Загадка Меривезера - Стрэхен Кэй Клевер

Глава XXIV

Спустя час я встретил запоздавшего коронера, его звали доктор Стайлс. Я подумывал о том, чтобы поделиться с ним теорией о виновности новолуния, но решил не делать этого. Доктор Стайлс, вызванный с рыбалки на убийство – молодой, худой и длинный, с шелушащимся от солнечного ожога носом, не скрывал, что считает, что наша катастрофа не только несвоевременна, но и выполнена в дурном вкусе.

Он презрительно принял мои слова «Доброе утро» и потребовал у меня точное время прибытия Линн Макдональд – как бы намекая на нелепость моего рассказа о том, что я вызвал ее.

Я объяснил, что в шесть часов утра она согласилась немедленно нанять самолет и вылететь. Следовательно, она должна появиться у нас вскоре после одиннадцати, то есть (я робко взглянул на свои часы, и тут пробил гонг к завтраку) примерно через два часа.

– Мы оставим тело здесь до одиннадцати, – ответил коронер и, повернувшись на каблуках,[49] отправился к своему эскорту – лейтенанту Уирту и господам Голдбергеру и Шоттсу, ожидавшим его в дальнем конце холла.

Хотя Хелен Бейли на совесть потрудилась, приготовив для нас вкусный завтрак, трапеза стала мрачным делом: востребованным был только кофейник – Орилла переносила его от одного стола к другому, угрюмо обслуживая нас и стараясь держаться на безопасном расстоянии. Когда раздался стук молоточка по водной двери, все мы переполошились, словно услышали трубный глас.

Миссис Бейли пошла к двери, и, когда она вернулась и направилась к нам с Вики, я подумал, что еще никогда не видел более нервного лица, чем у нее.

– Газетчики, – сказала она. – Ох, мистер Ван Гартер, не могли бы вы с ними поговорить? [50]

Я подчинился этой необходимости. Но как только я направился в холл, она последовала за мной и схватила меня за руку.

– Пожалуйста, выйдем на минутку? – попросила она. – Мне нужно поговорить с вами наедине. – Она указала на крытую веранду за французскими дверьми столовой, и мы вместе вышли туда. – Дело вот в чем, – пояснила она. – Я не могу, просто не могу перенести огласку этого дела. Я бы сделала все, что угодно, лишь бы избежать этого, я бы заплатила, лишь бы все не попало в газеты. Думаю, все вы решите, что я сошла с ума, но…

– Вовсе нет, – заверил я ее. – Хотя я уверен – вы недооцениваете популярность вашего пансионата. Будет огласка или нет, но через несколько месяцев у вас будет все такая же длинная очередь из жильцов, как и раньше.

– Нет-нет, – ответила она. – Все намного серьезнее. Я думаю о Дот. Подходит ее время. Но если пострадает ее репутация, то ни один молодой человек не пригласит ее на вечеринку и не станет ухаживать за ней… вы понимаете?

– Конечно, – сказал я. То есть я понял ее дальновидность как хозяйки пансионата и ее панику как матери. Но я не понимал, почему очаровательная вдова со Среднего Запада говорит так, будто она родилась в одном из южных штатов. Прежде я один или два раза слышал, как с ее уст срывались восклицания южан; но тогда я рассматривал все это как манерность – из той же области, что и обезьянничание Пола Кизи с его деланным английским акцентом.

Оставив ее, я прошел через столовую к холлу, прокручивая у себя в голове мысли, что хотя я никогда не слышал среднезападного говора в приятном голосе миссис Бейли, я также не слышал, чтобы она говорила на чисто южном наречии. Но все эти размышления были мимолетны и не задержались в моей памяти.

Сейчас я могу сказать, что это не имело значения. Знай я в то время, что у Хелен Бейли есть секрет из прошлой жизни, то я бы не стал выведывать его. Знай я сам секрет, то я бы не стал раскрывать его.

В результате моего разговора с газетчиками на следующий день появилась статья на передовице местной газеты «Орел», а также на второй странице воскресного выпуска портлендского «Орегонского утра». Как я думаю, мы еще удачно отделались. Газетчикам я сказал, что, насколько нам известно, накануне вечером мистер Шарван застрелился в приступе отчаяния, усугубленного жарой. Но есть и крохотная вероятность того, что в дом забрался какой-то бродяга, который и застрелил его. По крайней мере, – я попытался сардонически улыбнуться и приподнять бровь, – деревенская полиция считает нужным расследовать этот аспект дела. Я не говорил им о том, что мистер Шарван не занимал стоящего места в нашей социальной схеме. Я сказал и подчеркнул, что хотя мистер Шарван и не был известен в штате – насколько я понимаю, он был приезжим, – но произошедшее было весьма печальным и прискорбным. Таким образом я давал им понять, что несчастье произошло с совершенно посторонним человеком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Отделавшись от газетчиков, я на мгновение задержался на крыльце. Сгустился один из тех знаменитых орегонских туманов, и хотя с собой он принес прохладу, серый мрак и морось дождя все больше угнетали меня. Мои страхи отступили; думаю, их развеяли часы общения с людьми и осознанность в том, что я подготовлен ко всему лучше, чем остальные. Но у меня не было желания бороться. Угроза признания представилась мне более желанной процедурой. Я пытался обдумать этот вариант событий.

Моя племянница, – сказал бы я, – вышла, чтобы поставить машину в гараж. Я поднялся наверх. Мистер Шарван был в своей комнате. Полагаю, он вошел, пока мы с племянницей сидели в месте, с которого не видно ни входную дверь, ни лестницу, и пока она плакала из-за оскорбления, которое он нанес ей днем. Проходя через холл второго этажа, я заметил, что дверь в его комнату широко открыта, так что я остановился и заговорил с ним, потребовав объяснения того оскорбления, что он нанес моей племяннице.

Ответил он тем, что вынул пистолет (тот был на полу, за опрокинутой подставкой для ног) и начал угрожать мне. Сначала я подумал, что это лишь бравада. Но спустя мгновение я увидел, что он вполне серьезен, и я сбежал.

Он устремился за мной. Он приближался ко мне. Из-за отчаяния я ворвался в комнату миссис Бейли. Но прежде чем я успел запереть дверь, он набросился на меня. Казалось, что он обезумел. Я схватил его за руку – так, чтобы он не смог направить оружие на меня, но я не мог ослабить его хватку. Мы боролись, катаясь по полу. Его глаза смотрели взглядом маньяка. Его угрозы и проклятья были просто дьявольскими. Мы метались туда-сюда, туда-сюда. Джентльмены, взгляните на меня, на мой возраст и немощь – сравните их с силой молодого мужчины, и тогда вы поймете, какое отчаяние меня захлестнуло. Наконец, мне удалось оттолкнуть его за диванчик. Он упал. Пистолет выстрелил. Я не знал, что он был ранен. Я подобрал оружие с пола, подбежал к окну и выбросил его во двор. Для этого мне нужно было снять сетку, но я не помню, как повесил ее обратно. Когда я отвернулся от окна, он лежал на том же месте, где вы в итоге нашли его. Безусловно и вне всяких сомнений он был безнадежно мертв.

Джентльмены, боюсь, что я не смогу объяснить свои последующие действия. Я и сам их не понимаю. Я пережил смертельную схватку с маньяком. Она все не уходила у меня из головы. Мои мысли заволокла пелена. Меня словно подталкивала какая-то сила, настаивавшая на том, что мое имя не должно быть запятнано, и эту смерть следует представить самоубийством.

В тот момент мне на глаза попалась книга в синей обложке. Я помнил, что несколько дней назад я читал ее – в ней были стихи. Я вырвал нужную страницу, перешел в комнату мисс Бейли, напечатал признание и должен был поставить подпись. После недолгих поисков в комнате мистера Шарвана я нашел погашенные чеки и дрожащей рукой скопировал его подпись. Вернувшись в комнату миссис Бейли, я положил записку на стол и вышел из комнаты, заперев ее за собой при помощи мастер-ключа – его я всегда носил с собой. Я хотел выйти во двор, найти пистолет и положить его рядом с телом до того, как о трагедии станет известно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Почему я этого не сделал? У меня нет ответа. В течение последующих часов у меня должно было быть много возможностей довести начатое до конца. Если бы я вышел прогуляться по двору, ни у кого не появилось бы вопросов. Но я не выходил во двор. Нет. Вместо этого я пошел на кухню, нашел нож, перерезал телефонный провод и выбросил нож во двор. Думаю, эти действия многое говорят о моей адекватности, вернее, об отсутствии таковой. Не было никаких причин перерезать телефонный провод. А в воскресное утро не было никаких причин звонить самому известному криминалисту западного побережья и приглашать ее в Меривезер.