Быстрые сны - Зиновий Юрьев

Нина смотрела на змейку, вычерченную самописцем. Змейка то благодушно распрямлялась, то собиралась в мелкие злые складочки.

— Что-нибудь ещё, Нина? — спросил я и осторожно дотронулся до её локтя.

Локоть был тёплый и упругий. Стать позади неё. Поддеть ладонями оба её локтя. Привлечь к себе.

— Я сразу и не обратила внимания.

— На что?

— На интервалы между быстрыми снами. Девять интервалов, и всё время они растут.

— Интервалы?

— Угу.

— А что это значит?

— Не знаю, Юра. Могу вам только сказать, что ЭЭГ совершенно не похожа на нормальную картину сна. — Нина посмотрела на часы: — Юра, вам пора.

— А вы остаётесь?

— Мне ещё нужно кое-что привести в порядок. До свидания.

Это было нечестно. Она не могла так просто сказать «до свидания» и выставить меня. После всего, что случилось… «А что, собственно, случилось?» — спросил я себя. То, что я спал в одной комнате с Ниной, не давало мне ровным счётом никаких прав на особые отношения. Что ещё? Коснулся рукой локтя? И всё.

— Нина, — сказал я тоном хнычущего дебила, — неужели же нам не придётся повторить эксперимент?

Нина улыбнулась своей далёкой слабой улыбкой. Лицо у неё после бессонной ночи было усталое и слегка побледневшее. А может быть, мне оно лишь казалось таким в свете серого ноябрьского утра. Но оно было прекрасно, её лицо, и у меня сжалось сердце от нахлынувшей вдруг нежности. Если бы и у меня был свой Узор, как на Янтарной планете, я бы понял, наверное, что мне не завершить его без неё.

Спасибо, У, спасибо, странный далёкий брат. Спасибо за радость общения и за радость, которую я испытываю, глядя на это побледневшее и осунувшееся женское лицо с большими серыми глазами. Спасибо за янтарный торжествующий отблеск, который подкрашивает скучное и бесцветное, из бледной размытой туши, начало дня. Спасибо за десять маленьких быстрых снов, в которых ты познакомил меня с Завершением Узора. И что бы ни случилось со мной впредь, я уже побывал в Пространстве, и никто никогда не отнимет у меня вашего привета.

— До свидания, Нина.

Она ничего не ответила. Она стояла и держала в руках бесконечную ленту миллиметровки, и лоб её был нахмурен.

10

Мы сидели с Галей в кино. На вечернем сеансе, на который я купил билеты, когда возвращался из школы. Старая французская комедия с покойным Фернанделем в главной роли. Трогательные в своей наивной незащищённости трюки.

Где-то я читал, что волк, желая избежать схватки с более сильным соперником, подставляет под его клыки в знак смирения шею, и тот не трогает его. Так и фильм. Вот моя шея, я сдаюсь.

Галя просунула руку под мою, и её ладошка легла на мою ладонь. Тёплая волна нежности нахлынула на меня. А может быть, не столько нежности, сколько вины и угрызений совести. Но кто знает, что вернее цементирует отношения двух людей…

— Люш, — тихонечко прошептал я.

Она не ответила. Она лишь быстро прижала свою ладошку к моей. Жест успокаивающий, ободряющий. Ничего, Юра, всё будет в порядке. Я тебя всё-таки уговорю, ты поедешь к тёте Нюре в Заветы, в её уютный домик на самом краю посёлка, будешь пить каждый день парное молоко и забудешь про свои фантазии…

Если бы она только не была так уверена в своей правоте, подумал я и резко вырвал свою ладонь из-под ладони Гали. Два дня я не слышал чужих мыслей и совсем было забыл о них. А сейчас, сидя рядом с женой в тёмном зале кинотеатра, я незаметно для себя включился в неторопливый поток её мыслей. Подключился по-воровски, как электровор подключается к сети, минуя счётчик. Нет, Юрий Михайлович, по счётчику нужно платить.

Это она думала о тёте Нюре, и моя виноватая нежность снова упёрлась в плотину её здравого смысла. Слишком здравого.

Если бы она только могла понять, если бы только треснул её стальной панцирь непогрешимости… А что тогда? Да и хочу ли я, чтобы этот панцирь лопнул? Если быть честным с собой?

И снова чувство вины начало понемножку подтягивать из моего сердца резервы нежности. И снова её рука ободряюще похлопала мою. И снова я услышал медленный и уверенный хруст её мыслей:

«Ему, видно, совсем плохо… бедный… А всё из-за упрямства».

Мне захотелось крикнуть ей во весь голос:

«Мне хорошо, не жалей меня! Это я должен жалеть тебя!»

И снова поднявшаяся было теплота ушла в какую-то яму. В моей руке лежала её чересчур крупная для её роста рука. Неприятно холодная.

Когда мы возвращались домой, Галя была весела и оживлённа. Если уж она решает что-нибудь, она никогда не останавливается на полпути. Она — как снаряд, летящий к цели. Он может попасть в неё или промахнуться, но остановиться или повернуть назад — никогда.

А она твёрдо решила не подавать виду, не раздражать больного мужа. При душевных расстройствах и психических заболеваниях главное — чуткость родных и близких.

— А что, если сделать на ужин картофельные оладьи? — спросила Галя. — Натрём сейчас десяток картофелин…

Картофельные оладьи — моё любимое блюдо. Но поскольку оно, как известно, довольно трудоёмко, изготовляет его Галя не так-то часто.

Я чистил картошку, а Галя натирала её на тёрке. Потом мы поменялись ролями. Горка сероватой кашицы всё росла и росла в тарелке, темнела, а я думал, что не всё на свете, к сожалению, можно исправить при помощи картофельных оладий.

— Юрочка, — сказала мне на большой перемене Лариса Семёновна, — что стало с вашим Антошиным?

— А что такое?

— Метаморфоза. Получил у меня сегодня четвёрку.

— О, Лариса Семёновна, боюсь сглазить. Сергея как подменили.

— Но всё-таки, как это вам удалось?

— Мне?

— Вы же классный руководитель. И отвечаете за всё на свете, от успеваемости до первой любви, от отношений с родителями до увлечения спортом.

— Вы знаете, есть такой старинный английский анекдот. В семье родился мальчик. Внешне совершенно здоровый, но и в год, и в два, и в три он так и не заговорил. Ребёнка таскали по всем врачам — и всё напрасно. Родители смирились. Глухонемой так глухонемой, что же делать? И вдруг однажды, когда ему было лет восемь, мальчик говорит за столом: «А гренки-то подгорели». Родители — в слёзы. Как, что, почему же ты раньше не говорил. «А о чём говорить? Раньше всё было нормально».

— Гм! И что же ваша бородатая притча должна означать?

— А то, что Антошин столько лет продремал, что в конце концов выспался и проснулся.

— Да ну вас, Юрочка, к бесу!.. Ваша скромность носит вызывающий характер. Истинная скромность состоит знаете в чём?

— Нет, не знаю.

— В признании своих заслуг, вот в чём.