Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

— Правда? Почему же?

— Я ожидала встретить Великого Отравителя. — Она потёрла отметину на обратной стороне ладони. — Кто бы мог подумать, что мне попадётся какой-то мелкий хер?

Морвеер почувствовал, как исчезает его усмешка. Но конечно у него ушло лишь мгновение, чтобы восстановить самообладание. Он тут же погасил смешок Дэй резким недобрым взглядом. — Надеюсь, твоя временная беспомощность не стала таким уж большим неудобством. Меня простили, правда? Если мы с тобой будем сотрудничать, то я не хотел бы трудиться под сенью личной неприязни.

— Конечно. — Она приводила в движение плечи, в уголке губ был намёк на улыбку. — Мне нужно то, что у тебя, а ты хочешь то, что у меня. Сделка есть сделка.

— Отлично. Восхитительно. Не… передаваемо. — И Морвеер одарил их своей самой великолепной улыбкой.

Но он не верил ни на миг. Это самое смертельное задание от самого смертельного нанимателя. Монцкарро Муркатто, знаменитый Мясник Каприла, не была личностью, склонной прощать. Его не простили. И рядом не стояло. С этого момента ему придётся убеждаться и первым делом, и вторым и третьим.

Наука и магия

Трясучка осадил коня наверху, на гребене подъёма. Ниже по склону расстилался пейзаж — мешанина темных полей, тут и там ютились хутора и деревни, стояли отряды голых деревьев. Не более чем в дюжине миль впереди виднелась полоса чёрного моря, кривая линия широкой бухты и бледная короста города вдоль её края. Крохотные башни скучковались на трёх холмах над холодной морской гладью под серым стальным небом.

— Вестпорт, — произнёс Дружелюбный, затем щёлкнул языком и тронул поводья.

Чем ближе они к этому чертову месту, тем беспокойнее становился Трясучка. И тем противней, промозглей и унылей становилось вокруг. Он нахмурился на Муркатто, что на собственной лошади скакала впереди, подняв капюшон. Чёрная фигурка в чёрном поле. По дороге громыхая крутились колёса повозки. Кони фыркали и били копытами. На голых полях каркала пара ворон. И никто не разговаривал.

Всю дорогу сюда их компания ехала мрачно. Но ведь и на уме у них была мрачная цель. Не что иное как убийство. Трясучка размышлял, как бы тут поступил его отец, Гремучая Шея, тот кто цеплялся за старые традиции так же крепко, как усатый рак за лодку, и всегда выбирал правильный путь. Убийство же за деньги того, кого никогда раньше не встречал, как не крути, по этой мерке не подходит.

Внезапно до него донёсся раскат хохота. Дэй с недоеденным яблоком в руке примостилась на повозке рядом с Морвеером. Трясучка до сих пор слышал маловато смеха, и его потянуло туда, как мотылька на огонь.

— Что тут у вас забавного? — спросил он, заранее начиная улыбаться будущей шутке.

Она наклонилась к нему, раскачиваясь в повозке. — Я просто подумала — когда ты рухнул с кресла на спину, как черепаха, обгадился ты или нет?

— Я-то склонялся к мнению, что да, — сказал Морвеер, — но усомнился, что мы смогли бы учуять разницу.

Улыбка Трясучки вышла мертворождённой. Он вспоминал как сидел в том саду, хмуро глядя на другой конец стола и напуская на себя грозный вид. Затем он ощутил судороги, а потом закружилась голова. Он попытался дотронуться до головы, и обнаружил, что не может. Он попытался сказать об этом, и обнаружил, что не может. Затем весь мир перевернулся.

Больше он ничего не помнил.

— Чем вы меня так уделали? — Он понизил голос. — Колдовством?

Дэй взорвалась хохотом, брызнули кусочки яблока. — О, это вообще отпад.

— А я-то сказал, что он будет скучным попутчиком. — Морвеер хихикнул.

— Колдовством. Отвечаю. Прямо как в одном из тех рассказов.

— Из тех больших, толстых, глупых книг! Маги и черти и всё такое! — Дэй совсем давилась от смеха. — Глупенькие истории для детишек!

— Добро, — сказал Трясучка. — Пожалуй, понял. Торможу как, блядь, заливная форель. Это не колдовство. Тогда что же?

Дэй проговорила с нарочито глупой улыбкой. — Наука.

Трясучке от этого слова не было ни холодно ни жарко. — Что это такое? Какой-то другой вид магии?

— Нет, совершенно ничего общего, — усмехнулся Морвеер. — Наука это система рациональных представлений, предназначенная постигать мир и устанавливать законы, по которым он существует. Учёный пользуется этими законами для получения результата, который невежда вероятно примет за волшебство. — Трясучка боролся со всеми этими длинными стирийскими словами. Для человека, считающего себя умником, Морвеер всё объяснял по дурацки, наверняка специально делая простое сложным. — Магия, напротив, система небылиц и вранья, предназначенная дурачить тупиц.

— Ладно, ты прав. Я, выходит, самый тупой мудила на всём Земном Круге, а? Дивное диво, что у меня получается без напоминаний удерживать говно в кишках.

— Такая мысль на ум приходила.

— Всё же магия есть, — буркнул Трясучка, — Я видел как женщина накликала туман.

— Неужели? И чем он отличался от обычного тумана? Волшебного цвета? Зелёный? Оранжевый?

Трясучка нахмурился. — Обычного цвета.

— Итак, женщина позвала, и там был туман. — Морвеер поднял бровь на свою ученицу. — Разумеется, колдовство. — Она ухмыльнулась, впиваясь зубами в яблоко.

— Я видел человека разрисованного письменами, что сделали половину его тела неуязвимой для любого оружия. Я сам проткнул его копьём. Удар должен был быть смертельным, но не оставил даже царапины.

— Ууууу! — Морвеер поднял обе ладони и скрючил пальцы, как изображающий привидение ребёнок. — Волшебные письмена! Сперва не было никакой раны, а потом… не было никакой раны? Во всеуслышанье каюсь! Мир полон чудес. — Снова смешок от Дэй.

— Уж я-то знаю, что я видел.

— Нет, мой озадаченный друг, ты лишь думаешь что знаешь. Нет такой штуки как магия. Уж никак не здесь, не в Стирии.

— Лишь вероломство, — пропела Дэй, — и война с чумой, и деньги, что пока не наши.

— Так всё-таки, зачем ты осчастливил Стирию своим присутствием? — спросил Морвеер — Почему не остался на Севере, окутаный волшебной мглою?

Трясучка медленно потёр шею. Сейчас причина показалось ему странной, и он, называя её, почувствовал себя ещё большим дурнем. — Я приехал, чтобы начать новую жизнь. Стать лучше.

— Начав с того, где ты сейчас, я думаю, это вряд-ли окажется слишком трудным.

У Трясучки ещё осталось маленько гордости, и ржач этого хера начинал её задевать. Он бы с удовольствием просто-напросто сшиб бы его с повозки секирой. Но северянин пытался поступать правильно, поэтому взамен он склонился к отравителю и проговорил на северном наречии, кротко и ласково: — Думаю, твоя голова говном набита, что не удивляет, ибо твоя рожа на вид жопа жопой. Вы, коротышки, все одинаковы. Всегда выделываетесь, мол, какие вы умные, чтоб вам было чем гордиться. Но сколько б ты надо мной не издевался, мне всё равно. Я уже выиграл. Ты никогда не станешь высоким. — И он усмехнулся прямо в лицо. — Смотреть поверх толпы навсегда останется для тебя лишь мечтой.