Чёрный абеллург - Светлана Зорина

Незнакомец в тёмном плаще назвал себя Танном, но поскольку это имя казалось Айнагуру ненастоящим, он продолжал считать его незнакомцем. Он потом не раз снился Айнагуру. Чаще во время болезни. Они разговаривали в длинной сумрачной галерее, и Айнагур ждал момента, чтобы сдёрнуть с Танна плащ. Или хотя бы просто потрогать его. Но стоило протянуть руку, как призрак отступал — словно бы случайно. И продолжал разговор своим тихим, воркующим голосом. Казалось, он едва сдерживает смех, прекрасно понимая, что хочет сделать его собеседник. И когда наконец Айнагур, потеряв терпение, бросался, чтобы схватить его за плащ, незнакомец отступал в тень и исчезал. Айнагур бродил по галерее, заглядывая за каждую колонну, но никого не находил.

Он до сих пор не любил длинных галерей с колоннами. Здесь, в сантарийском Эриндорне, во дворце бога их не было. Знали бы ученики и помощники, какие страхи порой терзают главного абеллурга.

"Я был тогда под впечатлением недавнего маскарада, — успокаивал он себя вот уже двести двадцать пять лет, прожитых со дня той памятной встречи. — На меня давил груз суеверий, которыми дед всё детство морочил мне голову. При таком воспитании любой от испуга начинает принимать живых людей за призраки. Странный был человек, но мало ли вокруг нас странных людей…"

Приехав в Эриндорн, Айнагур ещё какое-то время питал надежду встретить там своего незнакомца. Он не разглядел его лицо, но обязательно узнал бы его длинную, невероятно тощую фигуру. И этот голос до сих пор звучал у него в ушах. Может, это был один из абеллургов, ездивших по стране в поисках учеников для новых школ?

А по дороге в Эриндорн случилось то, от чего его всегда предостерегал дед. И Айнагур опять потом долго ругал себя за свои глупые страхи. В Солнечный город его вёз знакомый милдский рыбак Диббин, который ехал туда по своим делам. Дед проводил Айнагур до пристани. Простились они быстро.

— Навещай меня хотя бы изредка, — грустно сказал старик. — Наши рыбаки бывают в Эриндорне. Они тебя подбросят, если что…

Путь в Эриндорн недолог. Они гребли по очереди и весело болтали о разных пустяках. День был солнечный, ветер попутный. Диббин, смеясь, рассказывал какую-то забавную историю и вдруг изменился в лице. А в следующее мгновение с криком "Не оборачивайся! Килон!" бросился на дно лодки. Айнагур как раз сидел на вёслах. Он не сразу сообразил, в чём дело. Килон вынырнул слева от лодки, почти бесшумно. Гладкое блестящее тело плавно взмыло вверх, словно выросло из воды, а Айнагур, вместо того, чтобы закрыть глаза, как заворожённый, уставился на сверкающий в лучах солнца серебряный столб. Килон какое-то время постоял над поверхностью озера, как они это умеют, ловко и незаметно вибрируя хвостом в воде, потом начал медленно погружаться обратно. И когда его голова оказалась на уровне лица Айнагура, тот увидел глаз животного. Килон был к нему вполоборота, поэтому Айнагур увидел только один глаз, пристально, в упор, смотрящий на него. Огромный, продолговатый, совершенно человеческий глаз с голубой радужной оболочкой. И Айнагур невольно вспомнил камешек гальфинит, который он три с половиной года назад принёс в дар своему кумиру.

Почему люди боятся взгляда килона? Может быть, как раз потому, что у него глаза человека? Священное животное Линда и Лайны. "Не смотри ему в глаза, — говорил дед. — Ни в коем случае!" Почему он не зажмурился? Наверное, растерялся… Да и какой был в этом смысл? Он уже плыл навстречу своей судьбе. А вообще-то всё это началось гораздо раньше — когда он увидел того мальчика с серебристо-голубыми волосами и сделал ему подношение, тем самым признав его своим богом.

Ты всю жизнь будешь молиться этому богу! И тебе не избавиться от него. Никогда, никогда! Ты захочешь убить его и разрушишь целый мир, но ты всё равно будешь молиться этому богу. И заставишь других поклоняться ему. Ты будешь ненавидеть его, но ни за что не сможешь расстаться с ним по своей воле. Он будет преследовать тебя всю жизнь, как та маска в залах Белого замка. Ты попробуешь убедить себя, что ты сам его придумал и создал… Нет! Человек только воссоздаёт. Ты способен лишь воссоздать образ, если не можешь от него избавиться. А душу не поймаешь — ни руками, ни сетью… Ты едешь в Эриндорн, мальчик? Попутного ветра. Но куда бы ты ни поехал, тебе ни за что от меня не убежать. Вот что сказал ему тогда тот загадочный, мудрый взгляд священного зверя Линда. Взгляд зверя, человека и бога. Айнагур это понял, но не сразу. Боги как правило ничего не говорят прямо. Наверное, им интересно, насколько смертные догадливы и способны ли распутывать узлы на нитях своей короткой судьбы. Стоит ли разговаривать с тем, у кого нет ни ума, ни дерзости, ни воли?

Глава 10. Эриндорн.

Школа абеллургов не разочаровала Айнагура. Да и город тоже. Новые веяния наложили отпечаток на всю жизнь Эриндорна, но особенно это чувствовалось в высших школах.

Образование и наука в Валлондоле издавна были в руках абеллургов — служителей богов. Именно они были первыми хранителями традиций и знаний. Первые школы появились при храмах. Там же собственно и зародилась наука. Позже она вырвалась из ставших для неё тесными святилищ и храмов и зажила собственной жизнью. Только философия долго оставалась связанной с богословием, при этом постепенно появлялось всё больше и больше школ, которые отказывались от традиционного толкования богов. А потом возникли и учения, вообще отрицающие их существование. К тому времени в Валлондоле было уже много высших школ — математические, технические, естественные, философские, школы зодчих, учебные мастерские для художников и ваятелей. Музыке, пению и танцам обучали при храмах Эрина и Эрны, которых считали покровителями искусств. При храмах же остались и кое-какие философские школы — те, что не порвали с традиционной религией. Наука и религия всё больше и больше отдалялись друг от друга, но слова абеллург и учитель по-прежнему воспринимались почти как однозначные. К тому же большинство основных или начальных школ всё ещё были при храмах. Дети, как и в стародавние времена, наряду с другими предметами изучали богословие, а перед занятиями вслух произносили молитву богу — покровителю данной местности, но никто ни от кого не требовал фанатичной веры и религиозного рвения. Те, кто не верил в богов, относились к религии как к части философии или как к искусству и не имели обыкновения высказываться о ней пренебрежительно. Даже большинство абеллургов не видели в неверии большого греха. И хотя провинциалов, более религиозных, чем городские жители, и более склонных придерживаться традиций, немного возмущало распространение неверия, всё это было на уровне стариковского брюзжания. Старики ведь часто недовольны чем-то новым.