Эгоист - Эльза Вернер

– Ты действительно не можешь? Неужели нет никакого выхода?

– Да ведь я уже говорил тебе, что ради этой коммерции рискнул сотнями тысяч и могу потерять их, если дело не удастся или если отступлюсь от него.

– Даже рискуя понести подобные потери, ты должен был бы отказаться!

Франц Зандов взглянул на брата, словно не веря своим ушам, и воскликнул:

– Понести подобные потери? Ты говоришь это серьезно? Да представляешь ли ты себе, какие это деньги? Я сделал все, что мог, попытался добром разойтись с Дженкинсом – увы! – это лишь повредило мне: Дженкинс упорно стоит на своем. В последнем письме он с нескрываемым недоверием спросил меня, действительно ли я настолько нуждаюсь в средствах, что так настойчиво, во что бы то ни стало, требую обратно свой капитал? Он, кажется, думает, что я понес потери, быть может, сомневается в моей кредитоспособности, а это самое опасное, что только может выпасть на долю коммерсанта. Чтобы исправить свою неосторожность, я обязан со всей энергией приняться за то дело.

– Вчера я привел к тебе твое дитя, – серьезно произнес Густав, – думаю, ты от этого выиграл много больше, чем можешь потерять тут. Я надеялся, что ради Фриды ты откажешься от сомнительного дела, которое не даст тебе прямо глядеть в глаза своей дочери. Франц Зандов резко отвернулся, но его голос был по-прежнему тверд, когда он ответил:

– Вот именно из-за Фриды! Неужели я должен обездолить своего только что найденного ребенка? Неужели я смею лишить свою дочь половины состояния?

– Ей хватит и другой половины, думаю, что и целое состояние не принесет ей блага, если будет сохранено такой ценой.

– Молчи, в этом ты ничего не смыслишь! Отступить от начатого, соглашаясь на любые потери, невозможно, а потому не будем говорить об этом. Само собой разумеется, я освобождаю тебя от твоего обещания, так как, насколько понимаю, ты никогда не напишешь нужных мне статей.

– Первая уже готова, – холодно возразил Густав, – Правда, она будет и последней – для моей цели достаточно и одной. Я как раз хотел сегодня утром предложить ее твоему вниманию. Вот она! – Вынув из кармана несколько исписанных листков, он подал их брату.

Франц медленно взял их, вопросительно глядя на Густава.

– Прочти! – просто сказал тот.

Франц принялся читать сперва медленно, а затем все поспешнее, дрожащей рукой переворачивая страницы. Его лицо густо покраснело и наконец, оборвав чтение на середине, он бросил рукопись на стол и почти крикнул:

– Да ты в своем уме? Ты хочешь это напечатать? Да ведь то, что ты открываешь людям, прямо-таки ужасно!

Густав выпрямился и, подойдя вплотную к брату, ответил:

– Ужасно? Да, это очень точное слово. И главный ужас заключается в том, что все это – правда. Я сам был в тех местах и беру на себя ответственность за каждое написанное мной слово. Отступись от этого дела, Франц, пока еще не поздно! Эта статья, появившись в «Кельнской газете» и будучи перепечатана во всех германских органах печати, не останется незамеченной. На нее обратят внимание консульства, министерства. Дженкинсу не дадут продолжать свою, с позволения сказать, деятельность или по крайней мере позаботятся о том, чтобы ни один неосведомленный простак не попал в его лапы.

– Ты, кажется, слишком гордишься предполагаемым успехом своего творчества! – крикнул Франц Зандов вне себя. – Только ты не учел, что и я являюсь совладельцем этих земель, которые ты изобразил так возмутительно, забыл, что каждое твое слово направлено против благополучия и чести твоего брата! Ты не только разоришь меня, но и выставишь перед всем светом подлецом.

– Нет, такого я не сделаю, так как ты освободишься от этой компании негодяев. Я могу прибавить в своей статье, что мой брат, по незнанию вовлеченный в махинации, добровольно и с материальными потерями вышел из дела, как только ему стала известна вся истина. Скажи это прямо Дженкинсу, если боишься, что иные предлоги вредны для твоего кредита. Правда здесь лучше всего.

– И ты думаешь, что Дженкинс поверит, что я, коммерсант, глава торгового дома Клиффордов, действительно способен на подобную выходку? Да он просто-напросто сочтет меня сумасшедшим.

– Возможно! Ведь раз эти «честные» люди сами не имеют совести, то для них всегда будет непонятно, что она может заговорить в другом человеке. Но, как бы то ни было, ты должен прибегнуть к крайним средствам.

Франц Зандов несколько раз тревожно прошелся по комнате, наконец он произнес, почти задыхаясь:

– Ах, ты понятия не имеешь, что значит разворошить осиное гнездо. Конечно, находясь в Европе, ты будешь в безопасности от их жала, мне же достанется в полной мере. Дженкинс никогда не простит мне, если мое имя окажется причастным к подобным разоблачениям. Он достаточно влиятелен, чтобы поднять против меня всех, кого затрагивают эти разоблачения, а таковых сотни. Ты не знаешь железного кольца интересов, сковывающих нас здесь. Одно связано с другим, одно поддерживает другое. Горе тому, кто самовольно вырвется из круга и вступит в борьбу со своими союзниками. Они все объединятся, чтобы погубить отступника. Его кредит будет подорван, все его планы разрушены, сам он оклеветан и затравлен до полной гибели. Так сложилось, что именно теперь я не в силах вынести подобную расправу. Наша фирма лишается состояния Джесси ввиду ее замужества, а мои личные средства истощены до крайности спекуляцией с Дженкинсом; если она не удастся, это послужит началом моего разорения. Я говорю столь же откровенно, как ты говорил со мной. Ну, а теперь иди и разошли по всему свету свои разоблачения.

Франц Зандов умолк, подавленный волнением. Густав мрачно и озабоченно смотрел перед собой; на его лбу тоже появились глубокие морщины.

– Я не думаю, что тебя могли бы так обойти. Впрочем, это вытекает из вашей здешней деловой практики. Ну, тогда, – и он положил руку на свою статью, – я разорву эту рукопись. Я буду молчать, раз ты заявляешь, что мои слова явятся причиной твоего разорения. Но бери на себя последствия! На тебя падет ответственность за каждую человеческую жизнь, которая погибнет в ваших болотах.

– Густав, ты губишь меня! – простонал Франц Зандов, падая в кресло.

В этот момент тихо отворилась дверь и лакей доложил, что подан экипаж, обычно отвозивший господ в такое время в город. Густав приказал слуге удалиться, а сам наклонился к брату:

– Ты теперь не в состоянии принять какое-либо решение, пока не успокоишься. Позволь мне сегодня одному отправиться в контору и заменить тебя там. Ты чересчур взволнован и потрясен, со вчерашнего дня слишком многое свалилось на тебя.

Франц Зандов молча выразил свое согласие, очевидно, он сам чувствовал, что не в состоянии предстать перед своими служащими в привычном виде спокойного и уверенного дельца. Однако, когда его брат очутился уже у двери, он внезапно сказал: