Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Алексей Иванович Ракитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внимательный читатель наверняка помнит эпический рассказ отца композитора о том, как пьяная Татьяна Жукова кричала и свистела под окнами квартиры Владимира. Рассказ звучал солидно, обоснованно, со ссылкой на соседей. Следователь, разумеется, поинтересовался у самой Татьяны, откуда же в этой истории «растут ноги»? Ответ оказался весьма любопытен: «Однажды был случай, когда я зашла к Володе, мы поели, я пошла на первое своё выступление в театре и [мы] договорились встретиться [позднее]. Сестра Володи в это время лежала в больнице. После спектакля, примерно в 1 час ночи, я пошла к Володе, так мы договорились. Он был на спектакле, но ушёл раньше. У него я оставила ноты. Когда я подошла, то увидела, что свет горел. Я стала звонить, но никто не открывал, тогда я подошла к балкону и стала тихонько звать. В это время вышла соседка Стева и стала кричать на меня, стала говорить, что вызовет милицию. Я ей объяснила, что должна забрать ноты. Соседка Стева очень опекала его, хотя он её не любил. Она вмешивалась в его дела, интересовалась всем и поэтому Володя её не любил, хотя открыто этого не высказывал ей. Позже, вернее, на другой день, я узнала от Володи, что его в тот вечер не было дома и пришёл он позже, т. к. был в больнице у сестры. Это был единственный случай, когда я пришла, а Володи не было. (выделено мной — А.Р.)»
В общем, как видим, многозначительные рассказы Михаила Григорьевича Ивасюка о вульгарном поведении Жуковой при ближайшем рассмотрении сократились до одного-единственного эпизода совершенно невинного содержания. Причём, в этой части Жукова заслуживает большего доверия, нежели отец композитора, хотя бы потому, что отца за лжесвидетельство вряд ли стали бы мурыжить всерьёз, а вот если бы Татьяну поймали на лжи, то кровь попортили бы изрядно. Почему это так, надо объяснять, или понятно без лишних слов?
Разумеется, следователь задал вопросы о половой сфере — эту тему никак нельзя было обойти молчанием. Татьяна ответила следующим образом: «В половом отношении Володя был нормально развит, никаких недостатков в этом отношении у него не было. В интимном отношении мы были с ним тактичны и открыты. Я сделала три аборта от жизни с Володей. Когда я первый раз забеременела, то объяснила Володе, что нужно как-то решить наши отношения. Володя всё говорил, что ещё нужно подождать и предложил аборт сделать. Я не могла заставлять его жениться, а воспитывать ребёнка [в одиночку — прим. А.Р.] я была не в силах. Последний аборт я делала от него примерно три года тому [назад]. Я его очень любила, поэтому не остерегалась от того, чтобы не беременеть.»
Светлана Федорченко (слева) и Татьяна Жукова (справа).
Очень интересный пассаж и притом откровенный. Не каждая женщина признается следователю в совершении трёх абортов. Причём, прочитавший этот отрывок может истолковать его совсем не в том ключе, нежели то задумывалось Татьяной. По её мнению, упоминание о сделанных абортах доказывало её глубокую привязанность и доверие своему мужчине. А другой человек увидел бы в этой детали нечто иное — невнимание Ивасюка к своей возлюбленной и его безразличие к её здоровью. Надо понимать, что аборт в эпоху «развитОго социализма» отнюдь не идентичен нынешней операции такого рода. В Советском Союзе это была очень травматичная и опасная медицинская процедура, которая мало того, что была болезненной, ибо проводилась без анестезии, так могла к тому же повлечь и самые серьёзные последствия — от бесплодия до смерти. Аборты вообще не рекомендовались нерожавшим женщинам, поскольку после такого рода манипуляций риск стать бесплодной был очень велик. И Ивасюк, будучи врачом по образованию, понимал эти нюансы лучше большинства мужчин. Тем не менее, он не останавливал Татьяну и не особенно утруждал себя тем, чтобы его интимный партнёр избежал нежелательной беременности. Такое безразличие называется мужским эгоизмом и подобное потребительское отношение к женщине не делает чести Владимиру. То, что Ивасюк трижды позволял своей нерожавшей возлюбленной прерывать беременность, убедительно свидетельствует о его нежелании связывать с нею свою жизнь.
Поэтому признание Татьяны Жуковой в каком-то смысле дезавуирует неоднократно повторенный ею на разные лады тезис о взаимной любви. Причём, сложно сказать, что было первичным — нежелание самого Ивасюка связывать свою жизнь с Жуковой или же давление родителей Владимира. Вполне возможно, что последние создавали очень удобный для него эмоциональный фон, ссылаясь на который он мог до бесконечности объяснять собственное нежелание вступать в брак тем, дескать, сам-то он любит Таню и давно бы женился, да вот только мама… ты же сама видишь! да и папа тоже… ты же сама всё понимаешь!
В общем, история о трёх абортах работает против той версии отношений, на которых настаивала Татьяна Жукова. Хотя и неясно, понимала ли это она сама?
Светлана Федорченко (фотография слева) и Татьяна Жукова (справа) с неизвестным во время отдыха в Крыму в 1978 г
Вернёмся, впрочем, к протоколу допроса. Следователь задал вполне логичные вопросы о возможных связях Владимира Ивасюка с другими женщинами. Татьяна ответила следующее: «Я не допускала того, чтобы Володя встречался и был в близких отношениях с другими девушками. У Володи была любимая девушка по имени Люда, его землячка. Они хотели пожениться, но родители были против, а какова причина мне неизвестно. Федорченко Светлана — это моя лучшая подруга, как сестра. Познакомились мы с ней ещё когда жили вместе в общежитии. С Володей у неё были чисто дружеские отношения. (…) Познакомились они [Ивасюк и Федорченко — прим. А.Р.] когда вместе поступали в консерваторию. Он не заходил в квартиру когда меня не было. (…) С моей сестрой Людмилой Володя был знаком через меня. Она приезжала трижды в г. Львов, т. к. проходила лечение в неврологическом диспансере. Володя знал лечащего врача Веселовского (…) и он помог утроить мою сестру.»
Людмила, сестра Татьяны Жуковой, была упомянута во время допроса совсем неслучайно. Дело в том, что в последней декаде марта 1979 г., ровно
