У тебя иное имя - Хуан Мильяс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она долила в термос молока из бутылки, положила двенадцать ложек сахара, потом взяла термос и прошла с ним в ванную, где пересыпала в него содержимое флакона с голубыми капсулами и завинтила крышку. Удостоверившись, что дочь спит, взяла ключи и поднялась в приемную мужа.
Карлос Родо сидел за печатной машинкой. Увидев входящую жену, прервал работу и улыбнулся: “А вот и кофе. Очень кстати!”
Пот лил с него градом, а волосы так слиплись, что стала заметна намечающаяся лысина. Во взгляде сквозило если не сумасшествие, то крайнее возбуждение.
— Пей понемногу, — посоветовала Лаура, — чтобы на весь вечер хватило. Боюсь, будет невкусно: я положила слишком много кофе и слишком много сахару. Пей, словно это сироп.
Вернувшись домой, она снова зашла к дочери — проверить, не проснулась ли та, потом пошла в гостиную, выключила телевизор и открыла ящик письменного стола. Раскрыв извлеченный из тайника дневник, начала писать: “Сделать можно все, но не все разрешено делать. Недозволенное прячется внизу, и его пожирают живущие в канализации крысы. Дозволенное обитает на поверхности, и его потребляют министры. Дистанция между разрешенным и запрещенным (то есть между распрещенным и зарешенным) не всегда одинакова. Порой дистанция растворяется, словно яд в кофе (или словно як в коде), и тогда дозволенное и недозволенное становятся единым целым. И тогда не возбраняется совершать жестокие деяния (или дестокие жеяния), как на карнавале в Рио-де-Жанейро. А когда праздник кончается, все снимают маски и костюмы (каски и мостюмы) и возвращаются к обычной жизни — иногда счастливой, иногда нет, но без вмешательства полиции (или полешательства вмелиции). Однако те, кому не хватает ума или здравомыслия, отказываются снимать маски и продолжают творить бесчинства, за что в конце концов их задерживают и сажают за решетку. Этим я хочу сказать, что можно наведываться в ад или в лепрозорий, но только так, чтобы об этом не догадались ни соседи, ни близкие родственники. Вопрос заключается в том, сумеешь ли потом вернуться к нормальной жизни (или к жирмальной нозни). Завтра напишу все это еще раз. Но понятным языком. Привет от меня X.”
Она закрыла дневник, спрятала его в потайной ящик и направилась в коридор. Хотела зажечь свет, но передумала и вернулась в гостиную. Подошла к телефону и набрала номер Хулио. Услышала на другом конце провода вязкий, глухой, сонный голос, несколько секунд подержала трубку возле уха и повесила ее.
Зайдя в ванную, она умылась. Наложила на лицо крем и начала медленно раздеваться. Раздевшись донага, почистила зубы и вернулась в гостиную. Снова набрала номер Хулио. И, когда он ответил, начала ласково водить трубкой по бедрам и ягодицам под доносившиеся до ее слуха отчаянные “Алло! Алло! Слушаю!” Потом повесила трубку, с загадочной улыбкой пошла в спальню. Легла, нагая, в постель и уснула.
Шестнадцать
В четверг Хулио появился на работе одетый в джинсы, голубую майку и мятый пиджак Рикардо Мельи. Обут он был в белые спортивные туфли и того же цвета носки.
Роса, секретарша, открыла при его появлении рот, забыв даже поздороваться. Хулио сел за свой стол и принялся просматривать компьютерную распечатку сводки о продажах за последний квартал, обводя карандашом названия тех книг, которые были уже распроданы. Затем нажал кнопку вызова секретарши.
— Садись, — предложил он, когда Роса вошла.
Она села напротив него и положила на колени раскрытый блокнот, собираясь записывать. Со стороны могло показаться, что она не хочет смотреть в глаза своему шефу.
— Как тебе мой пиджак? — спросил Хулио.
— Очень резкая смена имиджа, — ответила она, улыбнувшись.
— Так нравится или нет, жизнь моя?
Роса поколебалась:
— Они сейчас в моде. И подходят для всего — и как спортивная одежда годятся, и как выходная, и на работу можно прийти.
— Ты это серьезно? — спросил Хулио неуверенно.
— Ну да, — ответила Роса, почти не колеблясь, словно вдруг стала поклонницей нового стиля. — К нему рубашку светлых тонов и кремовый галстук — получится отлично. И тебе очень пойдет.
— Просто на выход я хотел купить костюм целиком. Такой же мятый. И кожаный галстук.
— Мне кожаные галстуки совсем не нравятся. Черт его знает почему.
— Бывают и красивые.
— Может быть, но мне не нравятся.
Хулио закурил и оглядел кабинет. Действительность по-прежнему демонстрировала свою обратную сторону.
— Этот шкаф для бумаг похож на гроб.
— Но он очень удобный.
— И шторы ужасные. Когда-то они, возможно и казались элегантными. Всякий раз, когда я на них смотрю, вспоминаю крохотную гостиную в доме своих родителей.
— Если хочешь, я попрошу, чтобы нам их поменяли.
— Да ладно, не стоит. Может, лучше журнальный столик поставим для комплекта?
— Как скажешь, — в тоне секретарши прозвучала не то растерянность, не то усталость.
Хулио закрыл глаза и подпер рукой голову, словно отдыхал после тяжелой умственной работы: “Я сегодня всю ночь писал”.
— Что?
— Что писал? Роман.
— И как он называется?
— “У тебя иное имя”.
— Звучит красиво.
— Посмотрим, что получится. И опубликую его в другом издательстве, чтобы никто не посмел сказать, что я использовал служебное положение в личных интересах.
— И когда думаешь закончить?
— Не знаю. Зависит от многих причин. Сначала нужно уладить одно заковыристое дело. — И совсем другим тоном добавил: — А сейчас возьми этот список и составь письмо с рекомендацией переиздать те книги, названия которых я обвел карандашом.
— Хорошо. Да, тебе звонил начальник производственного отдела. Соединить тебя с ним?
— Не нужно. Оставим на завтра. Скажи, что я на заседании. И послушай, Роса...
— Да?
— Ты знаешь, что я иду на повышение?
— Слухи давно ходят.
— Последуешь за мной или мне придется искать новую секретаршу?
— Мы с тобой навек вместе. К тому же я смогу гордиться тем, что у меня самый модный шеф в издательстве.
Хулио дал понять, что разговор окончен, и секретарша вышла из кабинета. Часа два он работал, и работал очень интенсивно — казалось, новая одежда придавала ему сил и энергии. Потом просмотрел прессу, зевнул, закурил и подумал о Росе. Она была женщина самая обычная: не красавица и не уродка, не умница и не дура, но в последнее время Хулио с удивлением начал замечать за ней очень интересные вещи, которые объяснил для себя наличием у нее особого ума, не поддающегося измерению обычными мерками. “Она ведет себя с людьми так, — думал Хулио, — словно в отношении каждого заранее выработала свою стратегию. А потому ни один из ее поступков не является спонтанным: он часть продуманного, точно рассчитанного и никому, кроме нее, не известного плана”.
Его размышления прервала сама Роса: она сообщила, что Хулио хочет видеть директор. Он вышел из кабинета и направился к шефу. Все, кто попадался ему навстречу в бесконечных коридорах издательства, замирали на месте, а потом долго смотрели ему вслед.
Директор был не один: с ним был президент издательской группы. При виде входившего Хулио директор в изумлении выкатил глаза, а президент, напротив, подошел к нему и, протянув руку, произнес: “Я рад, что хотя бы один из моих служащих не носит надоевшую уже униформу. Не знаю почему, — на этот раз президент обратился к директору, — но у вас все одеваются в серое. В других компаниях уже начали одеваться менее официально. Что больше соответствует духу времени.
— Хулио, — начал директор, оправившись от шока, — всегда был впереди других. Иногда даже слишком.
— Но такие люди нам и нужны. Люди с новыми идеями, с новой манерой одеваться — с новым стилем, одним словом.
Хулио слушал их разговор отстраненно и задумчиво, словно речь шла о другом человеке. Он сознавал, что говорили о нем, но находился в другом измерении, так что генеральный директор и президент могли видеть лишь декорацию. Однако этой декорации было достаточно, чтобы одержать победу.
— Что ж, — подвел итог президент, — директор уже говорил о новой должности, на которую мы планируем назначить тебя. Однако в последние дни, изучая твое личное дело и твой послужной список в нашем издательстве, я пришел к выводу, что ты будешь более полезен не в качестве координатора, а в качестве заместителя директора. В ближайшие годы нам придется столкнуться с чудовищной конкуренцией. Новые технологии уже сейчас заставляют нас менять привычные схемы. Мы сможем выжить, только если станем лучшими, расширим ассортимент продукции и завладеем теми сегментами рынка, которым до сих пор не уделяли должного внимания. Чтобы заниматься всем этим, тебе необходима власть, какую может дать лишь работа в генеральной дирекции. Мы хотим расширять производство, но очень продуманно, мы хотим зарабатывать больше, но не любой ценой. Главная задача сейчас — разработать четкий план развития, который выведет наше издательство на первое место. Ты будешь пользоваться поддержкой директора и моей поддержкой. В твоем распоряжении будут любые средства, которые ты сочтешь нужными. Мы делаем на тебя ставку и надеемся, что ты оправдаешь наши ожидания.