Ракетой на Луну - Бруно Бюргель

— Так нужно!

И неужели у вас дома никого нет, кому вы нужны, кого вы любите, кто имеет на вас права — право удержать вас от этого неслыханного дерзания?

— Никого! Я одинок. Но даже существуй люди, имеющие на меня такие права, они должны были бы отступить перед правами, которые имеет на меня общество! Подумайте о миллионах воинов, отправлявшихся на войну в минувшие тысячелетия! Они жертвовали собою для блага целого, жертвовали собою идее. Лишь немногие из них были людьми высокого образования — но все они делали то, что считали своим долгом. Я не был бы собою, если бы не делал того, что должен, что мне предписывает закон моей собственной личности!

— И нет никого, кто мог бы вас удержать?

— Никого! Никого и ничего, кроме чисто технической невозможности выполнить план, который в таком случае пришлось бы отложить на будущее, более благоприятное в этом отношении время. Но я думаю, что и с нашими средствами возможно попытаться. Все тщательно продумано в процессе продолжительной и трудной работы, тщательно проверено с технической стороны, кое-где исправлено. Здесь будет сызнова проверено. Ваш отец и один из лучших инженеров вашей страны сделают с своей стороны все, чтобы этот полет в неизвестность, — мне, впрочем, известную гораздо больше, чем вы думаете! — удался. Но не пугайтесь моих планов, не удручайте своего дружественно настроенного ко мне сердца вымышленными страхами и опасностями.

— А все таки… Зовите меня ребенком, трусихой… мне больно, что нет на свете души, которая могла бы отговорить вас от вашего намерения!

— Нет и не могло бы быть! Этот человек должен был бы подчиниться высшему закону и высшей любви, — любви к человечеству. Если бы он этого не понял, он явился бы скорей воплощением эгоизма, чем любви или дружбы… Ну, протяните мне вашу милую ручку! Благодарю вас за ваше сердечное участие к моей судьбе, я его высоко ценю. Может быть, придет время…

У Баумгарта вырвался смущенный жест. Он не выпускал руки своей спутницы и задумчиво потупился в землю. Опомнившись, он откинул со лба прядь волос, еще раз пожал маленькую ручку девушки и промолвил:

— Не будем больше говорить об этом! Все сложится так, как нужно, ибо „по бронзовым, вечным, великим законам все мы повинны круг бытия свой совершать“.

Солнце почти достигло полуденной высоты. Красноватая дымка испарений окружала его. На юге сгущались темно-лиловые облака; невидимому, собиралась гроза.

Путники быстро и молча зашагали к городу…

ГЛАВА VI

Солнце уже высоко стояло на небе, когда Стэндертон-Квиль наконец проснулся. Он потянулся всем своим могучим телом, громко зевнул и медленно поднялся. Давно уже ему не случалось так хорошо выспаться!

— Право, я буду отныне рекомендовать полеты в гранате, как средство от бессонницы! — шутливо промолвил он. — Правда, в настоящее время это еще дорогое лекарство, но через какую-либо четверть столетия такие гранаты так же просто будут стоять у людей в гаражах, как теперь летательные аппараты с пропеллерами или электрические курьерские автомобили! Без сомнения, эта замечательная поездка с представителем правительства в оледенелые области Севера много будет способствовать популяризация нового средства сообщения. Наконец-то, после необычайно дорогих затрат и продолжительных построек моделей, и опытов, заводы Готорна принесут свой плод и дадут прибыль!

Он потянулся к часам и взглянул на циферблат. Но тут его взгляд упал на телефон. Зеленая лампа горела, возможно, уже несколько часов. Его вызывали. Чорт возьми! Да ведь скоро полдень!

Инженер мгновенно выскочил из постели. Он подошел к аппарату, нажал кнопку телефонных фонографов, записывавших речь вызывавшего. Механизм зажужжал и хриплым голосом начал выкладывать запечатленные на восковом валике слова:

— Вызывают узамбаранитные заводы из Капштадта 13 июня, 9 часов утра. Просят как можно скорее сделать встречный вызов.

Не тратя драгоценного времени на окончание туалета, Стэндертон-Квиль постарался добиться соединения с Капштатом. Затем он кинулся в соседнюю комнату и скрылся под бурным душем; фыркая, как морж, он растирал свое стальное тело, пока не сделался красным, как рак, наскоро пригладил щеткой невысокую чащу своей шевелюры и облачился в костюм. Прислуживавший ему шустрый паренек небольшого роста, Уйям, явился с утренним завтраком, и не успел инженер отпить глоток чаю, как зеленая лампа опять загорелась.

— Алло!

— Это вы, Стэндертон?

— Жив и здоровехонек, Готорн!

— Вот уже двенадцать часов я вас выслеживаю, дружище; где вы пропадали?

Инженер засмеялся.

— Ведь вы знаете, что я ездил в гранате на Север с членом Совета Измаилом Чак. Устал до смерти! Не успел вернуться, как оказалось — необходима новая поездка в Рим. Я вернулся поздно вечером, спал, как мертвый, и всего только десять минут, как проснулся!

— Что, благополучно сошла у вас поездка на Север? Не отказывался ли действовать руль и т. п.

— Все шло, как по маслу! Только толчки все еще очень сильны! Нужно еще уменьшить размеры взрывчатых пилюль — пустить больше вспышек в секунду; это повысит равномерность полета и смягчит толчки.

— Об этом мы еще поговорим. Ну, а теперь слушайте, Стэндертон! Затевается дело величайшей важности! План небывалого, неслыханного значения! Я не могу об этом говорить по телефону. Выполнение этого плана в существенной мере зависит от вашего содействия. Самое главное — надо явиться сюда, узнать план, высказать свое мнение и обещать содействие, если вы прийдете к убеждению, что дело осуществимо! А после этого немедленно нужно будет соединитьться с правительством. Ну-с? Можете вы приехать, и когда? Чем скорее, тем лучше!

— Да вы меня заинтриговали! Пахнет какой то совсем необычайной сенсацией!

— Вы будете потрясены. Итак, когда вас ждать?

— Мне, конечно, хотелось бы послезавтра утром присутствовать на большом заседании Центрального Совета, но раз это дело так важно… Технические проблемы всегда мне были милее, чем самые талантливые парламентские речи. Во всяком случае, раньше вечера я к вам не приеду, я многое запустил в эти дни. Нужно еще немножко поспать, а уж к полуночи я снимусь с места. Если я сяду в одну из малых гранат, то буду к полудню. Ночь теперь лунная, поездка по южной части нашей дивной страны будет великолепна, я не сомневаюсь, что мой старый Ковенкотт, талантливейший машинист, когда либо работавший под солнцем Африки, с большим удовольствием вытащит стального коня из стойла, ибо его любимая поговорка: „Чем сказочней, тем лучше!“ Он и то сердит за то, что я не взял его с собой на Север.