И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

Не прошло и минуты с момента сигнала, как под средней опорой злополучного моста вода слегка заволновалась, медленно закружилась едва заметной воронкой, и на поверхности показались длинные мокрые спутанные космы…

Остальное произошло синхронно, что значит, параллельно, как, без сомнения, смог бы прочесть в своей синенькой книжице царь, если бы она сейчас не находилась в километре отсюда в старой барсучьей норе.

Под многострадальным мостом вскипела и выросла, брызнув в разные стороны досками настила и возами, водяная гора.

Трубач затрубил остановку.

На колыхнувшейся от радостного возбуждения груди Костея вспыхнул алым Камень, рука его чуть дрогнула от предвкушения сладкой мести, и из самой середины речки послушно вырвалось и полетело ракетой в его направлении нечто…

Что на поверку оказалось самой большой каменой опорой.

Колдун взвизгнул от ужаса и, не заботясь о том, чтобы остановить действие притягивающего заклинания, метнулся в сторону, запутавшись в серебряном плаще: бессмертие бессмертием, а провести вечность в форме блина ему вовсе не хотелось.

Опора с низким грозным свистом врезалась в берег, заставив землю содрогнуться, и не успел Костей возрадоваться, что мимо, как вслед за ней из непреодолимой водной преграды, обозначенной на карте как какая-то "р. Позимь", выхлестнула огромная, выше леса, волна и накрыла его ополоумевшее величество, пологую лысину берега, прибрежные деревья и кусты, неосмотрительно подтянувшихся поглазеть зверолюдей, и с душераздирающим ревом и треском схлынула, унося с собой все приглянувшиеся трофеи.

Хрипя и отплевываясь, Костей вынырнул в самом фарватере ставшей вдруг к своему удивлению судоходной в отдельно взятом месте Позими, и к нему, словно пираньи к одинокой антилопе, во всех сторон тотчас же устремились все жертвы мини-цунами: телеги, солдаты, доски, кони, ветки, клочья камыша, контуженая рыба… Тяжко хлюпая и кряхтя, по дну к нему ползла старая знакомая — резвая опора.

— Что?.. что происходит?!.. — растеряно выкрикнул колдун, краем глаза заметил розовый свет из района его груди, пробивающийся сквозь мутную жижу, еще несколько минут назад бывшую речной водой, и тут до него дошло. — Камень!.. Ах, чтоб тебя!!!

Мгновенное усилие воли — и источник силы погас.

Вода спала.

Вернувшееся к своим повседневным обязанностям течение понесло вниз всё, что ранее рвалось к Костеевой персоне, и он с облегчением сплюнул еще раз набившуюся в рот песчано-водную смесь, ароматизированную донными отложениями, и уже собирался гордо левитировать на дорогу, где метались, выглядывая повелителя среди обломков, советники и офицеры, как вдруг…

Почти перед самым его носом всплыли и заполоскались на воде длинные седые спутанные волосы.

— Ах, вот ты где!!! — Костей обеими руками ухватил забитые водорослями космы и взмыл в воздух — не столько от магии, сколько от радости.

Спустя несколько секунд он приземлился среди восторженно приветствующих его подданных на левом — ближнем к Лукоморью — берегу. В руках его медленно приходила в себя патлатая, вымазанная илом и ряской старуха с зеленым лицом.

Торжествующе ухмыляясь, колдун бросил ее в грязь себе под ноги, и ее стошнило илом.

С хрипом хватая воздух ртом и задыхаясь, она лежала на боку, скрючившись и бессильно царапая длинными когтистыми пальцами землю.

— Значит, шутки шутить надо мною вздумала, старая карга? — склонился он над ней, оскалив в недоброй усмешке оба зуба.

Она с трудом разлепила зеленые, как кувшинки, глаза и уставилась на него затуманенным взглядом.

— Но, как видишь, в вашей глуши нет никого, кто бы мог сравниться со мной в магической силе и умении ей управлять, — не прекращая лыбиться, высокомерно продолжил он, поправляя одной рукой на груди Камень.

Взгляд старухи стал осмысленным, и мысли эти были не из приятных.

— Ага, дошло, кто я, — хохотнул Костей и выпрямился. — Раньше надо было думать, старая селедка! Теперь тебе остается только полагаться на мое милосердие. Которого нет, не было и никогда не будет! Ха-ха-ха! Ну, и что мне, по-твоему, с тобой теперь делать?

— Хоть что… — еле слышно пролепетала старуха, и тут же в голову ей, кажется, пришла ужасная мысль, и она затряслась: — Только… не бросай… меня… в воду…

— Может, мне повесить тебя вон на той осине, а?

— Повесь меня… на той осине… Только… не бросай меня… в воду!..

— Или мне лучше отрубить голову?

— Отруби… Только не бросай меня… в воду!..

— Нет… Пожалуй, я привяжу тебя за своим конем и пущу его вскачь по лесу — через бурелом и буераки!

— Да… привяжи… привяжи за конем… только не бросай меня в воду!..

— А может…

— Да… что угодно… только не бросай меня в воду, пожалуйста!..

И тут Костей не выдержал.

— Да ты что, старая хрычовка!? Думаешь, что я не слышал эту сказку: "Только не бросай меня в терновый куст!", да? Ты меня вовсе за дурака принимаешь? Надеешься, я подумаю, что страшнее воды для тебя ничего нет, и брошу тебя в твою реку, да? Не выйдет!!! Ты выставила меня посмешищем перед всей моей армией, и хочешь, чтоб тебе сошло это с рук?!..

Старуха неловко завозилась на земле, закрывая руками покрывшееся высохшей трескающейся бурой коркой лицо, на обступивших ее советников и офицеров пахнуло смрадом разлагающихся без воды водорослей в ее волосах, и колдуна осенило.

— Ага, водяная тварь! Ты сохнешь!!! Без своей воды ты скоро превратишься в засохший комок грязи! А ведь это замечательная мысль, хорь тебя задери! Так я и поступлю. С одной стороны, "скоро" — это недостаточно хорошо, когда речь идет о смерти такого презренного существа, как ты… Но, с другой, мне некогда ждать, и поэтому мы остановимся на этом варианте. Я прикажу привязать тебя к дереву рядом с рекой, чтобы ты, засыхая, могла кинуть на нее прощальный взор — видишь, я не так уж и жесток… И к тому времени, как последний из моих солдат пройдет мимо тебя, ты превратишься в могильную пыль, жалкая карга.

На лице старухи отразилась целая буря эмоций, но колдуну они были уже не интересны.

Он рассмеялся еще раз — почти добродушно — своей остроумной затее, бросил несколько слов терпеливо ожидающему за его спиной приказаний Кирдыку и принялся — в последний раз — за починку моста.

Хорошее настроение царя продержалось ровно два часа после того, как армия снова тронулась в путь.

Наткнувшись на очередной завал, он снова захотел раскидать его — как всегда — при помощи магии, и взгляд его машинально упал на Камень.

Талисман силы снова стал бледно-розового цвета.

Когда последний солдат из арьергарда проходил мимо прикрученной к вековому дубу старухи, голова ее была низко опущена на грудь, тело дрожало неконтролируемой мелкой дрожью — печальный признак агонии, а искаженное иссохшее потрескавшееся лицо закрывали грязные зловонные волосы.