Когда на Лондон нагрянули банды - Эдгар Уоллес

— Ищет огни, — возбужденно прошептал Джигс.

А затем настал подходящий момент процитировать его любимую строчку из Шекспира:

— «Говорите, руки, за меня!»

Глушитель лежал рядом на подоконнике. Звук выстрела оглушил Лесли: она отступила в комнату. Джигс передернул затвор. Еще один выстрел.

Аэроплан был уже почти над центром Кавендиш-сквер, когда вдруг завалился назад. Хвост пошел вниз, и машина с треском рухнула на газон посреди площади. Большое дерево смягчило удар о землю.

— Спекся! — победно воскликнул Джигс.

С улицы донеслись свистки полицейских. Со всех сторон сбегались люди.

— Господи, что вы наделали? — в ужасе проговорил Терри.

— Что наделал? Сбил парня, которому поручили бомбой проверить крепость нашего героя. Если бы он нашел огни, от дома мистера Друда остались бы сейчас одни развалины. Эти парни могут убивать не только из пулеметов!

Среди покореженного железа полиция нашла стонущего мужчину. Нашла и стофунтовую бомбу, начиненную, как впоследствии выяснилось, анилином. Раненого вытащили из-под обломков и «скорой» отправили в ближайший госпиталь — с ним поехали оба джентльмена.

— Живой, — огорченно покачал головой американец. — Жаль! Но выстрел, согласитесь, Терри, был не так уж плох — все-таки он шел сто миль в час. Помню, как-то в Колорадо пошли мы на уток… — Аллерман рассуждал на эту животрепещущую тему до самого госпиталя.

Раненый своего имени не назвал. Говорить что-либо отказался. Одна пуля перебила ему руку, вторая застряла в икре.

— Ради Бога, не говорите, — поднял руки Джигс. — Трюкач Амута, правильно, старина? Помнится, работал на Хими Уэйса, покойного, но никем не оплакиваемого. Ты из Индианы.

Мужчина с ненавистью посмотрел на Джигса, но ничего не сказал.

— Я вот уже десять минут пытаюсь образумить тебя, трюкач, — продолжал американец, — и вот на тебе! Ты попал в скверную историю, парень. Будешь благоразумным, публике понравишься.

— Мне нечего тебе сказать, Джигс, — прохрипел мужчина.

— А ты подумай. Может, и вспомнишь что-нибудь, прежде чем откинешь копыта. И я, может, не макал эти пули в старую чесночницу.

На лице раненого появилось выражение ужаса. Он молча отвернулся к стене.

— Что это за ерунда с чесночницей? — спросил Терри, когда они выходили из госпиталя.

— Это чтобы он не унывал. Эти подонки думают, что если пулю натереть чесноком, она будет отравлена… С Трюкачом я сталкивался. Трюкачом его зовут потому, что он отличный пилот и на аэроплане может выкидывать любые фокусы. Я взял его за тяжкое убийство первой степени. Он застрелил ночного сторожа, но в суд явился с ворохом алиби и адвокатом, который разжалобил всех присяжных до слез. Словом, Трюкача с почестью оправдали. Он пожал руки присяжным; судью, наверно, поблагодарил по-другому. Вот так дела делаются.

Обломки аэроплана уже доставили в Скотленд-Ярд. Бомбой занимались в отделе артиллерииско-технического снабжения. Содержимое карманов пилота лежало на столе главного констебля: южноамериканский паспорт, выданный Томасу Филипо, и билет от Парижа до Кадиса. В саквояже, найденном в кабине, лежали полная смена одежды и бумажник с шестью тысячами франков, тремя тысячами песет и аккредитивом на две тысячи фунтов.

Откуда прилетел аэроплан, установить не удалось. Его номер сообщили в министерство воздушного флота, однако ответ пришел неутешительный. Аэроплан был зарегистрирован на имя некоего Джонса, который уже три года как уехал в колонии.

— Мы ни в чем не будем его обвинять, — сказал Джигсу Терри после краткого обсуждения с главным констеблем. — Что он намеревался бомбить дом, мы доказать не можем. Самое большее, что можно сделать — предъявить обвинение в незаконном владении взрывчатыми веществами. У него были два револьвера — это еще одно правонарушение. Но шеф считает, что сейчас вряд ли стоит поднимать шум — огласка окажет плохое воздействие на «моральное состояние общества». Это его слова.

— Ничего, тюрьма его подождет. Мне больше всего понравилось, что «зеленые» пролетели со своей добычей. Нет, в ближайшие дни попыток больше не будет. Керки узнает, что аэроплан сбили, и заляжет на дно. Ведь это первый из его головорезов, который попал в руки полиции. И, насколько знаю этих парней, Терри, самое правильное — направить в госпиталь полдюжины своих ребят присмотреть за Трюкачом.

— Я уже говорил об этом Уэмбери, но перед ним дилемма. Если не может предъявить этому человеку обвинение, то не может взять и под стражу. Министерство против любых действий, даже отдаленно похожих на незаконные.

Джигс кивнул.

— Керки подождет, что вы будете делать. Если почувствует, что полиция бездействует, вытащит Трюкача из госпиталя, вы и охнуть не успеете.

Глава 19

Министерство внутренних дел образовало Комитет общественной безопасности. Одним из первых на его заседании был рассмотрен вопрос о депортации Керки Смита. Спросили мнение Джигса, и он категорически возразил против такого шага.

— Керки и сам уедет — хоть сейчас. Надумаете выслать его из страны, он отправится в Париж — и будет действовать оттуда. Нет, пусть остается. Из игры на время он выбыл. На неделю фирма закрывается. «Голубым» и «зеленым» сейчас придется сначала уладить спор, и пока не договорятся, трупов будет много.

Джигс недаром слыл большим знатоком преступного мира. Последовавшие события почти в точности совпали с его пророчеством. Настала неделя ошеломляющих событий — настолько немыслимых, что лондонец, разворачивая утром газету, тер глаза и думал, что попал в другой мир.

В два часа ночи, последовавшей за нападением на машину Керки, констебль, патрулировавший на Севен-Систерз-роуд, обнаружил труп мужчины. У него было три огнестрельных ранения. Труп лежал на газоне перед домом, где проживал весьма уважаемый джентльмен. Прибывший хирург предположил, что мужчину убили в другом месте, а на газон бросили уже мертвым.

Почти в то же время трое рабочих, проверявших один из основных канализационных туннелей на севере Лондона, услышали два громких всплеска. Бросившись в направлении звуков, они обнаружили тела двух мужчин, плавающие в потоке ливневой воды, протекавшей в то время по системе. Глянув вверх, они успели заметить, как закрывают люк. Два неизвестных были застрелены. Никаких документов при них не оказалось, но на ярлычке пальто одного из убитых стояло имя портного: Хемм, Цинциннати.

Утром Терри побывал в морге. Одно из этих умиротворенных посеревших лиц показалось ему удивительно знакомым. Захватив снимки, сделанные в морге, он отправился к Лесли. Девушка только что управилась с завтраком.

— Не знаю, сможете ли помочь мне… Надо посмотреть на фотографии мужчин, убитых сегодня ночью.

Лесли поморщилась, но снимки взяла. Терри увидел, что одного она узнала.

— Кто это? — нетерпеливо спросил он.

— Один из новых слуг мистера Теннера; я видела его, когда пару дней назад заходила вернуть книги мистера Декадона.

— Так я и думал.

— Какой ужас, все эти события! — Лесли вздрогнула, как от озноба. — А вчера стреляли в мистера Смита!

— Сна эта новость меня не лишила.

Терри прихватил снимки на Беркли-сквер, и Эдди Теннер сразу же опознал обоих.

— Оба мои слуги. Вчера еще засветло куда-то пропали. Когда утром узнал, что они еще не вернулись, собирался их выгнать. Где их нашли?

Уэстон сказал. Мистер Теннер помолчал.

— Очень жаль, — сказал, наконец, он. — Оба были хорошими людьми и очень прилежными слугами. Оба иностранцы, видимо, что-то вроде кровной мести. Когда вы, наконец, остановите это побоище?

— Это когда вы остановите его?

— Боюсь, мистер Аллерман создал у вас совершенно неверное представление обо мне. — Эдди спокойно улыбался.

Терри встал и направился к двери.

— Провожать вас не буду. Где-то неподалеку примостился джентльмен с пулеметом, нацеленным на входную дверь. Если спросите, где именно, очень правдиво отвечу: понятия не имею. Велю дверь открыть пошире — чтобы вас было хорошо видно. Будет очень прискорбно, если они ошибутся.

Весь путь от двери до площади Терри не оставляло жуткое ощущение нацеленного в спину пулемета. Он напряженно ожидал, что вот-вот убийца нажмет на гашетку — и прозвучат выстрелы. Он непроизвольно оглянулся по сторонам и отметил несколько мест, где мог укрыться убийца: в кустах парка посреди площади, в пустующем здании напротив, на одной из трех крыш. Терри зашел в ближайший участок и, к счастью, застал там участкового инспектора.

— Где-то на Беркли-сквер человек с пулеметом. Пошлите всех, кто есть под рукой, обыскать там все: каждый пустой дом, крыши, парк. Вряд ли вы его схватите, но чем черт не шутит. Доложите мне в Скотленд-Ярд.

Вскоре после полудня мужчина, переходивший улицу на перекрестке Пикадилли и Парк-Лейн, вдруг пошатнулся и рухнул на мостовую. Подбежавший полицейский увидел залитую кровью голову. Выстрела никто не слышал, но осмотр показал, что стреляли откуда-то сверху. Мужчину доставили в ближайший госпиталь, но до стола донести не успели. И на этот раз содержимое карманов ничем не помогло установить личность убитого. У него была желтоватая кожа, нос горбинкой и темные курчавые волосы. Хирург сказал, что еврей, видимо, откуда-то с Ближнего Востока. На руке он носил маленькие золотые часы; на шее под рубашкой была спрятана тонкая золотая цепочка, на которой висело маленькое распятие из золота и платины. В кожаном бумажнике, обнаруженном в кармане, лежали пятьдесят фунтов, чек на триста долларов и карточка члена чикагского атлетического клуба. Имени на ней не было, но в правом углу стоял номер, который, возможно, мог помочь установить его личность.