствовал себя таким. Он привык к той фальши, которая царила в их среде, и знал, что женщины заражены фальшью в той же самой степени, как и он сам. Да, он не хотел быть белой вороной, но и быть, как все, тоже не хотел. Мода на лицемерие в половых вопросах стала привычным, как чистка зубов по утрам. И порой его бесила эта однообразность взаимоотношения с противоположным полом.

— Может, все может, — шептала она так доверительно, что он на какое-то мгновение потерял самоконтроль.

Было ли это ему неприятно, он не знал и отложил решение вопроса на потом, когда можно будет подумать и разобраться в своих чувствах. Он только произнес шепотом:

— Господи… — и посмотрел на Завету. — Так не бывает…

— Почему? — спросила она тем своим грудным голосом, от которого у него давным-давно шла кругом голова.

Вряд ли он сумел выразить свое состояние, но она его поняла:

— Ну что ты, миленький, все бывает. Я давно тебя приметила. Мне нравятся твои белые волосы, — она подняла руку и взъерошила ему голову.

Он уловил ее запах — то, что исподволь будоражило его и будило воображение. Но он и думать не смел оказаться вот так рядом с ней, да еще и обнаженной.

— Да… — подтвердил он и подумал, что надо использовать презерватив, что так нужно для чего-то и так принято почему-то. Голова стала ясной, а мысли вполне конкретными. Ему вспомнилось, что перед отъездом он забыл на столике зарядной устройство в мобильнику и уже в Харькове пришлось покупать новый телефон, который оказался бесполезным, а еще он почему-то вспомнил, как прошлым летом ночевал у бабушки на сеновале и исколол себе все тело.

— Не бойся, у меня колпачок, — сказала она. — Ты можешь его потрогать.

— Правда? — удивился он и погрузил палец туда, между ее ног.

Как только он коснулся ее, она дернулась и застонала, расставляя ноги. Он чувствовал, как дрожит у нее низ живота. Оказалось, что она удаляла волосы и что кожа у нее гладкая-гладкая о одновременно колючая.

— Глубже, он там, вверху. Еще.

Ее беззащитность его поразила. Ирка себе никогда не позволила бы такого. Она демонстрировала волевые начала и зачатки женской эмансипации, свойственной столичным женщинам. Вдруг он понял, что Ирка, в отличие от Заветы, заставляла его всегда быть настороже, что она даже в самые интимные моменты жизни не позволяла себе ни капли слабости. И ощутил перед Заветой странное чувство ответственности. Черт, подумал он, так можно влюбиться.

— Я нащупал его, — сказал он и подумал, что такого он никогда не забудет.

— Вот видишь, я не забеременею, — объяснила она.

От этих ее слов все предрассудки о безопасном сексе тут же вылетели из Костяной головы. Он был так благодарен ей за то, что она выбрала его, а не Божко, что готов был заниматься сексом без презерватива.

Глава 4

Этот дом был заметен издали. Он стоял на берегу реки в окружении ив, и всякий, кто видел его, думал о том, что иноземная архитектура плохо вписывается в местный пейзаж, а пирамидальными тополями и плоскими крышами домов не сочетаются с итальянской помпезностью.

Катер шел издал. На нем был установлен мощный прожектор, и лейтенант Билл Реброфф стремился выполнить задание. А задание у него было весьма расплывчатым. По-русски это звучало так: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Поэтому он был разражен и моментами даже зол. Двое подчиненных — рядовые Майкл и Джон старались лишний раз в нему не обращаться — только по надобности. Между собой они называли его чокнутым, потому что лейтенант был неутомим и всеми фибрами души старался выполнить приказ. Честно говоря, если бы не упорство лейтенанта, они бы давно свернули в ближайшую бухту и завалились спать. Вечером они наловили рыбы и мечтали об ухе. Но у Билла был категоричный приказ отсечь террористов с запада и не дать им пересечь реку Кальмиус. Тогда ищи ветра в поле. Вот он и гнал свой катер среди ночи и выискивал малейшие отблески света, рискуя налететь на корягу или мель. Река извивались среди поросших густой зеленью берегов, и Билл отчаялся. Раза три-четыре он приказывал обследовать костры на берегу, но это оказывались местные рыбаки, ни бельмеса не понимающие по-английски. О русских террористах у него, как и у каждого американца, было самое презрительное мнение: кучка бандитов, думал он. Разбегутся от одного выстрела.

Но берег был пуст и надо было думать о ночлеге. И вот когда он уже готов был дать команду сбавить обороты и идти к берегу, в глубине мрака мелькнули огни дома, и Билл вздохнул с облегчением. Недаром меня обучали пять лет в академии, с гордостью подумал он. По всем признакам выходило, что это те террористы, которых они разыскивали. И расстояние, и время, и вообще… сообразил Билл Реброфф, у меня чутье. Они! Точно! Прожектор высветил отделанные итальянским туфом стены и узкие, готические окна.

— К берегу! — скомандовал он.

Катер, сбросив скорость, нос его осел и мягко ткнулся в ил.

Как раз в этот момент Костя распахнул окно. В ванную ворвался свежий, ночной воздух. Костя невольно вздохнул полной грудью. Он стоял в чем мать родила и смотрел на реку, на которой висела полная луна. По реке скользил катер с ярким прожектором.