Если совершено убийство - Рут Ренделл

Адамс ужинал какой-то китайской смесью из пророщенных бобов, побегов бамбука и маленьких красных кусочков мяса, перемешанных в глубокой тарелке, которую он пристроил на коленях. На столе перед ним стоял стакан воды, бутылка с соевым соусом и тарелка с оладьями, напоминавшими толстые куски розовой пенорезины.

Хотя сервировка стола была вполне богемной, этого нельзя было сказать о комнате, которую он снимал вместе с Луизой Сэмпсон. Пол покрывал хорошо вычищенный красный ковер, на полках аккуратно стояли книги в мягких дешевых бумажных обложках, пара кресел перед большим телевизором, а из окон были видны верхушки платанов.

— Лучше задавайте мне вопросы, — предложил Адамс. — Я не знаю, что вы хотите узнать. — Говорил он, если можно так выразиться, экономно. У него был поставленный и хорошо управляемый голос с интонациями подающего надежды адвоката или студента-медика, у которого впереди блестящее будущее, однако пока для этого у него был слишком юный вид — такой же юный, как и у Грегсона, хотя Адамс совершенно не был на него похож. Он был маленького роста, аккуратный, с красивыми каштановыми волосами, коротко остриженными у мочек ушей.

«Он говорит только то, что хочет сказать, — ни больше, ни меньше, — подумал Уэксфорд. — Здесь не будет ни высокопарных речей о принципах, ни юношеской драмы».

— Где вы с ней познакомились? — спросил он.

— Она пришла в ресторан, где я работал официантом. — Адамс не стал смущенно улыбаться, как бы извиняясь за свое прошлое (а может быть, и настоящее) занятие. Он закончил есть и поставил тарелку в сторону. — Мы разговорились. Она рассказала, что снимает квартиру вместе с одной девушкой в Баттерси, но там жить неудобно, потому что у них всего одна комната, а к этой девушке приходит ночевать ее друг. Я и спросил ее, не хочет ли она снимать комнату вместе со мной. — И, по-прежнему не улыбаясь, добавил: — Для меня одного квартплата была великовата.

— Она согласилась?

— В тот же день. Собрала свои вещи и переехала в тот же вечер.

Уэксфорд был почти шокирован: неужели теперь у них все так просто делается?

— Хладнокровный поступок, не правда ли?

— Хладнокровный? — Адамс вначале не понял, но когда до него дошел смысл сказанного, был шокирован еще больше Уэксфорда. Лицо его выражало холодное отвращение. — Вы хотите сказать, что она спала со мной, не так ли? Так? — Он затряс головой, постукивая пальцем у брови. — Не понимаю людей вашего поколения! Вы обвиняете нас в беспорядочных, случайных связях и тому подобном, но именно у вас появляются грязные мысли. Честно говоря, мне совершенно безразлично, поверите вы мне или нет, но Лулу жила здесь со мной четыре месяца, и мы никогда не были любовниками. Никогда! Полагаю, вы спросите меня почему? Ответ заключается в том, что в наше время (уж не знаю, как это происходило у вас) можно спать с девушкой в одной комнате и не хотеть заниматься с ней любовью, и не потому, что ты не уверен в себе. Никто больше не может заставить тебя давать противоречащий природе обет безбрачия, ты свободен и можешь выбирать девушку, которую захочешь. Мы просто не привлекали друг друга — вот и все, и мы не были в том положении, когда люди вынуждены делать это в поисках тихой пристани. — Он сделал жест рукой. — Я вовсе не странный и не эксцентричный человек. У меня есть подружки, и я навещаю их. Не сомневаюсь, что и Лулу встречалась со своими париями у них.

— Я верю вам, мистер Адамс.

Тут он впервые улыбнулся. Уэксфорд заметил, что произнесенная небольшая лекция успокоила его, и не удивился, когда юноша сказал:

— Не называйте меня так. Меня зовут Льюис. Нас обычно звали Лью и Лулу.

— Лулу работала?

— У нее были кое-какие деньги, но иногда она подрабатывала, обычно уборщицей. А почему бы и нет? Вполне приличное занятие, причем здесь довольно хорошо оплачиваемое, к тому же все, что получаешь, остается тебе — никаких карточек, печатей, налогов…

— Какой девушкой была Лулу?

— Я восхищался ею, — ответил Адамс. — Она была спокойной, чувствительной и в то же время сдержанной. Мне это очень нравится. От шума и бешеных эмоций можно, знаете ли, заболеть. Кстати, ее отчим, — добавил он, — большой специалист по части шума и бешеных эмоций.

— Он приходил сюда?

— Он был здесь четыре месяца назад. — Адамс выпил воды из стакана и поставил его на поднос. — Она открыла дверь, и, когда он вошел, я услышал ее возглас (я тогда был на кухне): «Стивен, дорогой Стивен, я знала, что однажды ты придешь ко мне!» — Льюис неодобрительно закачал головой и, как показалось Уэксфорду, не только из-за истеричности произнесенной фразы, но и из-за того, что она была услышана из его уст. — Это было так не похоже на нее; она совершенно потеряла над собой контроль. Я был просто потрясен.

— Но он пришел просто узнать, где она живет?

— Он объяснил это так — ну, знаете, некоторые любят эти бесконечные объяснения… Мне он не понравился: огромный неискренний человек, все в нем показное; типичный экстраверт. Лулу говорила немного. Потом она мне сказала, что, когда она его увидела, ей действительно показалось, что он наконец-то захотел встретиться с ней, но то, что она узнала потом, было для нее шоком; это было слишком! Он подумал то же самое, что и вы — что мы были любовниками, — и устроил целый скандал. Я ничего не отрицал и ничего не говорил в свою защиту. С какой стати? Потом произошла безобразная сцена, которую лучше не вспоминать, и он ушел.

— Что за сцена?

Теперь манера говорить не очень соответствовала юной внешности Адамса. Буквально на глазах молодой, подающий надежды адвокат превратился в зрелого и успешного специалиста, ведущего скучное дело и вынужденного в интересах своего клиента обращаться к голым фактам, не желая разглашать информацию, которая может причинить ему неприятности, но при этом дающего ясно понять, что он намеренно опускает все отвратительные детали.

— Каким образом эта информация может помочь вам?

— Любая информация о Луизе может помочь. Я не могу заставить вас говорить, но думаю, вы должны это сделать.

Адамс пожал плечами.

— Я думаю, вы прекрасно знаете свое дело. Отчим — к сожалению, не знаю его фамилии — Стивен какой-то там — в очень бестактной манере говорил Лулу, как он счастлив с ее матерью, и тогда Лулу сказала: «Ты ведь обожаешь детей, Стивен?» Он заявил, что обожает и надеется, что у него будет много собственных детей. И вдруг Лулу взорвалась, как вулкан. Не хочу драматизировать, но у меня создалось впечатление, что она может не выдержать такого давления на психику и не сможет обуздать свои эмоции.

«Вулканы, котлы, — думал Уэксфорд. — Просто испуганная девочка; как все страстные и беспокойные натуры, она страшно боялась дать выход своим чувствам».

— Луиза что-нибудь ответила ему?

— О да! Я же говорил, это было отвратительно. Она сказала: «Только не с моей матерью, Стивен. Она, конечно, не забыла тебе сказать, что, когда мне было пятнадцать, ей удалили матку?» — Лицо Адамса скривилось от отвращения. — Я тогда оставил их и вышел на кухню. Отчим орал на нее, и Лулу тоже иногда кричала. Она не рассказывала мне, о чем они говорили, а потом через неделю ушла.

— Куда она ушла?

— Не сказала. Когда мы расставались, у нас были не очень хорошие отношения. Мне очень жаль, потому что мы всегда доверяли друг другу, но Лулу мне больше не верила. Я отругал ее за то, что она орала на этого Стивена, и Лулу, видимо, решила, что я симпатизирую ее родителям и могу рассказать им, где она, если буду об этом знать.

— И все же, у вас есть какие-нибудь предположения?

— Из всего того, что она говорила, я могу сделать вывод, что, скорее всего, она отправилась в Ноттинг-Хилл, возможно, к своему дружку.

— Как его зовут?

— Был один парень, который часто звонил сюда. Некто по имени Джон. Он всегда, когда спрашивал ее, говорил: «Это Джон».

Утром Уэксфорд попросил показать ему все, что было надето на Лавди Морган в день ее смерти, и ему показали бюстгальтер и колготки из магазинчика розничной торговли, черные туфли, черную дамскую сумочку из пластика, акриловый свитер лимонного цвета и серовато-зеленый брючный костюм.

Он осмотрел также содержимое ее сумочки и все личные вещи, обнаруженные в комнате.

— Чековой книжки не было?

— У нее ее и не могло быть, сэр, — заметил сержант Клементс, бросив на Уэксфорда снисходительный взгляд и поражаясь наивности старого полицейского, считавшего, что каждый женский труп должен принадлежать к группе зажиточных людей. — У нее вообще не было денег, не считая зарплаты.

— Интересно, что произошло со свидетельством о рождении ребенка?

— Оно у бабушки, — решительно сказал Клементс. — А бабушка — либо слепая, либо в дурдоме, иначе давно откликнулась бы. Хотите еще что-нибудь посмотреть, сэр?

— Шарф, которым она была задушена.

Клементс принес его на подносе.