Подземная тюрьма - Лев Пучков

— Да, это тоже верно, — кивнул Степа. — Но, задавая вопросы, ты раскрываешься. Ты выдаешь свой интерес к объекту. Ты не знаешь, у кого ты спрашиваешь: а вдруг это враг? Короче. Прежде чем задавать вопросы, подумай как следует: может, ты в состоянии ответить на них сам?

И для этого надо было загнать меня на крышу?

— Ты сам полез, никто силком не заставлял. — Степа добродушно улыбнулся. — Ты мог бы сам осмотреться и заметить, что в радиусе километра нет других зданий. Мог бы?

— Ну-у… В общем, да, ты прав. Я понял. Не задавай вопросы, на которые можешь ответить сам. Простое правило, но многие почему-то никогда над этим не задумываются.

— Потому что эти многие — пассажиры, — компетентно заключил Юра. — В последнее время этих пассажиров развелось — просто не меряно. В движении участвовать никто не хочет. Все хотят удобно сидеть на попе, курить и смотреть в окно и чтобы кто-то вез их, куда им надо. Вот таких я очень сильно не люблю.

— Кстати, у меня для вас есть сентенция, — неожиданно для себя озарился я.

— Спасибо, конечно, но на службе — ни грамма, — решительно отказался Юра. — Тем более шеф должен подскочить.

— Эмм… — Я, честно говоря, не понял. — А при чем тут…

— Это не то, Юра, — усмехнулся Степа. — Это, типа, такая умная мысль в назидание «тормозам».

— Да я знаю! Просто послышалось — «эссенция», вот я и подумал… Ладно, выкладывай, — нимало не смутившись, вывернулся Юра.

— А вы не думали, какова цель движения поезда?

— В смысле?

— То есть если там есть пассажиры — значит, поезд не грузовой?

— Ну да.

— То есть вся работа: машиниста, двигателя, колес и так далее — в общем, всего состава, она направлена не на то, чтобы перевезти какие-то полезные грузы, а именно для доставки пассажира в нужное место. Для чего? Ну, например, чтобы он там сделал какое-нибудь нужное дело. А потом забрать его и привезти обратно. Потому что это и есть смысл функционирования пассажирского поезда.

— Ну ты загнул, турист! — Юра присвистнул и озадаченно почесал затылок. — Это кто ж у нас такой ценный пассажир будет… Ты? Или то инженерное тело, что за стенкой бухое лежит? Или еще кто-то?

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Может, вообще никто. Но в любом случае смысл функционирования пассажирского поезда — это перевозка пассажиров. Если я не прав, поправьте меня, коллеги.

— Да уж… Ты, турист, умен не по годам, — после недолгих размышлений резюмировал Юра. — Может, с тебя еще и толк будет.

А Степа ничего не сказал, но посмотрел на меня пристально и, как мне показалось, несколько по-особенному. Иными словами, не так, как в самом начале, когда вдруг выяснилось, что я — пассажир.

А может, в самом деле — показалось, и ничего особенного в этом взгляде не было, а так, обычная оценка в процессе узнавания…

Не успели закончить чаепитие — к нам в гости пожаловала «Скорая». Допотопная «таблетка» (УАЗ-452) с приличествующей статусу полосой и крестом на борту заехала во «двор» мимо дороги и, уверенно обогнув здание, финишировала в двух метрах от очага.

— Ты «Скорую» не вызывал? — настороженно уточнил Юра.

— Нет, а вы?

— Это, наверно, наш медик, — предположил Степа.

— О, это хорошо, — обрадовался Юра. — На «Скорой» нормальные врачи.

— В каком плане — нормальные?

— Ну, не кабинетные, а вполне рабочие, «полевые», с большой практикой, все умеют…

Дверь с водительской стороны распахнулась и выпустила на волю субъекта мужеска полу. Субъект был облачен в хорошее длинное пальто, вполне пид… эмм… скажем так: шелковый шарфик в пастельных тонах, светлые брюки в полоску и модельные туфельки. Смолянистые кудри вразлет соседствовали с благородной плешью и артистической двухнедельной небритостью, а водруженные на проникновенно длинный нос изящные очочки вполне гармонично довершали общий план. Этакий ухоженный и приодетый Паганель — на врача, а тем более врача «Скорой», субъект был совершенно не похож. А на кого похож? Пожалуй, на деятеля культуры, или завсегдатая творческой тусовки. Рост средний, телосложение среднее, легкое брюшко и явные проблески нечеловечьего ума в спрятавшихся за тонким стеклом карих глазах — больше пока что сказать нечего. Да, возраст — лет этак тридцать пять — тридцать восемь, но это приблизительно: плешь всегда слегка старит человека. Я знаю сравнительно молодых художников с плешью, которые выглядят значительно старше своего возраста. Так что по возрасту я вам доложу позже, если познакомлюсь с этим товарищем поближе.

— «Бункер»? — деловито уточнил субъект.

Степа молча кивнул.

— Я ваш врач, — кивнул в ответ субъект. — Можно сказать — доктор, у меня в самом деле есть докторская степень.

— А предписание у тебя есть? — пробурчал Юра, явно недовольный тем, что предстало его взору.

— Голубчик, предписание — это прерогатива вояк, служак и прочего подневольного люда, — снисходительно пояснил доктор. — А я — свободный художник, так что мне предписания не надо. Да и некому мне его… гхм… предписывать.

— А как докажешь, что ты врач? — не отставал Юра.

— А зачем? — Доктор пожал плечами. — Не собираюсь ничего доказывать. Есть желание: звоните Домовитому, нет — и так обойдусь. В связи с этим вопрос: вы с неподтвержденным коллегой общаться будете, или как? А то тут работенка есть, причем срочная.

— Ну а че теперь делать? Придется общаться. — Юра ткнул меня локтем в бок. — Давай, турист, задай вопрос по существу.

— «По существу»?

— Ну да. Помнишь, что я тебя сразу спросил, прежде чем руку жать?

— А, да… Эмм… Но это как-то неловко…

— Да ладно тебе — «неловко»! Это ж по существу.

— А что за вопрос? — заинтересовался доктор.

— Ну давай, давай! — Юра опять пихнул меня локтем.

— Эмм… Доктор… Извините, конечно, но… А вы, случайно, не пид… гхм-кхм… не пидскажете, какова ваша сексуальная ориентация?

— Хмм… — Доктор пальцем приспустил очочки и остро глянул на меня поверх оправы. — Однако… Мы с вами еще даже не знакомы, а вы позволяете себе такие вольности? А вас не учили, юноша, что искать себе пару на улице, да еще в таких неподходящих местах, — это моветон?

— Ххэ! — глумливо хрюкнул Юра.

— Доктор, вы меня не так…

— Голубчик, вынужден вас разочаровать: придется вам тоскливо прозябать в одиночестве. Поскольку я — глубокий натурал. — Доктор сокрушенно всплеснул руками и для верности еще пожал плечами — дескать, увы, сожалею, что у нас тут не срослось. — Можно сказать — глубочайший!

— Ну надо же: он ответил то же самое, что и ты, — заметил Юра. — «Глубочайший»!

— Потому что мы с ним оба — интеллигентные люди, досадливо пробормотал я, чувствуя, что краснею, как свежая гвоздика на надгробной плите. — В отличие от некоторых…

— Не расстраивайтесь, — ободряюще кивнул мне доктор. — Я все прекрасно понимаю: команда, адаптация в коллективе, так называемая «притирка» — это все рабочие моменты.

— Ладно, пошутили, и будя. — Юра решительно протянул доктору руку: — Как тебя?

— Семен, — доктор так же решительно схватил Юрину ладонь и крепко сжал.

— А отчество? — Юра поморщился, — видимо, хватка у доктора была отнюдь не интеллигентская.

— А надо?

— Надо.

— Натанович.

— Не понял, ты что — еврей?

— А что, незаметно?

— Хм… Ну, в общем… А ты что, гордишься этим? Ну, типа богоизбранный народ, да?

— Вообще-то, по большому счету я русский.

— Это как так? — удивился Юра, пытаясь высвободить свою ладошку.

— Родился в Питере. — Доктор ладошку не отпускал, и теперь понятно было, что, несмотря на интеллигентную внешность, силенок у него хватает. — Все мои предки, про кого знаю, родились там же, говорили по-русски. И я тоже говорю и думаю по-русски, если что-то и знаю — так это «шолом», «шекель» и «шабат». Атеист, необрезан, и всего-то еврейства у меня — это кудри, шнобель да фамилия с отчеством.

— Семен, я против евреев ничего не имею! — патетически заверил Юра и тут же тихо попросил: — Отпусти руку, больно.

— Да пожалуйста. — Доктор отпустил руку. — А я против хохлов ничего не имею. Среди них тоже попадаются вполне нормальные ребята.

— Украинец, а не хохол, — поправил Юра. — А откуда знаешь? Я ведь не…

— Просто я ваши досье читал, — признался доктор. — Ну а догадаться, кто есть кто, — совсем нетрудно.

— Ну, если так смотреть, то я тоже русский. Живу в России, служу России. На родине предков бываю только в отпусках. Короче, сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул доктор. — Откуда синяк?

— Да так, — засмущался Юра. — Это самое… Как там… А! Команда, адаптация в коллективе, притирка…

— Понял. — Доктор повернулся к Степе и внимательно посмотрел на его руки.

И я посмотрел. Ничего особенного: крепкие такие грабельки, но без специфических украшений, типа набитостей и мозолей на костяшках. И тем не менее взгляд доктора неожиданно открыл мне очевидную истину по поводу того, что это за художник нарисовал Юре фингал. Уж не знаю, какова природа этой логической конструкции, но в этот момент мне стало совершенно ясно: это сделал Степа.