Приключения маленького тракториста - Михаил Жестев

Действительно, дядя Иван вскоре пришел. Он открыл дверь своим ключом и еще с порога спросил, — есть ли кто дома? Алешка не ответил, и дядя Иван начал разговаривать сам с собой, что с ним случалось, когда он бывал в плохом настроении.

— К земляку не посмел подойти. Все собрание в кладовке просидел, себе работу выдумал. А как было не прятаться. У людей родня как родня, а у меня урод! Учиться не захотел, куда-то сбежал. А кто, думают, виноват? Ясно, дядя! Кто же еще?

Неожиданный стук в дверь прервал дядю Ивана.

— Можно войти? Пришел наведать старого своего друга.

— Это кто же у вас тут друг? — спросил дядя Иван.

— Алешка Левшин…

Хоть провались сквозь печку! Его спрашивал Шугай. Он, видимо, не знал дядю Ивана и потому сказал:

— Вы Иван Левшин?

— Я и есть.

— А где Алешка?

— Был да сплыл. Дрянь парень оказался,

— Ничего не понимаю…

— И нечего тут понимать, — резко бросил дядя Иван. — Учиться не охота, работать тоже. Ясно?

— Нет, не ясно. Я на Алешку большую надежду имел.

— Видно, плохо в людях разбираетесь, — с досадой проговорил дядя Иван. — Пусть обо мне думают, что хотят, а такой племянник мне не нужен.

Только после того, как Шугай ушел, Алешка слез с печи.

— Спал? — спросил дядя Иван.

— Маленько вздремнул.

— Тут из Серебрянки Шугай к Алешке приходил…

— На что он ему? — притворно безразлично спросил

Алешка.

— Надежду, — говорит, — имел. Но я ему все выложил, каков его Алешка. Пусть знает!

Поздно вечером, когда они чаевничали, в сенях послышались шаги. Алешка побледнел. Неужели опять Шугай? Теперь никуда не спрячешься. Все пропало…

Но в дверях появился Колька.

Ни на кого не глядя, забыв поздороваться, он молча стоял, смущенно опустив голову.

— Вернулся? — дядя Иван сурово оглядел блудного «племянника». — Видно, чужие хлеба не сладки. Ну что же, рассказывай, где был, что делал?

Колька ответил не сразу.

— Простите, дядя Иван.

— Нет, ты мне скажи, — почему ты от меня убежал? Обидел я тебя? Лучше жизнь нашел?

Дяде Ивану нужно было излить свою обиду.

— А ты подумал, что я бабке Степаниде отвечу? А что люди обо мне скажут? Или, может быть, решил: наплевать дядьке, что из меня выйдет? Человек или тьфу — плюнуть и растереть!

И первым не выдержал Алешка.

— Дядя Иван, он больше не будет.

— Верно, племянник?

— Верно, — выдохнул из себя Колька.

— Тогда проходи! — И, поднявшись навстречу, дядя Иван обнял Кольку

Теперь пили чай втроем. Алешка и Колька рядом, напротив у самовара — дядя Иван. Он стал весел, даже ухитрился незаметно пропустить рюмочку и говорил племяннику уже без обиды и добродушно:

— Ну и переполошил ты всех! Исчез, как в воду канул. И чего только не передумалось! А тут еще письмо от бабки. Хоть из-под земли достань тебя. Теперь все в порядке. Так как думаешь дальше жить? Куда стопы направишь?

— Учиться бы… — ответил неопределенно Колька.

— Хвалю! Молодец! А куда думаешь податься? Обратно в речное?

— К вам в училище, на слесаря. Возьмут?

— А пойдешь?

— Пойду, — кивнул Колька.

— Вот как тебя жизнь-то научила. Завтра же отпишу бабке: внук твой в механизаторы подался, на путь-дорогу стал! Обрадуется!

Алешка рассмеялся.

— Ты чего? — удивленно повернулся к нему дядя Иван.

— Рад за бабку Степаниду. Всю жизнь только и мечтала видеть Алешку механизатором. Теперь дождалась.

Дядя Иван на радостях выпил еще рюмочку и вскоре заснул. Алешка и Колька прошли в свою комнату.

— Ты что же товарища подвел? — спросил Алешка тихо, но весьма грозно. — Сбежал и не предупредил.

— А что я, обязан? — усмехнулся Колька.

— Обязан. Сам знаешь почему.

— Зря вернулся?

— Это ты хорошо сделал. И хорошо, что скоро.

— Вот и ссоре конец. — И прежняя усмешка мелькнула на лице Кольки. — А я-то думал, — да стоит ли, да не подвести бы тебя опять…

Хотя они не виделись всего лишь несколько дней, что-то в Лопатине появилось новое, незнакомое, настораживающее. Особенно казалась чужой вот эта неопределенная Колькина улыбка. В ней не было ничего обидного, но она была какой-то горькой, казалась иронией над самим собой, как будто Колька хотел сказать: «И ничего-то ты, Алешка, не знаешь и не понимаешь!» И эта Колькина улыбка заставила Алешку сказать:

— Я твоих дружков на базаре видел…

— Про кого это ты?

— Щербатый один, другой припухший, а у третьего только нос из воротника торчит.

— Таких не знаю, — равнодушно ответил Колька. — Мы тут с одним парнем хотели податься в Одессу. Старший брательник у него на морском пароходе служит, да не удалось, заболел он и списался на берег.

— А Форсистов видел тебя с ними на базаре.

— Со щербатым и другими? Это я флотский ремень ходил смотреть. Мало ли около кого останавливаешься.

Такое объяснение вполне удовлетворило Алешку. И на следующий день, когда рано утром он вместе с Колькой пошел в училище, от всех его подозрений не осталось и следа. Ничего не могло произойти с Колькой за каких-то три дня. Да и если бы эти дни он водился со щербатым и его дружками, так и в этом не было ничего особенного. Водился да разошелся. А зато верно сказал дядя Иван: научила Кольку жизнь. То слышать не хотел об училище, а то сам туда запросился. Теперь Алешка находил, что бегство Кольки было просто счастьем для него. Да и для одного ли Кольки? Постой, Алешка, не рано ли ты радуешься? Какой там рано! Вот здорово как выходит! Только бы Кольку приняли в слесари. Только бы приняли. Алешка повернулся к Кольке и откровенно сказал:

— Хорошо ты придумал. Очень хорошо.

— А что я придумал? — спросил настороженно Лопатин. — Ничего я не придумал.

— Да еще как придумал! — с прежним восторгом воскликнул Алешка и, понизив голос, тихо проговорил: — Ты смотри, что получится. Я кончу на тракториста, а потом и ты тоже. А когда ты кончишь, то дашь мне свои документы, я тебе — свои. И все будет опять хорошо. Не сразу, конечно. Еще, может, год — другой придется мне быть Лопатиным, а тебе Левшиным. Но это ничего. А ты спрашиваешь, что придумал… Знаешь, давай я каждый вечер буду тебе помогать заниматься. Согласен?

— Я не против, — согласился Колька. — Все перезабыл…

Еще никогда с тех пор, как Алешка поступил в училище, у него не было такого хорошего настроения, как в это утро. Скоро, очень скоро он снова станет Алешкой Левшиным!

На следующий день во дворе училища Пудов окликнул Алешку.

— Иди-ка сюда, дело важное есть. Так как, поедешь со мной?

— Поеду.

— Твердо?

— Твердо.

— Тогда я в свою МТС отпишу, чтобы запрос дали. А жить будешь у меня. Изба большая, поместимся. Мы с тобой порядок на земле наведем, покажем, как ее обиходить надо… Слыхал, что вчера говорил Шугай? Здорово сказал! В двух словах все сказал!

Крушение надежды

Шел март. По ночам морозило, днем таяло. И с утра до ночи во дворе училища стоял неумолчный гул машин. Скоро выпускные экзамены. Алешка еще и еще раз перечитывал учебники, отрабатывал приемы управления машиной. Порой он просиживал за книгами до полуночи, пока дядя Иван не тушил свет.

Беспокойные, но и радостные были эти дни для Алешки. На душе было светло, словно после долгого ненастья наконец-то выглянуло солнце. Дядя Пуд отправил в свою МТС письмо, и оттуда в училище прислали на Алешку требование. Он уже считал себя трактористом Заозерной МТС. И особенно радовало, что Колька учится. Придет время — они обменяются документами, и каждый вернет себе свою фамилию. Тогда он, уже настоящий Алешка Левшин, сможет вернуться в Серебрянку, взять к себе бабушку, и они будут жить в новом хорошем доме.

Теперь Алешка не отходил от дяди Пуда. Они вместе готовились к экзаменам. Игнат Васильевич рассказывал ему о жизни в Заозерной стороне. И, конечно, учил уму-разуму — уж такой был дядя Пуд.

— Оно и у нас было — тяжелое время, — говорил он, оглаживая свою черную бороду. — Дошло до того, что машины некому стало обслуживать. По разным местам народ разошелся. А те, что в колхозе остались, голову ломали: как дальше быть? Без хорошего трудодня людей в колхозе не прибавится, а чтобы хороший трудодень был, требуется, чтобы народишка больше стало! Ну что тут делать? Как быть? Куда ни кинь, — все клин. Положение, так сказать, безвыходное. И вот пришло время, когда нас спросили: что же делать думаете, товарищи колхозники? А что делать? Людей у нас мало, земли много, не иначе, как разоримся окончательно! А нам сказали: давайте договоримся — все вы люди советские, доверие вам от партии полное, и это достаточно, чтобы вы колхоз свой подняли. Одно, говорят, с вас потребуют: сдай государству поставки, а в остальном пора бы самим ходить без чужой рученьки, своей головой смекать, как лучше хозяйствовать. И вот с той поры и пошло все в гору. Трудодень хоть и маленький сначала был, а работать стали крепко. С утра до ночи. А почему? Настоящими хозяевами себя почувствовали. А ведь с чего пошло? Ну подумаешь, сказали себе «сами хозяева»! А оно большие миллионы колхозу дало. И у нас так уж повелось: председатель председателем, бригадир бригадиром, а ты смекай сам в своем деле, не жди указки.