Штабс-капитан Круглов - Глеб Исаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваше благородие…, господин ротмистр. – Сергей покосился на свои заскорузлые, серые от грязи руки. – Возможно, теперь мне будет позволено как следует вымыться и поменять одежду. Простите грубость слога, завшивел уже.
– Непременно…, голубчик. Распоряжусь. Меня, кстати, Василием Степановичем звать… Прошу уж попросту, без чинопочитаний. – Жандарм глянул на торчащие в разные стороны волосы Круглова, на плохо промытую кожу лица. – А кто-же вас надоумил от гнуса глиной уберечься. Мошка сейчас страх как лютует. В получас так обработает, что и глаз не видать…
– Не знаю. – Вновь пожал плечами Сергей. – Когда в лес глубже зашел, увидел на откосе слой, ну и обмазался. Может, читал где?
А вы в студенчестве стрелковым делом увлекались? В обществе поди состояли? Наверное призы брали? – Мимоходом, как о чем-то малозначащем поинтересовался чиновник.
Господин ротмистр, Василий Степанович. – Не выдержал Сергей. – Вы ведь человек опытный, умный, много переживший. Отчего-ж другим в таком качестве, как сообразительность, отказываете? За дурачка держать изволите?
– Это как? Объяснитесь, сударь. – Дернул пышным усом Михайлов.
– Сами обмолвились, что запрос из столицы вернулся. Наверняка и про настроения мои, да и предпочтения в нем осветили. От раннего детства до самого последнего дня в качестве партикулярном… Так зачем спрашиваете, коли доподлинно ведаете, что я с оружием дел отродясь не имел.
Странное дело, щекастая физиономия жандарма порозовела. Ротмистр явно смутился проницательности собеседника. – Вот как? – Протянул он цепко взглянув на простоватое лицо бывшего студента. Отметил легкий пушок на щеках, и едва приметные юношеские ямочки. – А коль вы себя таким почитаете, скажите, отчего меня за умного человека держите? – С усмешкой произнес он, и двинул тяжелое кресло, почти касаясь им золоченого багета портрета императора.
Сергей и сам слегка удивленный вырвавшимся словам, выдержал насмешливый взгляд. У него было достаточно времени, что бы обдумать произошедшие с ним перемены. Впрочем, по здравому рассуждению он списал их на перенесенный стресс. Избежав верной смерти, он справедливо решил, что пережил второе рождение. Оттого не слишком удивился возникшей в нем рассудительности и некоторой философичности.
– Отчего? – Повторил он, – не могу сказать… Я лучше озвучу свои наблюдения, а вы уж сами скажете, мог-ли я рассудить иначе.
– Ну не томите, жду. – Ротмистр щелкнул серебряным портсигаром, вынимая папиросу. – Курить изволите?
– Итак. – Сергей решил прислушаться к голосу интуиции и приступил к изложению. – Судя по тому, как гравировка в ознаменование тридцатипятилетнего юбилея на вашем чудесном портсигаре стерта, пятый десяток вы уже с год как разменяли. Теперь о личном… Овдовели не столь давно. След от колечка на пальце еще не прошел. Однако примириться с тем еще не можете. Потому и дочку, она на супругу вашу покойную похожа, более всего почитаете. Фото ее ближе других у вас на столе. При всем том человек вы жесткий. Складки на губах выдают. Но стараетесь казаться мягче. Когда для дела требуется, и простаком показать себя не брезгуете. Но это, к слову…Теперь о другом. – Наблюдатель прищурился. – Не извольте гневаться, но не все, что скажу вам может понравится.
Ротмистр не ответил, а только махнул ладонью. – Гадайте уже…
– Служба ваша не задалась. Хотя с гвардии начинать изволили. Потому как на темляке знак виден… В пограничную стражу из гвардии перешли. Это по медалям и орденам прочесть смог.
А в жандармах недавно. Причины в том какие не могу судить, однако скорее личные. Все потому, что не в третье отделение, а в отделение к политическому сыску отношения не имеющему…
– Может достаточно? – Не выдержал оракул, заметив, как потемнело лицо слушателя.
– Хватит. – Угрюмо буркнул ротмистр. – Все правильно говоришь. Впрочем никакого секрета и нет. Все дело в зоркости. Логично. Хотя, признаюсь, не ожидал от столь юного человека этакой наблюдательности.
– Верно отметили. Служил в приграничной страже… Хунхузов гонял, контрабандистов, спиртоносов. Грозой их считался на всем Приамурском крае. …А как Мария Петровна в прошлом году умерла. На пароходе из гостей… возвращалась голубушка, а тут хунхузы. Признал кто-то в ней супругу мою. Там и порешили.
Похоронил я ее и со службы ушел. Не смог больше по закону то… – Ротмистр с некоторой досадой прикусил ус, и щелкнул пальцами. – Разбередили вы, молодой человек, рану… – Что до службы нынешней, тоже в точку… отдел мой шпионскими делами заведует… По мере сил стараюсь с этой напастью бороться.
Да вы не моргайте так. – Обратил Михайлов внимание на то, как изменилось лицо Круглова при этих словах. – Никто вас за шпиона не держит. Пустое. Японцы куда более грубо работают. Да им китайцев хватает. Они вообще себя здесь, словно у себя дома чувствуют.
– Отчего? – Сергей, чувствуя неловкость за свою невольную проницательность, поспешил увести разговор в другую плоскость.
– А кому с ними воевать? Я да еще три калеки. Вот и весь полк… – Ротмистр поперхнулся. – Послушайте, как это вам удалось? Вместо того, чтобы допрос снимать, я вам сам душу раскрываю?
– Василий Степанович…- Круглов взглянул на сидящего перед ним офицера с искренней симпатией. – Честно скажу, иной раз сам удивляюсь. Последние дни словно не я а кто-то другой… Лет на сто мудрее и опытнее. Не понимаю. Впрочем… если никаких претензий ко мне не имеется, скажите, когда я смогу продолжить путешествие к месту будущей службы?
Ротмистр придавил окурок в, покрытой глубокой патиной, исполненной в виде раскинувшего крылья орла, пепельнице. Аккуратно повернул массивную вещицу, возвращая ее на положенное место, и вдруг резко, почти без замаха швырнул ее в лицо сидящего напротив Сергея.
Увернуться от летящего в лицо снаряда оказалось весьма непросто. Однако тело отозвалось на внезапную угрозу вовсе без участия сознания. Круглов неуловимо дернул голову в сторону, и неуловимым, стремительным жестом перехватил кусок бронзы.
– Василь Степанович, неужто так на слова мои осерчал? – Позабыв от неожиданности об этикете, озадаченно спросил он, опуская орла на стол.
Ответил Михайлов не сразу. – Если б кто ранее сказал, не поверил. А теперь точно верю. Семерых – запросто. Верю…
– Хорошо, но теперь-то я свободен? – Уже с досадой поинтересовался Сергей.
А вот теперь ты юноша не торопись. – Развел губы в улыбке ротмистр. – Будет у меня к тебе, господин вольноопределяющийся, серьезный, государственный разговор…
– Не буду ходить кругами. – Ротмистр вновь щелкнул застежкой своего матерого портсигара, вынимая новую папироску. – Предлагаю вам поступить на службу. В качестве секретного сотрудника…
Заметив, как вытянулось лицо слушателя, Михайлов поднял ладонь. – Не торопитесь спешить с ответом. Лучше выслушайте… Никто не предлагает вам сударь доносить на своих товарищей. Суть в следующем. Если вы меня внимательно слушали, то могли понять, что служба, которую я возглавляю, имеет несколько иное назначение: Противодействие шпионской и разведывательной деятельности… В первую очередь со стороны японского генерального штаба.
Вы даже не представляете, насколько высока осведомленность японцев – каждый мало-мальски значительный фактор из военной жизни крепости немедленно становился их достоянием, а нередко и печатается на другой же день в японских газетах.
Существует чрезвычайно искусно функционирующая сеть японского шпионажа.
Если говорить общё, то она охватывает весь Дальний Восток. Тут все – и офицеры Генерального штаба, не брезгующие содержать публичные дома, заниматься ремеслами и исполнять лакейские и поварские обязанности у наших офицеров; и чрезвычайно полная и остроумная рекогносцировка..
– А как вам, к примеру, такой факт? – Ротмистр взмахнул листком. – В донесениях указывается даже количество мешков зерна в том или ином дворе крестьянского хозяйства. Я уже молчу о картах и схемах подступов к крепости, и многочисленных съемках всех позиций.
Полиция сбилась с ног, задерживая шпионов во время работы; кого тут только не было – и фельдшера, и китайские фокусники, и знахари, и купцы, и бродячие музыканты… Да что там… к делу привлечены даже иностранные торговые фирмы, военные и коммерческие агенты Америки, Англии и Китая, китайские и корейские купцы, содержатели китайских публичных домов, хунхузы, отдельные китайцы и корейцы.
Михайлов оборвал страстный монолог, и в раздражении ткнул зажатый в пальцах окурок в многострадальную пепельницу.
– Не думайте, что это некие откровения. О таком положении знают почти все из местных… скажем так официальных лиц. А некоторые и сами не прочь заработать на этом, и смею заверить, речь идет не о простых обывателях. Фигуры весьма и весьма высокопоставленные…