Затерянные в смерти (сборник) - Рут Лэнган

Ева вернулась к мужчинам и заговорила сухо и деловито:

– Это внутреннее дело ОВБ, оно касается одного из их служащих и наемной убийцы, которую они ранее неоднократно использовали. Возможно, это проблема государственной безопасности, и я проявила бы халатность в исполнении своего долга, если бы не доложила, что именно принесло мое расследование. А сейчас я собираюсь пойти к себе в кабинет, связаться с моим командиром, доложить ему о том, что я обнаружила, и дальше следовать его указаниям. Можешь попрощаться со своим другом, – сказала она Соммерсету.

Потом Ева повернулась к Ивану, заглянула в лицо и встретила его смиренный ответный взгляд.

– Исчезните. У вас есть, наверное, час, самое большее – два, чтобы исчезнуть. И никогда больше сюда не возвращайтесь.

– Лейтенант, – начал Иван, но она резко повернулась и вышла из гостиной.

Эпилог

Рорк нашел ее в кабинете. Она металась от стены к стене, как тигрица.

– Ева!

– Не хочу никакого чертова кофе. Хочу выпить!

– Мне тоже нужно выпить. Я принесу. – Рорк коснулся стенной панели, она отъехала в сторону, и он выбрал из потайного шкафчика бутылку вина. – Он сказал правду. Я так глубоко врылся в файлы, что нашел массу данных о нем, о его работе до ОВБ, о решении уничтожить его семью и подбросить улики, ведущие к организации, на которую он работал раньше, до ОВБ.

Рорк извлек диск из кармана.

– Я сделал тебе копию. – Он протянул Еве бокал вина, а диск положил на письменный стол. – И он говорил правду, когда сказал, что они или другие такие же, как они, обязательно за ним придут. Но он скорее наложил бы на себя руки, чем снова стал бы работать на кого-нибудь из них.

– Знаю. Я это своими глазами видела.

– Я знаю, как нелегко далось тебе такое решение, как тебе было больно. Я также знаю, что я стою по другую сторону. Я принял бы точно такое же решение, но мне бы не было больно. Мне очень жаль.

– Было бы лучше, если бы решение принимала не я. Это не моя обязанность, не моя работа. Вот для чего нужна система. И по большей части система работает.

– Тут дело не в системе, Ева. У этих организаций свои законы, своя система и слишком много тайн. Они не дрогнут, слушая вопли истязаемого ребенка, не лишатся сна, отдав приказ убить ребенка, чтобы достичь своей цели.

Ева глотнула вина.

– Я могу это понять. Я могу понять и оправдать то, что сейчас сделала. Я знаю, что поступила правильно. Это не моя система. Ее я оправдать не могу. Я же знаю: если бы вчера Бакли взяла верх, Кароли Гроган была бы мертва, а этот малыш, ждавший свою маму за дверью, был бы разорван на куски вместе с десятками других. Я могу это оправдать, потому что знаю: если б я его арестовала, с таким же успехом могла бы сама его убить. Своими руками.

Ева взяла со стола диск и, вспомнив, что Рорк однажды сделал для нее, разломила его пополам.

– Не разрешай ему снова приходить сюда.

Рорк покачал головой. Потом он обхватил ее лицо ладонями и поцеловал.

– Как мне кажется, не только профессионализм и чувство долга делают копа хорошим копом. Для этого надо уметь отличать добро от зла.

– Жизнь была бы гораздо проще, если бы добро и зло существовали, не пересекаясь, не накладывались друг на друга. Мне надо написать отчет и связаться с командиром. И, ради всего святого, убери из дома бомбу! Плевать мне, что она без запала.

– Я об этом позабочусь.

Оставшись одна, Ева села за стол и принялась приводить в порядок свои записи, составлять связный отчет. Оторвалась от работы, только когда в кабинет прокрался кот. Вслед за ним вошел Соммерсет.

– Я занята, – бросила она кратко и нахмурилась, когда он поставил ей на стол тарелку с огромным пряником, усеянным шоколадной крошкой.

– Что это?

– Пряник, что совершенно очевидно. Он перебьет ваш аппетит перед ужином, но… – Соммерсет пожал плечами и двинулся к выходу, однако остановился на пороге, не поворачиваясь к Еве лицом. – Он был героем в те времена, когда мир отчаянно нуждался в героях. Он был бы мертв еще до полуночи, если бы вы его арестовали. Хочу, чтоб вы это знали. Знайте, что сегодня вы спасли жизнь.

Ева обернулась и замерла, уставившись в пустой дверной проем, когда Соммерсет скрылся. Потом она перелистала записи, взглянула на отчет на экране, на фотографии убитых. Вот они потеряны навсегда, не так ли? Столько жизней отнято! Пожалуй, в каком-то смысле это слегка подвинуло границу между добром и злом в ее понимании. Ведь она защищала интересы потерянных.

Ей хотелось надеяться, что это так.

Отломив кусок пряника, Ева вернулась к работе.

Патриция Гэфни

Собачья жизнь Лори Саммер

До происшествия

Я хочу рассказать одну странную историю.

Беда в том, что рассказать ее некому. И никакой убедительной причины делать это на сегодняшний день тоже не существует. И все же мне просто необходимо выговориться. Все происшедшее уже начинает утрачивать ясность очертаний, постепенно тускнеет в моей памяти. Так происходит со снами, после того как проснешься утром. И если уж вообще рассказывать эту историю, то очень быстро, прямо сейчас.

Сделаю-ка я вот что: расскажу обо всем, что случилось, самой себе.

С чего же лучше начать? С самого детства? Или с того дня, как мы с Сэмом поженились? Может быть, с рождения Бенни? Или с того момента, как я стала работать брокером в «Шэнан энд Льюис»? Но все эти события вполне нормальные и ничем не примечательные. Они укладываются в рамки обыденности, их можно было ожидать.

Начну-ка я с того дня, когда все пошло вкривь и вкось. Так моя история будет более динамичной и более интересной. Что ж, все очень просто: это случилось в тот день, когда я утонула. В первый раз.

Это был чудесный погожий денек. Начало июня, конец дня, первый уикенд, который мы решили полностью провести в домике Сэма на реке. То есть в нашем общем домике. Но я всегда думала о нем как о домике Сэма. Потому что именно мой муж нашел его, именно он загорелся идеей восстановить это полуразвалившееся бунгало, прикидывал, как это лучше сделать, мечтал о нем и строил планы. Так продолжалось до тех пор, пока на тридцать восьмой день рождения Сэма я не преподнесла ему сюрприз, купив для него дом. Вернее, для нас. Дому требовалась очень серьезная реставрация, но в нем можно было жить. Или почти можно. И хотя домик мало соответствовал моим представлениям о рае на земле, вынуждена признать, что он очень мило смотрелся в тот день в лучах заходящего солнца, отбрасывающих на окна оранжевые отблески. Тени деревьев падали на грубые доски и трещины, заделанные грязно-белым раствором. Мы любовались домом, расположившись в алюминиевых шезлонгах, поставленных прямо у берега обмелевшей, но радующей глаз быстрым течением реки Шенандо. Бенни, удобно устроившись у меня на руках, готовился заснуть после долгого дня.