Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

257

Римские писатели изредка пользовались так называемой средней комедией афинян, но это обстоятельство не имеет исторического значения, так как эта комедия была не что иное, как менее развитая менандровская комедия. На то, что римляне пользовались более древними комедиями, нет никаких указаний. Хотя римская потешная трагедия вроде платоновского «Амфитриона» и считается римскими историками литературы за ринфоновскую, но и новейшие аттические писатели сочиняли такие же пародии, и трудно себе представить, почему римляне стали бы браться для переводов не за современных писателей, а за Ринфона и более древних писателей.

258

Bacch., Trin. 609. Truc., 3, 2, 23. И Невий, который вообще не был так сдержан, тоже насмехался над пренестинцами и ланувийцами (Com., 21, R.). Известный разлад между пренестинцами и римлянами нередко проявляется наружу (Ливий, 23, 20, 42, 1); и конечно, с этим находятся в связи и казни во времена Пирра, и катастрофа, случившаяся во времена Суллы. Невинные шутки вроде той, которая встречается в комедии «Пленники» (160, 881), конечно, пропускались цензурой. Достоин внимания и комплимент Массалии в комедии «Казина» (5, 4, 1).

259

Так, например, пролог в комедии «Ларчик» заканчивается следующими словами, которые стоит процитировать как единственное современное упоминание о ганнибаловской войне в дошедших до нас литературных произведениях того времени:

«Преуспевайте и побеждайте с мужеством, как это вы до сих пор делали. Берегите ваших союзников и старых, и новых, требуйте от них помощи по вашему праву, губите врагов, старайтесь стяжать лавры и славу, дабы побежденный пуниец понес заслуженную кару».

Четвертая строка стихов (augete auxilia vostris iustis legibus) относится к добавочным повинностям (Ливий, 25, 15), наложенным в 550 г. [204 г.] на латинские колонии, которые запоздали с помощью.

260

Поэтому следует быть крайне осмотрительным, допуская у Плавта намеки на современные события. Новейшие исследования устранили много ошибочных догадок такого рода; но разве и намек на вакханалии, встречающийся в «Казине», 5, 4, 11 (Ritschl, Parerg., 1, 192), не был недозволителен с точки зрения цензуры? Однако можно прийти к обратному выводу: из упоминания о празднестве Вакха в «Казине» и в некоторых других комедиях (Amph., 703; Aul., 3, 1, 3; Bacch., 53, 371; Mil., 1016 и в особенности Men., 836) можно сделать заключение, что они были написаны в такое время, когда упоминание о вакханалиях не считалось опасным.

261

Замечательное место в пьесе «Девушка из Тарента» не может быть объяснено в каком-либо ином смысле:

«Того, что мне доставило здесь в театре заслуженный успех, Никакой царь в мире не осмелился бы у меня оспаривать — Насколько же лучше там рабу, чем здесь свободному человеку!»

262

Как думали в новейшей Элладе о рабстве, можно составить понятие, например, из следующих слов Эврипида (Jon., 854; ср. Helena, 728):

«Раба позорит только его название, во всем остальном нисколько не хуже свободного человека тот раб, который ведет себя благородно».

263

Так, например, в плавтовской комедии «Stichus» во время одного очень милого в иных отношениях разговора отца с дочерью о качествах хорошей жены делается вовсе неуместный вопрос, на ком лучше жениться — на девушке или на вдове; а оставлен этот вопрос только для того, чтобы вызвать не менее неуместную и совершенно бессмысленную в устах дочери пошлую фразу против женщин. Но это еще мелочь в сравнении со следующим примером. В менандровском «Ожерелье» муж жалуется приятелю на свое горе:

А. Ты конечно знаешь, что я женился на богатой наследнице Ламии? — Б. Конечно знаю. — А. Ей принадлежат и этот дом, и эти поля, и все, что кругом, но, видит бог, она для нас хуже всякой невзгоды. Она в тягость всем и каждому, не только одному мне, но также сыну и даже дочери. — Б. Конечно я знаю, что это так.

В латинской переделке Цецилия из этого изящного по своей крайней простоте диалога вышел следующий сальный разговор:

Б. Стало быть, твоя жена сварлива, неправда ли? — А. Лучше об этом не говори! — Б. Отчего же? — А. Я хотел бы об этом позабыть. Только приду домой и сяду, как она выгоняет меня своим холодным поцелуем. — Б. Ну, что касается поцелуя, то он совершенно кстати: ведь она хочет, чтоб тебя вырвало тем, что ты выпил вне дома.

264

Даже когда стали строиться каменные театры, в них не делалось тех акустических приспособлений, посредством которых греческие архитекторы облегчали труд актеров.

265

Биографические сведения о Невии очень сбивчивы. Так как он сражался в первую пуническую войну, то он не мог родиться позже 495 г. [259 г.]. Вероятно в 519 г. [235 г.] были поставлены на сцену его первые драматические произведения (Gell., 12, 21, 45). Обыкновенно полагают, что в 550 г. [204 г.] его уже не было в живых; но Варрон (у Цицерона, Brutus, 15, 60) в этом сомневается и, конечно, не без основания: если бы это была правда, то следовало бы полагать, что во время ганнибаловской войны Невий укрылся в неприятельской стране. А саркастические стихи на Сципиона не могли быть написаны ранее битвы при Заме. Следует полагать, что он жил между 490 и 560 гг. [264 и 194 гг.], так что он был современником обоих Сципионов, убитых в 543 г. [211 г.] (Cic., De rep., 4, 10) и был десятью годами моложе Андроника и, может быть, десятью годами старше Плавта. На то, что он был уроженцем Кампании, указывает Геллий, а то, что он был латинской национальности, если бы это нуждалось в доказательствах, видно из написанной им собственной эпитафии. Если он был не римским гражданином, а гражданином Калеса или какого-либо другого латинского города Кампании, то этим легче объяснить, почему римская полиция обходилась с ним так беспощадно. Актером он ни в коем случае не мог быть, потому что служил в армии.

266

Для примера можно сравнить с ливиевскими стихами следующий отрывок из трагедии Невия «Ликург»:

«Вы — хранители царской особы. Спешите в то листвообильное место,

Где сам собою вырос насаженный кустарник»,

или знаменитые слова, которые в «Прощании Гектора» этот последний говорит Приаму:

«Мила мне, родитель, хвала от тебя, многославного мужа»,

и прелестный стих из «Девушки из Тарента»:

«Alii adnutat, alii adnictat; alium amat, alium tenet».

(Иному кивнет, иному подмигнет; иного любит, иного держит в руках.)

267

Это предположение кажется необходимым, потому что в противном случае не было бы тех колебаний, какие были у древних при разрешении вопроса о подлинности или неподлинности плавтовских пьес: среди собственно так называемых древних римских писателей нет ни одного, которому приписывались бы те или другие литературные произведения хотя бы приблизительно с такой же неуверенностью. И в этом отношении точно так же, как во многих других внешних условиях, существует замечательное сходство между Плавтом и Шекспиром.

268

Словом togatus обозначали как на юридическом, так и вообще на техническом языке италиков в отличие не только от чужеземцев, но и от римских граждан. Так, например, прежде всего formula togatorum (Corp. Insc. Lat., ном. 200 с. 21—50) означала список тех военнообязанных италиков, которые не служили в легионах. И название Цизальпинской, или лежащей по сю сторону Альп, Галлии — Gallia togata, встречающееся в первый раз у Гирция, а вскоре после того снова исчезнувшее из обыденного языка, обозначало эту местность, вероятно, соответственно ее правовому положению, так как в период времени от 665 до 705 г. [89—49 гг.] большинство общин там пользовалось латинским правом. Равным образом и Виргилий, говоря о gens togata (Энеида, 1, 282), о которых упоминал наряду с римлянами, вероятно, имел в виду латинскую нацию. Поэтому и под словами fabula togata следует разуметь ту комедию, местом действия которой был Лациум, между тем как местом действия в fabula palliata была Греция; но у той и у другой было общим то, что местом действия в них служила чужеземная страна, а их авторам было запрещено изображать на сцене римские порядки и римских граждан. Что togata действительно могла разыгрываться только в городах, пользовавшихся латинским правом, видно из того факта, что все города, в которых, сколько нам известно, разыгрывались пьесы Тициния и Афрания — Сеция, Ферентин, Велитры, Брундизий, — пользовались латинским или союзным правом вплоть до войны с союзниками. С распространением прав гражданства на всю Италию комические писатели утратили эту латинскую сцену действия, так как юридически заменившая латинские общины Цизальпинская Галлия была слишком отдаленной страной для столичного драматического писателя; тогда очевидно совершенно исчезла и fabula togata. Впрочем, этот пробел пополнили такие юридически окончившие свою существование италийские общины, как Капуя и Атела, поскольку fabula atellana служит как бы продолжением fabula togata.