Новости любви - Барбара Виктор

– Она и думать не станет, – говорит Дэн. – Разве не видишь, что она влюблена. Просто она немного расстроена, что он женат.

– Но это недостаточно веская причина для отказа, – говорит Куинси.

– Достаточно. Спроси ее.

Они оба смотрят на меня, ожидая ответа.

– Я не хочу брать на себя ответственность за то, что распадется его брак, – наконец выговариваю я.

– Не глупи, – заявляет Дэн. – То, что его браку пришел конец, никак не связано с твоим появлением. Вероятно, ему уже давным-давно пора распасться.

– Мэгги, – доверительно начинает Куинси, – через несколько дней мы встретимся с Грэйсоном. Почему бы тебе все не обдумать еще раз и по крайней мере сегодня не принимать никакого решения? Кроме того, ты ведь только что вернулась и ты устала.

– Конечно, ты права, Куинси. Может быть, за это время я узнаю, любит ли меня Ави по-прежнему или нет.

– Итак, теперь твоя карьера целиком зависит от этого мужчины? А, Мэгги Саммерс?

– А если это любовь? – улыбается Дэн.

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – прошу я, замечая, что Куинси до того удивлена, что даже не может продолжать разговор. – Как поживает Грэйсон? Я не видела его несколько месяцев.

– Он все тот же. Нисколько не переменился, – отвечает Дэн, подливая всем шампанского.

Куинси смеется, вспомнив о чем-то забавном. Она уже пришла в себя.

– А ты помнишь ту вашу знаменитую встречу? – спрашивает она.

Я тоже пытаюсь смеяться, чтобы показать интерес к новой теме разговора. Однако меньше всего мне сейчас хотелось бы вспоминать о том вечере с Даниэлем Грэйсоном.

До весны семьдесят третьего я два года работала ассистенткой у Ника Сприга. Однажды ночью, когда я сверхурочно дежурила в отделе новостей, я заметила, что на меня поглядывает какой-то мужчина, сидевший в соседнем кабинете, дверь в который была распахнута. Он улыбнулся. И я улыбнулась. А через несколько секунд я уже беседовала с Даниэлем Грэйсоном, одним из руководителей Ай-би-эн и владельцем передающих станций в главных городах Соединенных Штатов.

Грэйсон был высок и худ. Стопроцентный англосакс. Немного седины в висках и безупречный костюм. На загорелом лице то и дело появлялась непринужденная улыбка, хотя его серо-стальные глаза оставались при этом совершенно холодными и спокойными. Однако именно его рот понравился мне в первую минуту. Когда он говорил, его губы едва шевелились, но слова он выговаривал чрезвычайно внятно. Манера речи и выражения, которые он употреблял, – все напоминало в нем юношу из колледжа, нисколько не изменившегося с возрастом.

– Классную вещь вы сработали для шестого канала, – например, говорил он кому-нибудь. Или: – Это самый четкий момент в передаче… – Или: – Твоя реплика прямо в девятку…

– У тебя, подруга, большое будущее, – сказал он мне напрямик, откровенно рассматривая мою грудь.

Я улыбнулась и покраснела. И принялась крутить на пальце перстенек. Не было, в общем-то, ничего удивительного, что такой талант, как я, вдруг обнаружился в отделе новостей. Здесь это не такая уж редкость, как, скажем, и примадонны в питейных заведениях. Словом, ничего сверхъестественного… Он перевел взгляд на мое обручальное кольцо.

– Ну-с, расскажите мне о ваших планах, мисс Мэгги, – попросил он, устраивая свои длинные ноги на краю стола.

Я начала объяснять ему насчет моих планов и вдруг поймала себя на том, что рассматриваю, как изящно завязаны шнурки на его дорогих модельных туфлях.

– Мне бы хотелось работать в эфире, делать материалы, касающиеся международной политики. Мне бы хотелось верить в то, что я могу изменить систему заставив зрителей по-новому взглянуть на предмет в противопоставлении таких тем, как война во Вьетнаме, капитал или голод.

Я бы продолжала в этом духе и дальше, если бы Грэйсон несколько раз не принимался кашлять, прочищая горло.

– Что же, ваш идеализм достоин восхищения, моя дорогая, – прервал он меня, – несмотря на то, что ваши планы не слишком реалистичны. Понимаете Мэгги, мир принадлежит богатым, и если бы не было богатых, бедные не стремились бы к комфорту. Таким образом, вся штука в том, что никто не хочет никаких перемен в системе. Поскольку это лишь нарушило бы существующий баланс между теми, кто имеет нечто, и теми, кто не имеет ничего.

Я улыбнулась за неимением ничего лучшего. Было совершенно ясно, что Грэйсона нисколько не интересуют мои планы.

Он переменил положение, убрав свои великолепные туфли со стола и от моего лица и, поднявшись, приблизился к окну. Руки при этом он держал за спиной.

– Мы тут в Ай-би-эн как раз кумекали насчет того, чтобы взять для эфира особу женского пола, которая бы вела криминальные новости. Нам кажется, что это несколько поднимет наш увядший рейтинг, а заодно наши зрители смогут любоваться на симпатичную мордашку. Тяга к прекрасному, вы понимаете. – Он подмигнул мне и принялся шагать туда-сюда. Вдруг он остановился, круто развернулся и направил свой изящный указательный палец прямо в мое лицо. – Если уж я работаю, мисс Мэгги, то я тружусь. А если я играю, то по-крупному.

Я, естественно, рассмеялась. Однако тут же извинилась.

– А вы умеете играть в команде, Мэгги Саммерс?

– Да, сэр, – ответила я, сама не понимая, откуда взялось это «сэр».

– Ладно, – сказал он, потирая руки. – Теперь отправляйтесь трудиться для Сприга, а потом, если я правильно понял, бегите домой к мужу.

Это звучало скорее вопросительно, чем утвердительно, и Мэгги Саммерс, умеющая играть в команде, тут же приняла эту подачу. Прямо глядя в абсолютно серьезные глаза Грэйсона, я сказала:

– Последнее вовсе не обязательно.

– Ну тогда, – сказал он, просияв, – может быть, вы оцените мою идею захватить чего-нибудь перекусить и обсудить наши дела.

– Какие дела, мистер Грэйсон? – спросила я. Если уж играть в команде, то неплохо бы и правила знать.

– Ну как же, а возможная работа в эфире в качестве репортера криминальной хроники? – тут же ответил он, довольный, что наша командная игра уже началась.

Не моргнув глазом, я продолжала смотреть прямо на него.

– Вы и Сприг работаете в кабине номер три, – отрывисто сказал он. – Когда вы закончите, я зайду за вами, и у нас будет исключительно деловая встреча, мисс Мэгги.

Было уже полдесятого вечера, а Ник и я все еще трудились в кабине номер три, составляя и переставляя куски одного трехчастного сюжета. Материал касался медицинского обслуживания бедняков в отделениях неотложной помощи. Нужно было выбросить целых восемь минут, а это совершенно меняло критическую направленность репортажа. Первый кусок был назначен к одиннадцатичасовому эфиру, и мы напряженно прикидывали, как сократить материал, учитывая, что каждый кадр, каждое слово имело чрезвычайно важное значение для общего впечатления.